Ангел в доме - О'Риордан Кейт. Страница 60
– Сестра Кармел! Разболтайте четыре… нет, пять снотворных порошков в чашке крепкого кофе и стойте у входа на кухню, подальше от двери трапезной.
– А мне что делать, матушка? – жалобно спросила Анжела.
Мэри Маргарет послала ей уничтожающий взгляд. Время и место, однако, не располагали к разборкам. Настоятельница расколотила стул об пол и ножкой заперла двери трапезной.
– Пусть посидит. Другую дверь охраняет Кармел со снотворным. Я буду встречать полицию. А вы, сестра, стойте здесь на страже. Не говорите ни слова, просто приглядывайте, ясно? Ни слова. До него сейчас ничего не дойдет. Крикните, если прорвется.
Анжела кивнула. За несколько секунд все разбежались, и она осталась одна – следить в окошко над дверью трапезной за Стивом, этим сгустком страдания, живой болью в человеческом обличье. Она виновата, только она. Это она все испортила. От долгого душераздирающего вопля у Анжелы перевернулось сердце. Она оглянулась: коридор пуст. Нужно что-то делать, должен же быть какой-то способ исправить то, что она натворила. Анжела до крови закусила нижнюю губу. Набрала побольше воздуха в легкие, еще раз осмотрела коридор, выдернула самодельный запор из дверных ручек и скользнула в трапезную. Зубы и колени отбивали ритм не хуже африканского тамтама.
Он заметил ее не сразу. Анжела сделала несколько мелких, осторожных шагов, пришептывая потихоньку, прицыкивая, пришикивая, как делала это с дядей Майки в самые худшие моменты, как уже не раз поступала и со Стивом. Раньше помогало. Увидев ее, он замер. Анжела остановилась в паре ярдов от Стива. Ш-ш-ш-ш.
– Сука! – взревел Стив, ворочая белыми пятнами вместо глаз. И Анжела поняла, что совершила большую ошибку; возможно, последнюю в жизни.
Бежать было поздно. Он догонит ее в один прыжок. Остается одно – держаться до последнего. Анжела вцепилась в единственный уцелевший стул. Будет хоть чем прикрыться в крайнем случае.
– Ты врала, что она в безопасности! Врала, что мы сможем поговорить. Нет ее! Нет! Нигде нет! Лживая сука! – Стив напружинился, изготовившись прыгнуть. От страха у Анжелы закружилась голова. В руке Стива блеснуло лезвие.
– Стив. – Анжела сглотнула. Только бы не показать, что боится, только бы не выдать своего страха. – Стив, милый. Ты напрасно так волнуешься. Николя уже ищут. Пока мы с тобой поговорим, ее найдут.
– Не найдут.
– Ну-ну. Откуда тебе знать?
– Знаю, – прорычал он, распоров ножом джинсы на бедре. Ткань потемнела от крови. – Вчера я ее упустил. После того, как ты там побывала, – добавил он свистящим шепотом. – А ты знала, чем она занимается. Знала – и не остановила. Даже не попыталась.
– Не знала, Стив. Правда, не знала!
– Сука. Еще одна лживая сука. Все вы одинаковые.
Он надвигался на нее зловеще скользящим шагом. Анжела до боли в пальцах цеплялась за спинку стула; из стянутого ужасом горла вместо слов рвались невразумительные мольбы.
– Стив, нет… не нужно…
Но он уже поймал шею Анжелы в железный капкан. Согнул руку в локте, усиливая нажим. Анжела захрипела, перед глазами замельтешили звезды. Солнечный луч, упав на острие ножа, рассыпался фейерверком искр. Сознание покидало ее. Колени подогнулись. Пальцы, сжимавшие стул, слабели. Брызжа слюной, Стив шептал ей на ухо снова и снова, что больше ей не придется врать. Не удастся. С отрезанным языком еще никому не удавалось.
Бонни протопала по ступеням и выразительно вздернула брови, оглядываясь в поисках Анжелы. Роберт не шелохнулся. Так и сидел, скрючившись в кресле напротив портрета. Заранее нужно было придумать историю для Бонни. Не потребовалось. Бонни все поняла, едва увидела сгорбленную спину сына.
– Так.
– Да. Так. – Он поболтал кисточками в масле. – Портрет готов. Все кончено.
– Не вернется?
– Нет.
– Решение обоюдное? – Она облила его презрением. – Как обычно.
– Не начинай, Бонни. Мне не до того.
– Ну конечно. – Слова жалили, как осы. – Уразумела, сынок. Не подошла тебе девочка, верно? Оказалась недостойна высоких принципов малыша Робби.
– Как ни странно, в точку, – процедил он и поднялся. Зевнул. Потянулся. Пусть видит, что ему все равно. – Даже ты поразилась бы, если бы узнала… – Он снова зевнул.
– Выкладывай.
– Не стоит. Главное, все кончено… что бы под этим «все» ни подразумевалось. Ничего, собственно, и не было. А портрет удался, согласна? Пожалуй, выставлю в Королевской Академии, так что время, в конце концов, не зря потрачено.
– Ну, времени-то у тебя теперь будет предостаточно, трать – не хочу.
– Точно. Мое время. Хочу – и трачу.
– И жизнь твоя.
Молчание. Бонни определенно играла не по правилам. Роберт был слегка разочарован, он готовился столкнуться с матерью лбами в хорошей схватке. Где ее едкие речи? Где дотошный список всех его былых любовных провалов? Дотошный и до того длинный, что в конце его Роберт волей-неволей ощущал себя легкомысленной скотиной. Возможно, все еще впереди.
– Ты уже ел, сынок?
– Что?
– Еда. Знаешь, такая штука – сверху в нас попадает, снизу вылезает. Припоминаешь?
– Не хочу.
– Не хочешь? А я помираю с голоду. Ты бы свой холодильник получше загружал.
– Не могу есть.
– Спагетти. Обожаю спагетти. С соусом чили. И пармезаном тертым сверху хорошо бы, если у меня еще остался. – Она металась по кухне, швыряла на стол пачки, бутылки, грохала дверцей холодильника. – Робби, обязательно купи спагетти. Пусть для меня лежат, на всякий случай. Вдруг надумаешь еще портреты писать по воскресеньям. Других девочек, я имею в виду.
Вот теперь Роберт оскорбился.
– Портретов не будет. Других девочек, я имею в виду. Ни по воскресеньям, ни в прочие дни недели.
– Не будет? – Она крутила головой, оглядывая разложенные на столе запасы. – Слушай, так как насчет спагетти?
– Нет, – отрезал Роберт.
Он снял портрет с мольберта, сунул под мышку и направился к выходу. У ступенек остановился – на тот случай, если Бонни все-таки прорвет. Хоть бы слово враждебное услышать. Но Бонни лишь улыбнулась и помахала рукой.
– Нечего расстраиваться, – сказал Роберт. – Ушла и ушла. Забудь.
– А кто расстраивается?
Он еще подождал, но Бонни даже взгляда не оторвала от кастрюли с макаронами. От обиды он так хлопнул дверью, что та снова распахнулась. Стук двери сопровождал бегство Роберта по сходням.
И что она за человек? Могла бы посочувствовать, но, похоже, неприятности сына ей до лампочки.
Вж-ж-ж-ик!
Мэри Маргарет еще раз замахнулась ножкой от стола и ударила Стива по голове. Он упал – без единого звука, плавно, как падает на сцене в обморок девица на выданье. Расставив мощные ноги, скособочив губы, мать-настоятельница вращала ножку стола с такой скоростью, что напоминала вертолетную лопасть, в полной готовности валить Стива с ног столько раз, сколько потребуется. Но он был недвижим. И без сознания.
Анжела, держась за шею, хватала ртом воздух. Язык, казалось, навечно застрял в глотке, куда она его запихнула, подальше от оружия Стива. В бешеном желании отрезать ей язык или хотя бы изуродовать, Стив не услышал шагов Мэри Маргарет, не заметил яростного взмаха орудия. Демонический блеск в глазах настоятельницы потух, и она села рядом с распростертым на полу безжизненным телом. Нащупала пульс, проверила дыхание, осмотрела разбитый висок. Кивнула удовлетворенно – жить будет – и только потом обратила внимание на задыхающуюся Анжелу:
– Копы уже едут. Свяжи ему руки.
– Чем? – Анжела огляделась по сторонам.
– Хоть своим гребаным языком! – рявкнула Мэри Маргарет.
Она поднялась и отряхнулась, потерла ладони. Словно ничего и не случилось. Для нее, впрочем, так оно и было. День как день. Клиент как клиент. Такой же безумный, как и все остальные. Появилась сестра Кармел – с чашкой кофе. Мэри Маргарет и Анжела разом протянули руки, но Кармел опустилась на колени и приподняла голову Стива.