Машина-Орфей - Олдридж Рэй. Страница 34

Воцарилось молчание. Она поочередно поднимала и рассматривала квадратики с воспоминаниями Руиза.

Ему становилось не по себе.

– Я ничего из этого не понимаю. Почему ты так стараешься вникнуть во все это? Если я чудовище, дай мне то, что требуется для уничтожения Родериго и натрави меня на них. Зачем все это… все эти разговоры? Препарирование?

– Ну, с одной стороны, ты мне интересен, – ответила она. – К виртуальному депозиту редко приходят чужие люди. По крайней мере, такие люди, которых мы можем принять у себя в гостях. Неужели ты не дашь мне поблажки и не поговоришь со мной? Кроме того, разве в последнее время ты не почувствовал, как гаснет в тебе целеустремленность, уменьшается эффективность твоих действий? Может быть, разговор, обсуждение всего этого может помочь.

– Возможно, – неохотно согласился он.

Она подняла квадратик, и он увидел на нем деревенский дом, где он родился рабом. Было ранее утро, как раз только что рассвело, и свет зари розовым отблеском ложился на старые камни.

– Расскажи мне про это, – сказала она таким страшно нежным и ласковым голосом, что он почувствовал, как слезы воспоминаний застилают ему глаза.

Лиил была куда более дотошна, чем любой уловитель умов, даже Накер-Учитель. Она переворачивала камни его памяти, и ей, казалось, не становилось противно или страшно от тех неприглядных вещей, которые прятались под этими камнями от света. Она заставила его вспомнить свое детство раба, юность, когда он был прислужником-рабом впавшему в маразм аристократу, его карьеру в качестве вольнонаемного освободителя – его немногие и пустые победы, его предательства и разочарования в немногих друзьях. Когда он заключил свой первый контракт с Лигой Искусств и вспомнил эту сделку, Лиил была только озадачена. Она время от времени задавала какие-то вопросы, но по большей части просто слушала его краткие и резкие рассказы.

Когда Лиил увидела его воспоминания о пустой планете, где он жил в одиночестве столько лет, она с огромным и искренним удовольствием словно прошлась с ним вместе по тем садам, которые он там развел.

– Если ты выживешь и сумеешь убежать с Суука… ты туда вернешься? – спросила она немного печально, словно ей самой хотелось туда.

– Может быть, – сказал он. Сама мысль об этом казалась несбыточной, словно сказка.

– И я бы на твоем месте вернулась, – сказала она. – Мне так нравится выращивать цветы, а здесь я никак не могу забыть, что это только игра и что цветы здесь не зависят от воды, почвы и солнца, только от моего собственного воспоминания о том, какими бывают настоящие цветы. Это отнимает столько прелести у них… Хотя все равно они очень красивы.

Ему стало любопытно.

– Скажи мне, ты всегда выглядела так, как сейчас?

– Именно так, с тех самых пор, как я пришла в Компендий, – ответила она.

– Ты никогда не пыталась что-либо в себе поправить или улучшить? – спросил он, отводя взгляд.

– А именно? – в ее голосе появились кислые нотки.

– Не знаю, – пробормотал он. – Цвет волос? Нос, может быть… чуть меньше, чуть больше?.. Ну, что-нибудь.

– Мой нос? – она хихикнула и посмотрела вниз.

Она обтянула тонкую ткань своего платья на грудках, так что ясно обозначились выпуклости и напряженные соски.

– Что, слишком маленькие? А разве тебе не кажется, что они хорошенькие?

– Я так и считал, – ответил он, сжав на коленях руки.

– Извини, – сказала она, посерьезнев. – Можно продолжать? Даже если тебе не становится легче от нашего разговора, все равно я заворожена тобой. Ты знаешь, когда Компендий был еще живым, я была специалистом по человеческой приспосабливаемости.

– Правда? – это вдруг заставило его почувствовать себя не в своей тарелке, словно она смотрела на него как на грибок, который был специально выведен, чтобы процветать на крови и горечи.

– Правда, – ответила она и подняла квадратик, на котором виднелся тот самый генч, который поставил ему сеть смерти по заданию Лиги. – Отвратительное существо, – сказала она.

Она отложила этот квадратик и уставилась на другой.

– А тут несчастная Аулисс Монсипор, которая, скорее всего, до сих пор видит тебя в снах в своей стерильной комнатке со светом, теплом и свежим воздухом, высоко вверху в темноте над Фараоном.

Она похлопала его по руке.

– Мне так легко поставить себя на ее место… Когда я так делаю, мне очень легко представить себе, что она до сих пор думает о тебе, как о прекрасном принце из далекой страны, который когда-нибудь придет и спасет ее от скучной и серой судьбы. Даже если ты так невежливо покинул платформу, даже не сказав «до свидания».

– Она рабовладелица. Для своего удовольствия она покупала детей и совершенно не желала думать, что она делает. – Руиз вспомнил тот гнев и омерзение, которые он почувствовал той ночью на платформе – это показалось ему такими давнишними воспоминаниями…

– Ну что же, она была неглубоким человеком – женщиной своего времени и культуры. Твое праведное возмущение весьма неуместно – и это еще мягко сказано, – но в тоне Лиил слышалось скорее веселье, чем злобная насмешка. – Позволь мне спросить у тебя: почему ты не осуждаешь свою Низу за то, что она тоже держала рабов?

Он покачал головой: ему раньше это как-то не приходило в голову.

– Мне кажется, я знаю ответ на этот вопрос. Низа из другой эпохи и культуры, поэтому тебе легче извинить ее. Аулисс была из пангалактики, как и ты, поэтому ты не можешь ей простить, что она не смогла разделить твою чуткость и тонкость восприятия в подобных вещах.

– Может быть, – ответил Руиз.

– Ну что же, тогда я могу найти оправдания и тебе. В конце концов, и ты родом не из моего времени и не из моей культуры, – сказала Лиил. Глаза ее весело заискрились, и Руиз вынужден был ответить ей такой же улыбкой.

Она продолжала показывать ему квадратики с каменистой поверхностью Фараона. Трагедия пьесы в Биддеруме, казармы «Черной Слезы», глупая попытка убежать, его дни с Низой в апартаментах Кореаны – все это снова прошло перед его глазами.

– Она такая красивая, Руиз, – сказала Лиил, изучая квадратик с изображением Низы в одном из ее сверкающих платьев, которое она изобрела, чтобы провести время.

– Она ведь ничего не делала со своим телом, никаких модификаций? Да? Просто родилась такой красавицей… какая радость.

– Да, – ответил Руиз, глядя во все глаза на изображение фараонской принцессы нежными любящими глазами. Он чувствовал острый прилив безнадежной тоски. Неужели она никогда больше не посмотрит на него вот так, как на этой картинке? Он покачал головой, чтобы изгнать из нее такие глупые мысли.

Лиил несколько раз согнула и разогнула квадратик, и Низа растаяла. На ее месте возникло изображение Кореаны, такой, какой он ее запомнил, когда они садились в воздушную лодку и отправлялись в Моревейник.

– Тоже очень красивая, – сказала Лиил. – Но на нее далеко не так приятно смотреть.

Руиз глубоко вздохнул.

– Она, по всей вероятности, мертва, и я за это благодарен судьбе. Очень опасная женщина.

Лиил искоса посмотрела на него.

– Я понимаю так, что и Желтый Лист весьма хороша собой в жестком родериганском стиле. Как так получилось, что у тебя столько сложных отношений в жизни с прекрасными женщинами?

– Ты так говоришь, словно это очень скверно, – сказал Руиз с кривой усмешкой. В этот миг сама Лиил была очень красива.

– Ну… когда я просматриваю твои воспоминания, я вижу, какие катастрофы следуют за твоими встречами с такими женщинами. Хотя, впрочем, тут может и не быть никакой связи.

– Злая судьба, – сказал Руиз. – Но и свои прелести в этом тоже есть.

– Так я и поняла, – ответила Лиил. Она смотрела на последний квадратик. Долго она смотрела на него, потом, наглядевшись, передала Руизу, чтобы он тоже смог увидеть, что на нем запечатлено.

Это была та самая ночь на барже, барже Глубокого Сердца, когда он и Низа занимались любовью на верхней палубе. Ее темная головка была откинута, волосы темным облаком закрывали на фото звезды на небе. Ее белые груди покачивались, когда она двигала своими точеными плечами…