Тайная битва сверхдержав - Орлов Александр. Страница 95
Но морская блокада в условиях, когда на Кубу шли десятки советских судов, тоже рискованна. Какова будет реакция СССР на задержку и обыск (или досмотр) его судов? Возможны и контрдействия Советского Союза в Европе, в частности в германском вопросе. Окончательного решения тогда принято не было. Но с каждым днем появлялись новые доказательства.
На поступавших фотодокументах явственно просматривались контуры стартовых позиций — то ли 16-ти, то ли 32-х (если они спарены). Имевшиеся сведения, весьма неточные, дополнялись сообщениями американского агента в СССР Олега Пеньковского. Он информировал Вашингтон о том, что не менее 50 МБР, не считая ракет средней дальности на Кубе, находятся в боевой готовности на территории Советского Союза. (На самом деле в СССР было боеготовых 20 ракетных комплексов Р-16 и 6 ракет Р-7) {448}.
В этой сложной и чреватой самыми серьезными последствиями обстановке президент Кеннеди решил пригласить на беседу советского посла А. Громыко. Аудиенция состоялась 18 октября. Вот как об этом вспоминал А. Громыко:
«В целом беседа в политическом отношении была напряженной. Мы, конечно, не стучали кулаками по столу. Необходимая корректность соблюдалась.
Большая часть времени оказалась отведенной для обсуждения других важных международных проблем. Кубинский вопрос в беседе я поставил по своей инициативе и изложил президенту позицию СССР, подчеркнув, что безудержная антикубинская кампания, которую ведет американская сторона, ее попытки блокировать торговлю Кубы с другими государствами, призывы к прямой агрессии против этой страны могут привести к тяжелым последствиям для всего человечества.
В свою очередь Кеннеди сказал:
— Нынешний режим на Кубе не подходит США, и было бы лучше, если бы там существовало другое правительство.
Заявление звучало остро. Я обратил внимание на то, что он вовсе не искал каких-то выражений, которые могли бы как-то сгладить то впечатление, которое произвела резкая формулировка в адрес новой Кубы.
Тогда я задал вопрос:
— А, собственно, на каком основании американское руководство считает, что кубинцы должны решать свои внутренние дела не по собственному усмотрению, а по усмотрению Вашингтона? Куба принадлежит кубинскому народу, и ни США, ни какая-либо другая держава не имеют права вмешиваться в ее внутренние дела. Всякие заявления, которые мы слышим от президента и других официальных лиц, в том смысле, что Куба будто бы представляет угрозу для безопасности США, необоснованны. Достаточно лишь сравнить размеры и ресурсы этих двух стран — гиганта и малютки, как станет очевидной вся беспочвенность обвинений по адресу Кубы.
Сославшись на позицию Кубы, которая не раз заявляла, что никому не намерена навязывать свои порядки и что она твердо стоит за невмешательство государств во внутренние дела друг друга, стремится путем переговоров урегулировать с правительством США все спорные вопросы, я отметил:
— Решение подавляющего большинства международных проблем является результатом переговоров между государствами.
Американскому президенту тем самым ясно давалось понять, что если у США есть какие-либо претензии к Кубе или Советскому Союзу, то их необходимо разрешить мирными средствами.
В то же время от имени советского руководства я заявил Кеннеди:
— В условиях, когда США предпринимают враждебные действия против Кубы, а заодно и против государств, которые поддерживают с ней добрые отношения, уважают ее независимость и оказывают ей в трудный для нее час помощь, Советский Союз не будет играть роль стороннего наблюдателя. СССР — великая держава, и он не будет просто зрителем, когда возникает угроза развязывания большой войны в связи ли с вопросом о Кубе или в связи с положением в каком-либо другом районе мира.
— У моей администрации, — утверждал в ответ Кеннеди, — нет планов нападения на Кубу, и Советский Союз может исходить из того, что никакой угрозы Кубе не существует.
Тогда я сослался на агрессивную акцию против Кубы на Плая-Хирон.
— Ведь это США ее организовали, — сказал я. — Это продукт их политики.
— Действия в районе Плая-Хирон были ошибкой, — признал президент. — Я сдерживаю те круги, которые являются сторонниками вторжения, и стремлюсь не допустить действий, которые привели бы к войне. Не отрицаю, — сказал он далее, — что кубинский вопрос стал действительно серьезным. Неизвестно, чем все это может кончиться.
Он стал пространно рассуждать о размещаемом на Кубе советском «наступательном оружии». Слово «ракеты» он не употреблял. Не могу объяснить, почему так поступил президент. Но тем самым он в какой-то мере облегчил мое положение. Мне тоже не представлялось необходимым говорить прямо о ракетах».
Во время этой беседы у Кеннеди в столе лежали фотографии стартовых площадок советских ракет. Но он не стал их показывать Министру иностранных дел СССР, хотя тот (не зная об этом факте) был готов к ответу. Далее президент сказал, что советское наступательное оружие, размещенное на Кубе, представляет собой угрозу для Соединенных Штатов. Он объявил послу, что США устанавливают морскую блокаду вокруг Кубы. Громыко возразил:
«Советский Союз настоятельно призывает правительство США и лично президента не допускать каких-либо шагов, несовместимых с интересами мира и разрядки, с принципами Устава ООН… Советская помощь Кубе направлена исключительно на укрепление ее обороноспособности и развитие мирной экономики. Обучение советскими специалистами кубинцев обращению с оружием, предназначенным для обороны, никак не может расцениваться в качестве угрозы для кого бы то ни было. СССР откликнулся на призыв Кубы о помощи потому, что этот призыв преследует цель устранить нависшую над ней опасность… Советский Союз доставил на Кубу небольшое количество ракет оборонительного характера. Никому и никогда они не будут угрожать» {449}.
В конце беседы Кеннеди изложил позицию США:
«Во-первых, — сказал он, — США не имеют в виду и не будут предпринимать вооруженное вторжение на Кубу. Во-вторых, я официально заявляю, что акция на Плая-Хирон представляла собой ошибку. В-третьих, советское „наступательное оружие“, конечно, должно быть с Кубы удалено. С учетом всего этого соответствующие вопросы могут быть урегулированы» {450}.
Хотя Кеннеди достаточно четко изложил позицию своего правительства, немедленной реакции из Москвы на его доводы не последовало. Хрущев все еще надеялся протянуть время, с тем чтобы советские ракеты на Кубе были приведены в боевую готовность, и тогда начать переговоры с Вашингтоном, выдвинув свои условия.
Советские дипломаты в США оказались в сложном положении. Большинство из них, включая недавно назначенного посла А. Ф. Добрынина, просто ничего не знали об операции «Анадырь». Тем временем в американских газетах появились снимки советских ракет на Кубе, но советские дипломаты были вынуждены отрицать, отвергать и даже опровергать подобного рода публикации, «доказывая» американцам, что это совсем не ракеты или совсем не на Кубе, что это фальсификация и провокация.
Отрицание завоза советских ракет на Кубу, когда секрет операции «Анадырь» был уже во многом раскрыт, означало потерю доверия к нашим представителям со стороны американцев, что, в свою очередь, наносило нашей стране немалый государственный ущерб.
На одном из заседаний Совета Безопасности сотрудники представителя США при ООН Эдлая Стивенсона принесли в зал и расставили щиты с разоблачительными фотографиями. Э. Стивенсон спрашивал советского представителя В. А. Зорина: «Г-н посол, скажите, есть ли на Кубе советские ракеты среднего и промежуточного радиуса действия, скажите, не дожидаясь перевода: да или нет?» Зорин отвечал: «Я не в американском суде, г-н Стивенсон».
В советских газетах в те дни писали: «В. А. Зорин разоблачил извлеченные из кучи всякого хлама сотрудниками государственного департамента США утверждения о так называемом „установлении советских ракетных баз“ на Кубе» {451}.