Брошенная в бездну - Орхан Кемаль. Страница 49
Нериман вовсе не собиралась брать служанку себе в сообщницы. Особенно после того, как она попалась со своими колдовскими штучками. Но было противно, что Наджие на каждом шагу старается наябедничать на Хаджер-ханым.
Конечно, виновата свекровь! Не далее как вчера Нериман накрыла её в тот самый момент, когда она вышла из комнаты для омовения и начала потихоньку кропить чем-то в углах. Нериман и виду не подала, что заметила. Она и мужу ничего не сказала. Но как ей всё это надоело!
В общем до поры до времени всё оставалось как есть. Однако над Хаджер-ханым уже собирались тучи.
Ничего не подозревая, она опять стояла под окном спальни, пытаясь разглядеть, что там происходит.
«Почему сын вернулся? — размышляла Хаджер-ханым. — И даже на жену не взглянул! Может, началось действие амулетов? Вполне возможно! Мать начальника финансового отдела слов на ветер не бросает — достала целых три амулета, и все заговорённые».
Кто-то кашлянул за её спиной. Она обернулась. У кухонной двери стояла Наджие. Хаджер-ханым отпрянула от окна и попыталась изобразить на лице улыбку. Но служанка была с нею холодна.
— Ума не приложу, почему сегодня Мазхар так быстро возвратился? — непонятно к кому обращаясь, сказала Хаджер-ханым.
— Откуда мне знать? — резко бросила Наджие.
— Надо бы выяснить…
— Так зашли бы и спросили.
— Послушай, Наджие, он мой сын! Девять месяцев носила я его под сердцем…
— А разве другие носят по восемь? — съязвила Наджие.
— Ну, ты уж переходишь все границы…
— Да что я плохого сказала?
— Советую тебе быть повежливее. До сего дня я ещё мать адвоката Мазхар-бея!
— Знаю, ну и что из того?
— Ты обязана оказывать мне такой же почёт, как и молодой хозяйке.
— Молодая хозяйка вовсе и не требует почёта!
— А я требую!
Наджие презрительно рассмеялась:
— Если сумеете добиться, будет и вам почёт.
И она ушла на кухню. Хаджер-ханым даже похолодела. Раньше она устроила бы скандал, но теперь времена изменились. Лучше всего было проглотить обиду и промолчать.
Она отправилась к себе. Проходя мимо гостиной, Хаджер-ханым увидела внука, игравшего на ковре.
— Халдун, дитятко моё! Пойдём ко мне, я что-то тебе скажу.
Бросив игрушки, Халдун пошёл за ней в кладовку.
— Послушай, дитя моё, — притворно ласково начала Хаджер-ханым, прикрыв дверь, — ты не знаешь, чем так расстроен папа?
— Нет.
— Так ты узнай.
— А как?
— Пойди в спальню.
— А мне можно туда?
— Да ведь он твой отец.
— Мне не велят входить без спроса. Как я пойду, ведь меня не зовут.
— Я куплю тебе вот такую плитку шоколада!
— А я его теперь не люблю.
— Ну хорошо, тогда игрушку!
— Милая мама и Милая тётя купили мне много игрушек!
Кровь бросилась Хаджер-ханым в лицо. Схватить бы этого маленького паршивца за шиворот да треснуть как следует!
— Пошёл вон отсюда, змеёныш! — закричала она и хотела было хлопнуть дверью, но вовремя спохватилась и рухнула на тахту. Кто она теперь в этом доме? — негодовала Хаджер-ханым, кусая губы. Какая-то жалкая приживалка! Подумать только, никто не считается с ней. Даже ребёнок — от горшка два вершка — и тот… Сын просто молится на девицу из бара, по струнке у неё ходит. Она всех прибрала к рукам! Расфуфырится в пух и прах и крутит по целым дням граммофон, танцует с этой размазнёй — женой адвоката, как его там, Нихата, что ли! Да чуть не по два раза в неделю приглашает в дом целую толпу гостей. Ей бы всё веселиться, а денежки-то сына текут… Пригрел какого-то грошового чиновника и делит с ним хлеб пополам… Нет, больше этого выносить нельзя. Если подведёт амулет, она знает, что ей делать: подыскать себе комнатку и бежать отсюда.
Неожиданно до неё долетел гневный голос Мазхара. Он не говорил, а кричал. Хаджер-ханым выбежала и приникла ухом к дверям спальни. В глазах её мелькнула тень надежды — кажется, между ними началась ссора? Но тут в переднюю вошла Наджие, и старуха быстро отскочила от двери.
Причиной гнева Мазхара был амулет, который он случайно обнаружил, просунув руку между подушкой и матрацем. Это была последняя капля. И без того он был до крайности возбуждён известием о несчастье, постигшем Назан. Схватив амулет, Мазхар закричал: «Теперь она получит то, что заслужила!» И хотел было бежать к матери, но Нериман не пустила его.
— Не делай этого, ради аллаха, не делай! Позора не оберёшься, пойдут сплетни.
Мазхар не желал ничего слушать:
— Плевать мне на сплетни! Пусти меня! — Он пытался оттолкнуть жену, преградившую ему дорогу, но Нериман спокойно сказала:
— Подожди, не торопись, надо узнать, действительно ли это сделала мать.
— Кроме неё, некому. Она занимается всей этой дрянью, она и подложила. Пусти, я должен с ней объясниться.
Нериман взяла амулет из рук мужа и сказала как можно спокойнее:
— Кто теряет разум с утра пораньше, тот к вечеру совсем глупеет! Перестань горячиться, и я тебе покажу ещё кое-что.
Мазхар бессильно опустил руки, но никак не мог успокоиться и весь дрожал. Какой ещё ждёт его сюрприз?
Нериман открыла сундук и протянула ему на ладони два точно таких же амулета.
У Мазхара глаза полезли на лоб.
— Это ещё что такое?
— Как видишь, амулеты.
— Откуда они взялись?
— Один был в сундуке, а другой я обнаружила в уборной. Все три собственноручно принесла в дом твоя мать. Сначала она подговаривала на это Наджие, но та мне всё рассказала. Я тогда очень расстроилась. Да и как было не расстраиваться!
Мазхар был в отчаянии: так позорить его перед людьми! Он готов был проклинать судьбу, которая сделала его сыном такой женщины.
— А потом, — продолжала Нериман, — она кропила каким-то шербетом стены нашей спальни.
— Как это «кропила шербетом»?
— Понятия не имею! Хикмет-ханым говорит, что это заговорённый шербет — какой-то шербет отчуждения!
— Хикмет-ханым знает об этом?
— К сожалению. Она всё видела своими глазами.
— Ну, как хочешь, Нериман, а этому пора положить конец…
— Что же ты намерен предпринять?
— Швырнуть ей в лицо эти амулеты… и пусть убирается из моего дома!
— А тебе не стыдно? Ведь она всё-таки твоя мать. Кто у неё есть, кроме тебя?
— Всё равно, пусть подыщет себе комнату и убирается! Я буду выплачивать ей на содержание определённую сумму.
— Но если ты уж непременно хочешь так сделать, то разреши заняться этим мне.
— Как же ты намерена действовать?
— Сделай вид, будто ничего не знаешь. Это единственное, о чём я прошу. А когда мать скажет тебе, что решила жить отдельно, не возражай.
— Ну что ж, пусть так…
Нериман не спешила.
Стамбульские газеты читал не один Мазхар. И хотя ни он, ни Нериман никому не говорили о беде, постигшей Назан, слух о её аресте распространился с молниеносной быстротой. Повсюду только и говорили об этом.
Мазхар перестал ходить в контору, не показывался в суде и с помощью своего друга Нихата перенёс на полтора-два месяца слушание всех подготовленных дел. По целым дням слонялся он по дому, погруженный в тяжёлые думы. И чем больше думал, тем желтее становилось его осунувшееся лицо.
Больше других его угнетала мысль о Халдуне. Сейчас малыш ни о чём не ведает, занят своими игрушками и вполне счастлив. Но ведь когда-нибудь он подрастёт, поумнеет и захочет узнать о судьбе своей матери. А люди скажут мальчишке, что он сын «дурной женщины». Какая страшная тень ляжет на всю его жизнь! Сколько ему предстоит вынести унижений! Постоянно будет он ощущать какую-то вину перед обществом, сознавая в то же время, что ни в чём не виновен.
Мазхар вновь и вновь перебирал в голове возможные последствия трагедии Назан и каждый раз приходил к выводу, что единственным виновником всего случившегося является он.
Однажды, будучи не в силах более выдержать эту пытку, он сказал своему другу: