Брошенная в бездну - Орхан Кемаль. Страница 51
— Но ведь ты ему мать! Как же он мог так легко согласиться? Да человеку с его положением просто не подобает, чтобы мать жила отдельно! Неужели он не понимает?
— Кто его знает!
— Ну, если бы мой сын позволил какой-то девице из бара стать хозяйкой, клянусь аллахом, я устроила бы им такую жизнь, что вся эта блажь быстро вылетела бы у него из головы! На первом месте — мать! А что такое невестка? Тьфу!
Хаджер-ханым вполне разделяла эти взгляды.
— Что же ты намерена предпринять? — спросила огорчённо приятельница, прекрасно понимая, что, если уж Хаджер-ханым решила покинуть дом, не устроив грандиозного скандала, значит, на то были веские причины.
— Ничего! Найду комнату и буду там жить, — пожала плечами Хаджер-ханым.
— А ты уже что-нибудь присмотрела?
— Пока ещё нет, но думаю, это будет нетрудно. Попрошу гарсона Рызу-эфенди, мужа нашей служанки Наджие, помочь мне…
На следующий день Хаджер-ханым разыскала Рызу в кофейне, неподалёку от бара. Он, как обычно в свободное время, резался с дружками в карты. Рыза прикинулся изумлённым, хотя накануне вечером жена рассказала ему об истории с колдовством.
— Ах-ах-ах! Значит, в этом деле замешана и моя Наджие?
— Замешана, Рыза-эфенди, замешана! Я бы на твоём месте ни дня не стала жить с такой женщиной. Не обижайся, но жена совсем тебе не пара!
— Вы правы, целиком правы, ханым-эфенди!
— Неужели для тебя не найдётся подходящей женщины? Чего ты держишься за это сокровище, если аллах даже не дал вам детей?
— Об этом и говорить нечего! Сколько денег я перевёл, чтобы она хоть одного родила! Но что поделаешь, бесплодна, совсем бесплодна!.. К тому же у всякой порядочной жены должно быть немного мяса на костях. А моя суха как палка!.. Вот так-то, старшая сестра…
— Старшая сестра? — поморщилась Хаджер-ханым.
— Простите, пожалуйста, мою неловкость, но как правильно назвать вас, и не знаю. Не могу же я просто сказать «Хаджер».
— А почему бы нет? Ведь мы почти одного возраста. Разница каких-нибудь два года, не больше! И не по годам, а по сердцу судить надо. А сердце-то у меня молодое!
— Вы правы, годы не имеют значения! Важно, чтобы женщина была женщиной.
— Ещё бы! Если уж ты зовёшься женщиной, так имей хоть то, что тебе положено! И следи за собой. Тогда никто и не даст тебе твоих лет. Вот я, например. Мне никто не даёт больше сорока пяти.
«Ну и загнула», — подумал Рыза, а вслух сказал:
— Конечно, больше и не дашь!
— Когда я осталась вдовой, многие предлагали мне руку и сердце. А что бы я от этого имела? Заботы, беспокойство, горе? Больше ничего! Вот я всем и отказывала. Жизнь человека так коротка! Глупо прозябать, ведь живём-то на свете один раз! Я и сейчас думаю, для чего мне терпеть — от сына, от невестки, даже от внука! Чтоб им пусто было!
Хаджер-ханым сделала паузу и сказала:
— У меня к тебе просьба.
— Всегда к вашим услугам, ханым-эфенди, — подобострастно отозвался Рыза.
— Подыщи-ка мне квартирку где-нибудь в спокойном месте, подальше от нашего дома. Чтобы было две комнаты с кухней да ещё комнатка для омовения.
— Вы хотите жить отдельно от сына! — с деланным изумлением воскликнул Рыза. И тут же вспомнил, что совсем недавно один местный чиновник, получивший назначение в другой город, поручил хозяину кофейни сдать внаём свой небольшой домик.
Если ещё не подвернулся съёмщик, этот домик очень подошёл бы. Он стоял на самой окраине города, неподалёку от бара, в котором служил Рыза. Позади домика имелся маленький садик с калиткой, выходившей в тупик. Сюда можно было приходить совершенно незаметно для соседей. Да и что это за люди? Какие-то бедняки, укладывавшиеся спать ещё засветло…
— Есть у меня на примете один домик. Если он ещё свободен, я вам сообщу. Две комнаты, кухня, вода — всё имеется.
— А комната для омовения?
— Вот этого не знаю. Если вам будет угодно, сходим и посмотрим.
«Куй железо, пока горячо», — подумала Хаджер-ханым.
— А далеко это отсюда?
— Не очень. Но ведь можно взять фаэтон.
Через несколько минут она уже осматривала домик. Ого, есть даже потайная дверь в сад, а там калитка… Хаджер-ханым улыбнулась.
— Смотри, ведь калитка-то выходит в тупик. Хозяин, видно, был не промах!
— Ну, конечно. Может, понадобится впустить или выпустить кого-нибудь незаметно для людских глаз.
— Браво, Рыза!
— Парадная дверь открыта для всех, а чёрный ход — для избранных…
Хаджер-ханым хихикнула и погрозила ему пальцем:
— Я тебе покажу, озорник!
— Разве я не прав?..
— В общем дом мне подходит.
— А что скажете насчёт арендной платы? Сколько вы рассчитываете дать?
— Ну это не так важно, столкуемся с хозяином. А уж тебя я отблагодарю!
— Меня? За что же?
— Вот тебе и раз! Бросил все дела, поехал со мной…
— Подумаешь, какой-нибудь час! Разве это труд? Да я с превеликой радостью готов вам служить. Ежели желаете, хоть завтра помогу вам перебраться. А как устроитесь, разок загляну к вам, угостите чашкой крепкого кофе, и мы в расчёте.
— Разок? — обиженно протянула Хаджер-ханым. — Я-то думала, кто-кто, а Рыза меня не забудет. Легко ли, и днём, и ночью — всё одной…
По телу Рызы пробежал приятный холодок. Он посмотрел на Хаджер оценивающим взглядом. Она была ещё совсем неплоха.
— Так позволите навещать вас почаще?
— Не позволите, а позволишь, Рыза.
— А через какую прикажешь дверь, Хаджер, через парадную или с чёрного хода?
— Через какую тебе будет удобнее. Но только с одним условием… Никто не должен об этом знать, кроме нас с тобой и всевышнего.
— Никто не узнает, — проговорил Рыза дрогнувшим голосом и, припав к руке Хаджер-ханым, стал покрывать её поцелуями. Она блаженно закрыла глаза. Рыза попытался заключить Хаджер-ханым в объятия, но она остановила его:
— Какой нетерпеливый! Дай перебраться…
17
Мазхар стоял в гостиной у окна, задумчиво глядя вслед удалявшейся арбе. Что ни говори, а от него уезжала мать — увозили её вещи. Придётся ли им когда-нибудь опять жить под одной крышей? Да, многое невозможно предвидеть, хотя нам известны определенные закономерности явлений. Как сложен мир! Всё рождается из глубин неведомого, растёт, взаимно переплетается и распадается, чтобы вновь возникнуть в чём-то ином. Бесконечно это движение, не имеющее ни начала, ни конца…
— О чём задумался? — услыхал он голос жены и почувствовал прикосновение её руки к своим волосам.
Собравшись с мыслями, Мазхар вспомнил:
— Один западный философ сказал: жизнь постепенно приобщает нас к смерти. Мы пришли и уходим, жить — значит умирать.
— Всё это так, но не хочешь ли выпить рюмочку?
— Коньяку? Пожалуй!
Он снова задумался, и это было естественно. Хотя мать отделилась от них по собственной вине, — сколь бы плохой она ни была, добропорядочный сын не мог не испытывать горечи от всего этого, особенно такой впечатлительный и тонкий человек, как Мазхар.
Подойдя к буфету, Нериман столкнулась с Наджие, старательно стиравшей тряпкой пыль. Служанка заискивающе улыбнулась.
— Слава аллаху, — шепнула она, — словно гора с плеч свалилась.
— Отчего же? — спросила Нериман, хотя отлично понимала, что хочет сказать служанка.
— Оттого, что старушенция укатила.
Нериман рассердилась:
— Старушенция! Какая ты грубиянка, право! Запомни, Хаджер-ханым — мать адвоката Мазхар-бея, и никто не имеет права обращаться с ней непочтительно!
Наджие поняла, что снова попала впросак, и молча ускользнула. Видно, ей так никогда и не удастся угодить хозяйке…
— Пора проучить эту негодницу-служанку, Мазхар, — сказала Нериман, подавая ему рюмку. — Совсем забываться стала. Только что обозвала Хаджер-ханым старушенцией…
— Мать сама во всём виновата, — отвлекаясь от своих мыслей о Назан, проговорил Мазхар. — Никогда не знала, да и сейчас понятия не имеет, что такое человеческое достоинство. При чём же тут Наджие?