Ангел в доме - О'Риордан Кейт. Страница 27

– Честно говоря, сам толком не знаю, почему захотел показать вам именно это, – извиняющимся тоном объяснил он. И впрямь – почему? В музее полно экспонатов, более интересных со всех точек зрения. Более важных. Более древних. Если уж на то пошло, то лучше было показать ей Констебля или Рафаэля, а не эту, ничем не примечательную картину.

– О… – Анжела оцепенела перед портретом неизвестной дамы.

Роберт понял, что не ошибся. Более того, он понял почему. И как это раньше не замечал? В глаза бросается.

Треугольное женское лицо. Матово-белая кожа, мечтательный дымчатый взор, легкий изгиб тонкой шей и густые ресницы под стрелами бровей. Сколько раз, сколько раз на этом самом месте он любовался красотой модели и восхищался совершенством кисти? И еще завидовал мастерству художника, которому удалось проникнуть в сущность женщины, чье безупречное тело жило в этом мире, а блуждающая на губах улыбка предназначалась другому, таинственному.

Взгляд Роберта метался от Анжелы к незнакомке. Незнакомке? Может, он все-таки был с ней знаком?

– Это же… – Анжела запнулась.

– Совершенство? – подсказал Роберт. Анжела кивнула:

– Да. Вы только посмотрите, какие ресницы. Как ему удалось их нарисовать?

– Не знаю. Тем более в этой технике. Мелкие детали для пастели – сущая головная боль.

– Так вот что это такое. Пастель.

Роберт молил бога, чтобы интерес Анжелы к искусству не иссяк еще минимум лет сто. Возможно, ему тогда хватило бы времени налюбоваться ее лицом.

– Наверное, она похожа на вашу жену? – Анжела вновь повернулась к картине.

– Жену? Я не женат.

– Значит, разведены?

– Да нет, я и не был женат.

– Понятно.

– Что? Что вам понятно?

– Так, ничего. – Она вздохнула и улыбнулась ему. – Еще раз спасибо.

У Роберта поплыло перед глазами. Он был сражен, ошарашен, сбит с ног этой улыбкой. Мглистая пелена его жизни рассеялась. Прочь сомнения и колебания, да здравствует ясное будущее. Будущее, что стоит перед ним. Ангел. Настоящий, живой ангел. Что нужно сделать, чтобы ее заслужить? Первый шаг – нет, гигантский скачок – в нужном направлении уже сделан: он разрешил себе поверить, что добьется ее. Роберт впитывал в себя ее улыбку, чувствуя, что ничтожное сердце, которое он готов был вырвать ради нее из груди, вот-вот лопнет от эмоций. Рука сама собой потянулась к заманчивой ямочке.

– Анжела… Я так мечтаю вас нарисовать. Соглашайтесь.

– Нарисовать? Меня? – Она отшатнулась. Предложи он ей перепихнуться по-быстрому прямо здесь, на музейном полу, шок, пожалуй, был бы меньшим. Идиот. Без предупреждения, без подготовки – хочу нарисовать, и все тут. До чего же бестактно прозвучала для нее эта просьба. Показал картину – и прошу стать моей моделью. Полный идиот. А если у нее кто-то есть? Свой, так сказать, ангел-хранитель, который в эту самую минуту ждет ее возвращения? Правда, до сих пор она ни о чем таком не заводила речь… и что с того?

– Простите, – сказал Роберт. – Я поторопился, верно? Не знаю, что на меня нашло. Я уже давно забросил рисование. Да у вас и времени наверняка не нашлось бы, даже если вы и свободны… Я имею в виду… у вас кто-нибудь есть?

Улыбка исчезла. Солнце скрылось за грозовой тучей, и не в его силах было вернуть живительный свет, но и прикусить язык тоже было не в его силах.

– Не думаю, что вы свободны. Наверное, с кем-то связаны. Наверняка…

– Связана?..

– Обещанием. Встречаетесь. Помолвлены?

– А. Д-да. В каком-то смысле. Можно и так сказать.

Конец истории. Шагай, Роберт, по проторенной дорожке, в тумане, как и прежде. Она не для тебя. Ангел, но чужой. И никогда не будет твоим. Лучшее, что ты можешь сделать, – прямо сейчас попрощаться и уползти в свою убогую берлогу. Кредит исчерпан, премьеры не будет. Вот и славно. Считай, тебе здорово повезло. Все возможности остались при тебе, а страданий она уже не доставит. Гип-гип-ура! Прощай, Анжела.

Он открыл рот, чтобы произнести последнюю фразу вслух.

– Анжела, позвольте мне все же нарисовать вас.

Ни в трапезной, ни в комнате отдыха Стива не было. В одном углу комнаты отдыха несколько человек сражались в лудо, остальные прилипли к телевизору. Анжелу всякий раз удивляла детская вера ее подопечных в реальность происходящего на экране. Они цапались и вместе страдали над перипетиями мыльных опер, защищая каждый своего любимого героя так, будто тот был по меньшей мере кузеном. Да что там сериалы – их и от рекламных роликов за уши не оттянешь. Вот и сейчас на ее вопрос о Стиве ни один не отреагировал; ни один и не подумал оторвать взгляд от рекламного красавчика, предлагающего «умопомрачительный диван абсолютно бесплатно, в рассрочку на четыре года», и длинноногой блондинки, приплясывающей на заднем плане.

– Кто-нибудь видел Стива? – спросила Анжела. Гигант-шотландец, неожиданно трезвый, выделывал кренделя ногами. Восторг и изумление:

– Ну твою мать. Задарма всучают. У них, видать, денег хоть жопой ешь.

– Я спрашиваю, видел кто-нибудь Стива? – повторила Анжела.

– Токо куда ж его сунешь. – Шотландец не отрывал глаз от экрана.

Анжела вздохнула и вышла из комнаты. В душе ее зрела догадка о том, где искать Стива, но признаваться в том не хотелось даже самой себе.

В глубине коридора Мэри Маргарет схлестнулась с экс-доктором Джорджем.

– Давай чайник. Немедленно – отдай – мне – эту – штуку. – Она попыталась выдернуть чайник у Джорджа, вцепившегося в любимую вещь мертвой хваткой. Тот был на грани истерики.

– Нечестивая женщина! – прогудел Джордж, но руки разжал.

Никто в приюте не мог устоять против матери-настоятельницы. Миг спустя за ней захлопнулась дверь кабинета, и Анжела, набравшись храбрости, осторожно стукнула по деревянной панели.

– Что? – громыхнуло изнутри.

С премерзким ощущением мелкой рыбешки, оказавшейся вблизи акулы, Анжела ступила через порог. Подождала, пока Мэри Маргарет что-то доцарапает на листке и поднимет глаза. Не дотрагиваясь до сигареты, торчащей из угла рта, та затянулась и глянула на Анжелу сквозь клубы белесого дыма:

– Ну?

– Вчера вечером я снова была в Музее Виктории и Альберта…

– Я погляжу, ты все никак по музеям не находишься. Ладно. Дальше-то что?

– Ну… Дело в том…

– Выкладывай свою хренотень и проваливай. Анжела как следует рассмотрела свои ботинки.

Набрала полную грудь воздуха. Скрестила пальцы за спиной. С красными пятнами на щеках поделать ничего не смогла. Открыла рот и как в бездну прыгнула:

– Я подумала, нельзя ли мне ненадолго отлучаться по воскресеньям.

Ее полет в бездну остановила вскинутая рука Мэри Маргарет. Молчание, что последовало за этим жестом, можно было увидеть. И потрогать.

– По воскресеньям, значит? Хм-м. И как только это мне самой в голову не пришло? Мудро, мудро. В монахини собралась, да? Но воскресенья тебе отдай? Что ж, ладно. Получи. А на что, позвольте полюбопытствовать, тебе понадобились выходные дни?

– Понимаете… в музее по воскресеньям проводятся занятия по живописи. Точнее, лекции по истории живописи. Мне бы хотелось послушать. Если вы, конечно, не против. А по утрам я буду здесь и все-все сделаю.

Мэри Маргарет откинулась на спинку кресла, пару раз затянулась и выпустила струйку дыма с другой стороны рта. Анжела ждала, переминаясь с ноги на ногу и не смея встретиться с ней взглядом.

– Так-так. – Матушка глубокомысленно прикрыла один глаз. – Лекции. По истории. Искусства. Угу. Потянуло, значит, ни с того ни с сего. Стоишь ты, значит, в музее – и вдруг – бац! – как обухом по голове, верно? Объявление насчет лекций где висело, на доске у входа? И что ж там, милочка, значилось? «Если по воскресеньям вы подыхаете от безделья – приходите к нам, мы вас займем историей искусства»? Что-то вроде этого, сестра? Угу. Ясно.

– Я всю жизнь об этом мечтала. С детства, – жалко сказала Анжела.

– Интересно, до или после того, как размечталась стать монахиней? Полагаю, после. В таком случае тебе, может быть, следует отказаться от первой мечты и заделаться Леонардо да Винчи? Анжела – да – Винчи. Неплохо.