Брошенная в бездну - Орхан Кемаль. Страница 39

— Когда же, дочь моя, ты осчастливишь нашу скромную обитель?

Нериман сделала вид, будто не поняла, что имеет в виду старуха.

— Клянусь аллахом, ханым-эфенди, у меня масса дел… Но если выдастся свободный денёк, я непременно к вам загляну. Нанесу, так сказать, ответный визит.

— Ответный визит? Я тебя жду насовсем, дитя моё! Ведь вы с Мазхаром теперь не чужие? Зачем же вам жить врозь?

— Клянусь аллахом, ханым-эфенди, дома я совсем не такая весёлая женщина, как вам кажется. У меня довольно властный характер — люблю, чтобы всё было по-моему. Если я соглашусь жить семейной жизнью, то лишь так, как это будет угодно мне…

— Ну и живи, доченька!

— Но всё это может доставить вам серьёзное беспокойство…

— Какое там беспокойство? Это будет твой дом, живи, как сама желаешь. Моё дело молитвы, я ведь женщина набожная!..

— Но погодите, я ещё не сказала вам о том, что, пожалуй, является самым главным: до недавнего времени я служила в баре. И ушла оттуда, уступив настоянию Мазхара. Но вы ведь знаете этот город, здесь люди просто фанатики! Смогут ли они примириться с моим прошлым?

— Я в толк не возьму, — притворно недоумевала Хаджер-ханым, — о чём это ты?

— Как бы вам проще объяснить? По мнению многих, «девица из бара» значит дурная женщина. Что вы на это скажете?

Хаджер-ханым была застигнута врасплох и ломала голову, как бы получше выкрутиться.

— Помилуй аллах, дитя моё, помилуй аллах, дочь моя! Но ведь я-то не думаю так о тебе!

— Думаете вы обо мне так или не думаете, не имеет значения, ханым-эфенди. Но я хочу предупредить, что все начнут вас сторониться. Поэтому речь идёт не обо мне, а о вас…

Хаджер-ханым предпочла ничего не ответить. Что, однако, следовало понимать под этими словами? Выходит, девица из бара ни во что не ставит её мнение? «Ишь, как нос задрала! Ни уважения, ни почтительности! Думает, если смогла прибрать к рукам Мазхара, так это уж и всё?.. Э, нет, голубушка! Тебе особенно не на что надеяться! Люди никогда не забудут, что ты девица из бара!» Настроение у Хаджер-ханым совсем испортилось. Сердце словно придавила тяжёлая гиря.

Она поднялась. Ей даже не предложили кофе, не угостили сигаретой.

— Ну, — обратилась она к Халдуну, — дитя моё, собирайся. Пойдём домой.

Мальчик взглянул на Нериман, как бы ища защиты. Она кивнула и сказала:

— Не смею вас больше задерживать, а Халдуна вечером отведёт секретарь.

Хаджер-ханым чуть не бегом кинулась вниз по лестнице. Хлопнув наружной дверью и выбравшись наконец на улицу, она дала волю своему гневу.

«Бесстыжая грубиянка! Гнусная, подлая баба! — бранилась Хаджер-ханым. — Корчит из себя невесть кого. А кто она на самом деле? Шлюха! Только такое ничтожество, как мой сын, мог подобрать эту уличную девку! И ещё почитает её больше родной матери, пёс паршивый!»

Хаджер-ханым села в свободный фаэтон и приказала кучеру везти её к дому начальника финансового отдела. Здесь, как назло, было полно гостей: мать прокурора, мать председателя суда по особо тяжким преступлениям, жена и дочери судебного исполнителя, жена нотариуса. Когда Хаджер-ханым открыла дверь гостиной, на ней не было лица. Никто никогда не видел её такой. Дамы стали наперебой расспрашивать Хаджер-ханым, что же случилось. Та начала было говорить, но слёзы хлынули у неё из глаз, и она разрыдалась. Мать и жена прокурора, да и все остальные, кроме разве лишь матери начальника финансового отдела, в глубине души радовалась. «Так ей и надо за бедняжку Назан!» Однако гости скрывали свои чувства и всячески выражали Хаджер-ханым участие. Она даже не заметила, как выболтала всё, что с ней произошло.

— Ничего не поделаешь, дорогая. Надо набраться терпения и смириться с судьбой, — советовала одна.

— Да сохранит вас аллах от худших бед! — говорила другая.

— Бывает и похуже, тётушка! — успокаивала третья…

Молчала лишь хозяйка дома. Но, после того как ушли гости и они остались вдвоём с Хаджер-ханым, она более не сдерживала своего недовольства всей этой историей.

— Угораздило же тебя пойти на поклон к этой шлюхе! Ты допустила большую ошибку, Хаджер!

— Почему?

— Она ещё спрашивает! Ведь ты, праведница, унизилась перед этой девкой! Да как же было ей не задрать нос?

— Пожалуй…

— И зачем тебе вздумалось рассказывать всё это людям?

Хаджер-ханым только сейчас сообразила, что наговорила лишнего. Ведь здесь присутствовали члены семьи прокурора, которые были целиком на стороне Назан. Хотя и эти дамы охали и ахали, услыхав, как оскорбила её девица из бара, но про себя наверняка думали: «Так ей и надо!»

— Ты права, сестрица, права! Но я была так расстроена, что не могла совладать с собой…

— Разве ты не знаешь, какие они насмешницы и сплетницы?

Хаджер-ханым знала, очень хорошо знала! Но слово — не воробей…

— Что же мне теперь делать?

— Прежде всего возьми себя в руки и перестань жаловаться на судьбу. А с этой девицей из бара тебе придётся вести себя так, словно ничего не произошло. Нельзя восстанавливать её против себя.

По дороге домой Хаджер-ханым думала: может, просто снять комнату в каком-нибудь подвале и укрыться от всего? Нет-нет, только не это! Чего она только не натерпелась, пока вырастила сына! А теперь, когда пришло ей время пожать плоды своих трудов, на голову свалилась такая беда!.. Неужели так начертал ей аллах? Почему пришелец с гор должен прогнать того, кто вырастил сад в долине?..

Мазхар совсем редко показывался дома. Заглянет среди дня, постоит в дверях, спросит, принёс ли секретарь покупки с базара, и уйдёт.

Со всех сторон до неё доходили слухи, что сын готовится сейчас к очень сложному процессу. По словам людей, противник сильный — денег не жалеет. И Мазхару уже предлагали. Да не тысячи, не десятки тысяч, а сотни тысяч лир! Но он и слышать не хочет.

— Разве можно отказываться от таких денег? — упрекнула его как-то Хаджер-ханым. — Рехнулся ты, что ли?

— Нечего соваться не в свои дела! — возмутился Мазхар. — Это тебя совсем не касается!

— Так ведь можно заработать сотни тысяч… — заикнулась было Хаджер-ханым.

— А ты без них голодаешь, раздета, разута?! — закричал Мазхар.

— Да нет, слава аллаху. Но у тебя же есть сын, дитя моё!

— Я уж как-нибудь сам позабочусь о его будущем! — отрезал он и ушёл.

Мазхара глубоко возмутил этот разговор. И без того он был вне себя. Корыстолюбие окружающих не знало границ. Деньги были кумиром, заменявшим людям совесть и честь. Чувство долга, человеческое достоинство не ставились ни во что! Готовность бороться против всего косного, что должна смести революция [19], почиталась за глупость. К чему эта борьба? Ведь вполне можно притворяться приверженцем новых веяний, даже революционером, а втихомолку обделывать свои делишки…

Мазхар ненавидел эту двойную игру. Либо ты революционер, либо нет. А если революционер — твой долг бороться с пережитками не жалея сил. И никакие миллионы не могут тебя свернуть с правильного пути.

Мазхар ни на шаг не отступал от своих убеждений и поклялся довести до конца волновавший всех процесс о наследстве, даже если бы ему угрожала гибель. Его неподкупность поражала не только мать. Диву давались не только окружающие, не только противная сторона, но даже наследники, чьи интересы он должен был отстаивать в суде.

Нериман была в курсе событий и гордилась любимым человеком. Но в последнее время она стала опасаться за его жизнь.

— Не бойся, любимая, — грустно улыбался Мазхар. — Ничего со мной не сделают. Пусть только тронут, революция переломает им хребет… Впрочем, победа нашей революции нуждается в жертвах, я в это свято верю. К этому надо быть готовым. Ничего не поделаешь!

Нериман не покидали мрачные мысли. По ночам она видела кошмарные сны. Однажды ей приснилось, что люди, подкупленные противниками Мазхара, схватили его на безлюдной улице и стали рвать на части. Она закричала и проснулась в холодном поту.