Власть - Олден Марк. Страница 115

Нью-Йорк. Апрель

Поздним вечером в среду, когда прошел первый весенний ливень, ДиПалма и Джан стояли в оружейной комнате и любовались радугой, вытянувшейся над нью-йоркской гаванью. Оба были в халатах и тапочках. Джан потягивала шотландское виски с водой. ДиПалма пил травяной чай.

Некоторое время они стояли молча, потом Джан сказала:

– Прости, но у меня нет желания вернуться в Азию.

– Ты прощена.

– Кстати, о прощении. Как получилось, что Берлин теперь сможет избежать ответственности за изнасилование и убийство своей сестры?

– Компромисс. Его обвиняют в убийстве сына и отмывании наркоденег, и для этого у обвинения имеются веские доводы. Министерство юстиции любит выигрывать, впрочем, как и все мы. Ворошить прошлое – это не по их части.

Джан посмотрела на него.

– Но ведь на суде может выясниться, что он сделал с ней во время войны, не так ли?

– Не может. Об этом я и хотел с тобой поговорить. Сегодня мы заключили сделку.

– Кто «мы»?

– Я, Карекио, министерство юстиции и тайваньское правительство. Работали над ней с самого нашего возвращения, и сегодня, наконец, договорились. Конечно, сделка не из лучших, но другого просто не дано.

– У меня было чувство, что Берлин сумеет в чем-то выкрутиться.

– Ты уже знаешь, что первая сделка состояла в обмене трех покойников на трех живых людей. Тайваньцы получили своих агентов, вернее, то, что от них осталось. А также их удостоверения личности. В ответ ты, я и Тодд смогли покинуть Тайвань всей семьей.

– Эта сделка мне нравится, – сказала Джан.

– А теперь о второй. Министерство юстиции добилось того, что Чакон и Стэмм начали указывать пальцами друг на друга и заодно на Берлина. Совершенно ясно, что Берлин приказал убить своего сына. Неясно только, кто подсыпал стрихнин в бутылку. Рано или поздно, ФБР это установит. А вот дальше дело запутывается.

Джан сделала глоток виски.

– Мне не терпится услышать.

– Перед вылетом на Тайвань я попросил Карекио связаться с тайваньцами, ЦРУ, ФБР – со всеми, и сделать это за час до посадки нашего самолета.

– Умница.

– Мы сумели заставить тайванцев пойти на попятный и освободить нас, но потом они уперлись. Я хотел очистить репутацию Томаса Сервиса, чтобы люди узнали, как было все на самом деле, о Берлине и его сестре.

– И они отказали тебе в этом? ДиПалма кивнул.

– Наотрез отказались. Согласие означало бы признание ими своей вины. И на образ Чан Кай-ши упала бы тень.

Джан сказала:

– А почему бы тебе самому не заняться этим? Ты и без них смог бы реабилитировать Сервиса.

ДиПалма покачал головой.

– Это совсем другое. Я узнал, что он любил Китай. Любил сильнее, чем многие китайцы. Я хотел, чтобы его доброе имя восстановили сами китайцы. Еще я хотел, чтобы Мартину Мэки позволили спокойно лежать в могиле. Зачем я буду предавать огласке, что он брал взятки. Я ему был многим обязан.

Он взглянул на Джан.

– Он умер плохой смертью.

– Я знаю, – сказала она. – Я слышала, его подставил какой-то педик.

– Верно. За все приходится платить. Китайцы согласились изменить материалы по делу Сервиса. Официально он больше не убийца. Официально он – невинная жертва социалистического заговора, о чем тайваньское правительство официально сожалеет и радо исправить все, насколько это возможно. Теперь репутация Сервиса будет чистой.

– А Мэки?

ДиПалма сказал:

– Тайваньцы используют свое влияние на гонконгскую полицию, чтобы держать в тайне сведения о его личной жизни. То же самое касается денег, которые он когда-либо брал. Его репутация тоже останется чистой.

– Значит, ты своего добился?

– Я уже сказал, чтобы получать, мне приходилось давать. В ответ я обещал тайваньцам не касаться дела Берлина и его сестры. Вот такая история.

Он посмотрел в окно.

– Тодд и Бенджи показали мне, что такое настоящая преданность. В наши дни это слово потеряло свой первоначальный смысл. Но эти двое ребят... Каждый раз, когда я думаю о них, у меня мурашки идут по телу. Они меня многому научили.

– Ну, Мэки – я еще понимаю, – сказала Джан. – Но Том Сервис, ему-то ты чем обязан?

– Я познакомился с его жизнью. Читал письма семье, китайским и американским друзьям, приятелям-миссионерам, в газеты. Я нашел некоторых старых китайцев, которые до сих пор помнят его. Их семейная юридическая фирма имеет архив, и я знаю, что думали о нем его приятели и близкие. Миссионеры тоже имели свои архивы. Том Сервис был замечательным человеком. Кому-то нужно было встать и сказать, что жизнь его не прошла даром.

Джан, на глаза которой навернулись слезы, поцеловала его в щеку.

– Я люблю тебя. И сегодня я поняла почему.

Он нахмурился.

– Что случилось?

ДиПалма указал вниз.

– Посмотри туда. Это не...

– Боже, ты прав. Это Тодд. О Господи, у него в руке чемодан. Куда он собрался?

– Я не знаю.

– Фрэнк?

Он услышал тревогу в ее голосе и быстро повернулся. Она указывала на пустое место на стене справа. Одного меча не было. ДиПалма посмотрел на стену.

– Исчез тот, которым Тодд убил Черного Генерала, – он выглянул в окно. – Чемодан говорит о том, что на этот раз он ушел навсегда. Боже, как бы я хотел ошибиться. Я люблю этого парня. Боже, он смотрит сюда, словно прощается с нами.

ДиПалма попытался открыть окно, но оно не поддалось. Он крикнул имя мальчика. Мальчик отвернулся и исчез в сгущающихся сумерках.

Джан прошептала:

– Он сделал все, что должен, был сделать здесь. Для него здесь все кончено. Его карма завершена, я думаю, – она прижалась лицом к груди ДиПалмы и зарыдала. – Бедный ребенок. Бедный ребенок.

Некоторое время они молчали. Наконец ДиПалма сказал:

– Если его карма завершилась, для чего тогда он взял меч?