Забавы Палача - О'Рейли Виктор. Страница 75

Бунт Руди начался с того, что он отказался от вашей системы ценностей. Первые импульсы он получил от своей матери, которая, как мне сказали, предпочитала более либеральное и гуманное общество.

— У нас с ней были одинаковые взгляды, — устало заметил фон Граффенлауб, — но мне приходилось иметь дело с реальным миром, а Клер, благодаря моим деньгам, могла грезить об идеальном обществе. Мне надо было драться, заниматься неприятными вещами, идти на компромисс с самим собой, потому что мир устроен именно так, а не иначе. Я имел дело с фактами, а не с фантазиями.

— Допустим, что все было именно так, — сказал Фицдуэйн, — но проблему осложнили несколько факторов. Прежде всего Руди был исключительно умен, энергичен и чувствителен — типичный одаренный ребенок. И он не только бунтовал в душе, ему хотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее. И тогда он сделал следующий шаг: стал доискиваться, чем занимаетесь вы, рыться в ваших бумагах и так далее. Искал и нашел — он обнаружил папочкин интерес к “Вейбону”. И “Вейбон” поразил его воображение.

— Он не разобрался в том, что нашел, — возразил фон Граффенлауб. — “Вейбон” — очень мощная организация, и ее деятельность легальна. Ему удалось обнаружить кое-какие отклонения от основной деятельности, и я как раз собирался навести порядок. Но вместо того чтобы понять, что это моя оплошность, он решил, что я продажен до мозга костей. Он не желал слушать никаких объяснений.

— Нельзя требовать рационального подхода к таким вещам от подростка, — ответил Фицдуэйн, — да и сейчас вы говорите не всю правду о деятельности “Вейбона”, но не будем об этом. Я ведь хочу поговорить о Руди, а не о транснациональной корпорации, которая занимается нечистыми делами.

Фон Граффенлауб поморщился, но промолчал. Ему вспомнилось время, когда он был таким же идеалистом, как Клер, но позже ему так часто приходилось идти на компромиссы и сделки, всегда для большей пользы, а это неизбежно вело к девальвации его первоначальных духовных ценностей.

Фицдуэйн продолжал:

— Теперь обратимся к моменту, когда Руда! сжег украденные бумаги и к смерти Клер. Со смертью матери Руди утратил сдерживающее его начало, и бунт его приобрел иной характер. В своем несчастье он обвинял вас, общество, весь мир и уверовал, что изменить существующий порядок вещей можно только путем экстремизма. Но он хотел не только этого, он жаждал возмездия, а для этого ему нужна была помощь. Он сблизился с “Союзом борцов-анархистов” и другими экстремистскими организациями. Последние же не утруждают себя разговорами о неэффективности старой демократической системы. Они смотрят в корень: существующая швейцарская система должна быть уничтожена, и только путем насилия.

Я не знаю, насколько тесно Руди был связан с СБА, но думаю, что теснее, чем считает его сестра. Я полагаю, его держали в резерве. Он был слишком ценным, учитывая ваше положение, чтобы его могли задействовать в обычных операциях, но со временем, скорее всего, он вышел бы на передовую линию.

Однако полиции удалось добраться до СБА и других террористических организаций, и Руди оказался перед выбором: ему нужна была структура, в рамках которой он мог реализоваться, но его прежние наставники или сидели в тюрьме, или скрывались, или их уже не было в живых. И в этот момент на сцене появляется Эрика, без сомнения, после определенной подготовки. Руди — бунтующий, запутавшийся сексуально активный молодой человек, который хочет отомстить своему отцу и подорвать устои общества. Ваша жена Эрика — и это вам не понравится — богатая, скучающая, аморальная и ненасытная в сексуальном отношении женщина, привыкшая, что любые ее прихоти исполняются. Она постоянно ищет новые приключения, удовольствия. Кроме того, мы подозреваем, что она связана с очень опасным человеком, которого мы называем Палачом.

— Вы уверены в этом?

— Уверен ли я в том, что ваша жена — богатая, скучающая, аморальная и ненасытная дама? Да, уверен. Берн — маленький город, и я беседовал со многими людьми. Уверен ли я в том, что она связана с Палачом? Нет, у меня нет доказательств. Есть лишь догадки, которые позволяют думать подобным образом.

— Продолжайте, пожалуйста, — тихо произнес фон Граффенлауб.

— Следующее событие носило сексуальный характер, — сказал Фицдуэйн. — Как мне удалось выяснить, это случилось во время обычного семейного отдыха в Ленке. Участниками его были Эрика, Руди, Врени, их друг Феликс и, я думаю, Палач. Обольщение, оргия, серия оргий — мне не известны детали, но они и не столь существенны, если не считать того, что вы должны знать, что ваша жена спала с вашим сыном. Кроме того, он спал с одним, а может, и с несколькими мужчинами. Я не знаю, был ли он гомосексуалистом от природы или это тоже часть его бунта, но гомосексуальность была ему присуща, и аутопсия подтвердила это. А что касается Эрики, то это была весьма приятная месть.

— Оскар, наверное, догадывался о случившемся, — заметил фон Граффенлауб. — Он попытался поговорить со мной, но был очень растерян и разговора не получилось. Я не понял, о чем он собирался мне рассказать. То, о чем вы рассказали — это… это дикость.

— Бедный Оскар, — возразил Фицдуэйн, — поставьте себя на его место. Он наверняка что-то подозревал, но у него не было доказательств. И как он мог рассказать вам о происшедшем, не огорчив вас? А вы бы поверили ему, если бы он все-таки осмелился вам кое-что рассказать?

— Нет, — сказал фон Граффенлауб, — конечно нет. У него не было доказательств.

— А теперь Оскар мертв.

— И Феликс Крейн тоже, — мрачно вставил фон Граффенлауб. — Что происходит? Есть ли пределы у этого сумасшествия? Чего добивается этот Палач?

— Чтобы понять, чего добивается Палач, необходимо думать в иной системе измерений, — сказал Фицдуэйн. — Мы полагаем, что сейчас он заметает следы, хотя нам неизвестно, почему он это делает. Он ведет себя непоследовательно. Можно объяснить это тем, что ему необходимо устранить тех, кто может опознать его, но в то же самое время он переходит границы. Его поведение можно охарактеризовать как комбинацию холодного расчета и чрезвычайной самонадеянности. Последнее качество отличает и его команду. Она идет на невероятный риск, чтобы достичь цели. Ясно, что все они больше опасаются гнева Палача, чем нашего возмездия. Хотя, если учесть то, что нам известно о Палаче, они по-своему правы.

— В одном мы уверены: если ты оказался на пути Палача, ты в зоне повышенной опасности, поэтому мы рекомендуем вам принять меры для охраны членов вашей семьи, особенно детей. Как вы поступите с Эрикой, решайте сами. Только не говорите ей ничего лишнего. Ее забавы могут носить не только сексуальный характер. Она может увлекаться и насилием.

— У моего понимания есть пределы, — сказал фон Граффенлауб, — когда вы позвонили мне из Ленка, я распорядился об охране всех членов моей семьи, в том числе и жены. Может, она и распутная женщина, но она не убийца.

Фицдуэйн промолчал. Он взглянул на фон Граффенлауба.

— Подумайте о ваших детях, и подумайте как следует. Вам еще никогда не грозила столь серьезная опасность. Риск здесь неуместен — ведь речь идет о ваших близких — плоти и крови.

Фон Граффенлауб беспомощно пожал плечами:

— Что я могу сделать? Конечно, я подумаю над тем, что вы мне сказали, но… я не могу, не могу отказаться от жены.

— Полицейские также будут охранять вашу семью, — сказал Фицдуэйн, — но у нас недостаточно доказательств, и к тому же они не смогут охранять каждого.

— Вы уже говорили с моей женой? — вопрос фон Граффенлауба прозвучал полуутвердительно.

— А она вам ничего не рассказала?

— Она сказала, что вы поужинали вместе после вернисажа, — ответил фон Граффенлауб. — Вот и все.

— Гм, — произнес Фицдуэйн, чувствуя себя не в своей тарелке при упоминании о том вечере. Он взял себя в руки. — Собственно говоря, мы беседовали несколько раз, и недавно она была допрошена в официальном порядке сержантом Ра-уфманом. Она очаровательная, немного циничная женщина. Она все отрицает, и кажется, что ситуация ее забавляет. Ведет себя она очень естественно.