Гайджин - Олден Марк. Страница 28

Де Джонг прошел мимо ошеломленной Касуми, прицелившись в голову маленького корейца, который умывался водой из ведра. Кореец, всхлипывая и тряся головой, пятился назад. Де Джонг приказал ему остановить все двигатели. Быстро.

Когда все было сделано, де Джонг засунул вальтер за пояс и кивнул ему на трап. Кореец должен был спрятаться под ним, накрыться брезентом и молчать, если хотел жить. Как только кореец подошел к нему, де Джонг щелкнул пальцами и показал на твидовый пиджак.

— Подними и дай его мне, — сказал он.

Кореец нагнулся, а де Джонг завел свои руки за спину и начал ими быстро манипулировать. Он расстегнул левую манжету, вытащил из ножен кинжал и спрятал его в правой руке за спиной. Рукоятка кинжала была обтянута акульей кожей и имела серебряную головку, увенчанную золотой буквой "Я". Лезвие было настолько острым, что могло порезать до крови даже при легком прикосновении к нему.

Кореец поднялся на ноги и, глядя в сторону, протянул ему пиджак. Де Джонг вежливо поблагодарил его и потянулся левой рукой за пиджаком. Вдруг он схватил корейца за кисть, резко дернул его вперед, чтобы вывести из равновесия. И не успел кореец опомниться, как де Джонг оказался у него за спиной и перерезал ему горло от уха до уха. С застопоренными двигателями стрелять было глупо: выстрел могли услышать.

Он наклонился, вытер окровавленное лезвие о волосы корейца и посмотрел на Касуми. Она стояла, застыв, как статуя, лицо было сковано ужасом. Их глаза встретились. Она молчаливо молила объяснить ей, что происходит, но он ничего не ответил.

Он услышал шаги на верхней площадке металлического трапа и японские и корейские ругательства. Капитан Пукхан. Касуми взглянула на трап, потом на де Джонга, который улыбался. Действительно улыбался, а не скалил зубы.

Она тихо положила свой веер на пол, потом завела руки за шею и начала расстегивать свое дешевенькое коричневое платье. Когда пуговицы были расстегнуты, она выскользнула из платья сначала одним плечиком, затем другим, и платье упало вокруг ее ног. Под платьем она ничего не носила. Она была тоненькой, с маленькими грудками соблазнительной девочкой-женщиной. Де Джонг оторвал от нее взгляд и повернулся к корейцу, горло которого он только что перерезал. Он начал снимать с него брюки. Касуми опустилась рядом с ним на колени и начала расшнуровывать ботинки корейца. Де Джонг бросил на нее быстрый взгляд. Он увидел ее страх, но также он увидел, что она по-детски верит в него. Эта преданность была чем-то таким, за что де Джонг должен был бы ответить, если бы не смог ее уберечь.

Да, что-то в ней трогало самые глубоко запрятанные струны его души.

Оба взглянули наверх одновременно. Были слышны шаги: сначала по узкому коридору от кают команды, потом на верхней площадке трапа, ведущего в машинное отделение.

Капитан Пукхан не мог сдержать гнева. Судно остановилось. Только он мог отдать приказ «стоп машина», но он этого не делал. Во время войны гораздо умнее было сохранять движение в открытом море. Японское море пока еще оставалось относительно безопасным, но, по всей видимости, это было ненадолго, потому что американские налеты из Китая усиливались. И скоро ни одно море в Азии не будет безопасным. Пукхан также хотел, чтобы на борту Укаи все было в норме. Он не любил, когда гайджин задавал какие-то вопросы.

У англичанина была репутация очень опасного человека.

Пукхан не обретет душевное спокойствие, пока они не убьют его.

Теперь Пукхан стоял в пустом машинном отделении, а вахты нигде не было видно. Где эти собаки, которые только и делают, что позорят своего хозяина. Он крепче сжал кожаный ремень в стальных клепках и вгляделся в полумрак. Шорох рядом с трапом заставил его оглянуться.

Девушка. Обнаженная. Под трапом. Самая хорошенькая, которую прошлой ночью он отнял у экипажа и отдал полковнику, человеку, обещавшему сделать его богатым. Что тут происходит? Разве они не слышали его приказ не трогать девчонок днем? А тем более эту, которую он приберегал для полковника? Полковник обещал сделать Пукхана богатым, дав ему часть героина гайджина, и, используя свои связи с японскими оккупационными войсками в Гонконге, помочь ему в приобретении нового судна. Гораздо большего, чем эта старая посудина.

В свою очередь, он должен был сделать все от него зависящее, пока тот находился на «Укаи», что означало проследить за тем, чтобы эта маленькая шлюшка всегда находилась под рукой, когда бы он ее ни захотел. Но трудно было бы сказать, что она под рукой, если ее убьют, а это вполне может случиться, начни эти тупые обезьяны из-за нее драться. Он дорого заставит их заплатить за то, что они ею попользовались. Короткая расправа дольше помнится.

Пукхан наконец-то увидел его. Голые ноги и задница рядом с девочкой. Один из вахты ловил кайф, получал удовольствие. Пукхан облизнул губы и поднял свой кожаный ремень в клепках повыше над головой. Он на цыпочках крался к девчонке и голому мужику. Сейчас будет потеха!

Позади Пукхана из темноты выступила тень и метнулась к нему.

Де Джонг прошел по палубе, быстро поднялся по короткому трапу на мостик и вошел в рубку рулевого управления. Черт бы побрал эти низкие потолки и стиснутые пространства. Не говоря уже о вони, исходящей от немытого и вечно пьяного экипажа. Только капитан Пукхан мог окружить себя такой пьянью...

Де Джонг Теперь был снова одет в твидовый пиджак и нес с собой помятое ведро, накрытое брезентом. Он кивнул Токи, тем самым дав понять, что все пока идет по плану. Токи с русским наганом и Океса с немецким люгером держали под контролем рубку рулевого управления. Их пушки были наведены на первого помощника, рулевого и радиста. Оба якудзы заняли позицию согласно приказу де Джонга: строго внутри рубки рулевого управления около входа, чтобы никто не мог их увидеть с палубы.

Первый помощник, мрачный мускулистый кореец со сломанными зубами и узким лбом, стоял спиной к окну, выходившему на палубу. Его руки были скрещены на груди. Когда де Джонг вошел в рубку рулевого управления, он, не отрываясь, уперся в него взглядом. Де Джонг про себя определил его как бузотера. Рулевой, седой японец с сутулыми плечами, стоял за штурвалом. Это был давно со всем смирившийся алкоголик. Он не представлял абсолютно никакой опасности. Радист, маленький, с детским лицом японец, был еще подростком; он лежал лицом вниз на полу посреди рубки, головой к двери. Когда вошел де Джонг, он поднял лицо, залитое слезами, и спросил, застрелят ли его. Ответа не последовало.

Итак, только первый помощник что-то представлял из себя, и де Джонг задумался — убивать его или нет. Он решил не убивать. Ему был нужен этот ублюдок. Капитан Пукхан возлагал на него обязанности по поддержанию должного порядка среди членов экипажа, который он и поддерживал своей свирепостью. Помимо этого своего особенного умения, первый помощник был просто обыкновенным злобным орудием. Волком, рожденным уничтожать. Паруса его ума никогда не наполнялись ветром философского самосозерцания. И де Джонг подумал, что сейчас как раз подходящий момент наполнить его паруса нужным ветром.

Де Джонг поставил ведро на пол рубки и вытащил из внутреннего кармана пиджака тонкую серебряную фляжку. Он открыл ее и влил себе в рот немного бренди, но не проглотил. Он только размазал языком эту огненную жидкость по рту и посмотрел на первого помощника, который своим взглядом, как штопором, ввинчивался в глаза де Джонга. Не глядя вниз, де Джонг слегка коснулся ведра ногой, потом вдруг резко толкнул его к первому помощнику. Ведро, брезент и круглый предмет из ведра покатились по полу. Ведро с зацепившимся за него брезентом откатилось влево, а круглый предмет подкатился и ударился о ноги первого помощника. Круглый предмет оказался окровавленной головой капитана Пукхана. Рот ее был разрезан от уха до уха, и это придавало лицу отвратительную самодовольную ухмылку. Нос и уши были отрезаны. На лбу было вырезано по-японски Иуда.