Тайная битва сверхдержав - Орлов Александр. Страница 92

Выступая с докладом на XXII съезде КПСС в октябре 1961 года, Хрущев заявил, что «в обстановке обострения международного положения» советское правительство «вынуждено было приостановить сокращение вооруженных сил, запланированное на 1961 год, увеличить расходы на оборону, отсрочить увольнение в запас солдат и матросов, возобновить испытания новых, более мощных видов оружия» {431}. Как раз в 1961 году, как уже говорилось, СССР после трехлетнего перерыва возобновил ядерные испытания на Новой Земле: проведены были пуски ракет стратегического назначения с ядерными зарядами.

Обострение отношений между сверхдержавами, провал венской встречи между Хрущевым и Кеннеди, после которой Хрущев усилил политико-пропагандистский нажим на США, а Кеннеди, восприняв декларации Хрущева как реальную угрозу и готовность СССР пойти на глобальную войну, привели обоих лидеров к решительным действиям. США стали форсированным темпом размещать ракеты средней дальности «Тор» и «Юпитер» в ряде европейских стран (Англия, Италия, Турция). Это серьезно изменяло соотношение ракетно-ядерных стратегических сил между противостоящими блоками.

Дислокация ракет «Тор» и «Юпитер» (дальность — 3500 км) на базах Европы давала Вашингтону ряд преимуществ в случае всеобщей ядерной войны. До развертывания американских ракет средней дальности в Европе США и СССР, имея межконтинентальные ракеты на своих территориях, находились в равном положении (время полета МБР до территории противника — 30 минут, время предупреждения о пуске ракет — 15 минут). Это означало, что произойдет встречный удар, поскольку каждая из сторон, в случае, если она подвергнется ракетному нападению, имела возможность запустить свои ракеты по объектам противника до того, как его ракеты достигнут назначенных объектов. Действовал принцип: «умри ты первым, а я вторым».

Теперь же, с появлением ракет «Тор» и «Юпитер» в Европе, положение менялось. Американские ракеты, стартуя из Англии, Италии, Турции, могли поразить цели на территории СССР и стран Варшавского Договора за 10—12 минут, т.е. до того, как их могли бы обнаружить радиотехнические системы этих стран. Таким образом, увеличивался фактор внезапности. Кроме того, поражая избранные на территории противника объекты с меньших расстояний, американцы могли поразить их с большей точностью. И наконец, рассредоточив свои силы первого удара по территориям нескольких стран, США имели возможность отвлечь часть советских ракет ответного удара на европейские страны, где находились их ракеты средней дальности, и уменьшить потери для США.

Для СССР, против которого были нацелены ракеты «Тор» и «Юпитер», этот вид оружия представлял стратегическую угрозу. Американцы изменили баланс сил первого удара в свою пользу. Нужны были ответные адекватные меры. Но какие? Удары по Аляске с советской территории не решали проблему. Морские ракетные атомные подводные лодки СССР еще не были готовы к вводу в строй, тем более в адекватном масштабе для парирования американской ракетно-ядерной угрозы.

Нужно было найти такой плацдарм, с которого советские ракеты средней дальности Р-12 и Р-14 могли бы создавать равную угрозу для США и тем самым восстановить статус-кво сторон в возможностях ракетно-ядерных средств по нанесению «неприемлемого ущерба потенциальному противнику» во встречно-ответном ударе. И здесь Куба вышла на первый план. Именно отсюда можно было угрожать ракетами средней дальности (Р-12 — дальность 2000 км, Р-14—4000 км) значительной части территории США, особенно ее восточным районам со многими мегаполисами и развитой промышленностью. Но для этого требовалось сохранить политически ориентированную на СССР Республику Кубу, оградить ее от угрозы ликвидации режима Ф. Кастро со стороны США. А угроза сохранялась. После провала попытки высадки на Кубе эмигрантских противников Кастро, за которыми стоял Вашингтон, продолжалась экономическая блокада «острова Свободы», была постоянная опасность нового вторжения, находившихся в США эмигрантских формирований или непосредственно американских войск.

Поэтому эти вопросы постоянно витали в кремлевских кабинетах в начале 1962 года. В центре всей этой проблемы находился вопрос о незамедлительном размещении Советским Союзом на Кубе по согласованию с руководством этой страны ядерных ракет. Делалось это тогда во имя укрепления обороноспособности «острова Свободы». Действительно, советское военное присутствие на Кубе, тем более развертывание там ракетной группировки, было возможно только в условиях сохранения режима Кастро.

Вот как описывал развитие событий А. А. Громыко, в то время министр иностранных дел Советского Союза:

«20 мая 1962 года Н. С. Хрущев возвращался в Москву из Болгарии, где находился с дружественным визитом. Я сопровождал его в поездке и потому летел с ним обратно в том же самолете.

Когда мы уже некоторое время находились в полете, Хрущев вдруг обратился ко мне:

— Я хотел бы поговорить с вами наедине по важному вопросу.

Никого рядом не было. И я понял, что речь пойдет о чем-то действительно очень важном. Хрущев не любил «узких» бесед на политические темы и нечасто их проводил. О чем же он будет говорить со мной? Я решил, что у него созрела или созревает какая-то новая мысль, которой ему необходимо поделиться с человеком, занимающимся по долгу службы внешними делами…

— Ситуация, сложившаяся сейчас вокруг Кубы, — сказал Хрущев, — является опасной. Для спасения ее как независимого государства необходимо разместить там некоторое количество наших ядерных ракет. Только это может спасти страну. Вашингтон не остановит прошлогодняя неудача вторжения на Плая-Хирон. Что вы думаете на этот счет?

Он ожидал ответа. Вопрос был неожиданным и нелегким. Подумав, я сказал:

— Операция на Плая-Хирон, конечно, представляла собой агрессивную, организованную США акцию против Кубы. Но я знаком с обстановкой в США, где провел восемь лет. В том числе был там, как вы знаете, и послом. Должен откровенно сказать, что завоз на Кубу наших ядерных ракет вызовет в Соединенных Штатах политический взрыв. В этом я абсолютно уверен, и это следует учитывать…

Помолчали. А потом он вдруг сказал:

— Ядерная война нам не нужна, и мы воевать не собираемся.

Я молчал. А Хрущев после некоторого раздумья в заключение разговора сказал:

— Вопрос о завозе советских ракет на Кубу я поставлю в ближайшие дни на заседании Президиума ЦК КПСС.

Он это вскорости и сделал» {432}.

Громыко пишет «вскорости», хотя заседание Президиума ЦК состоялось сразу же по приезде Хрущева, 20 мая. Хрущев поведал соратникам суть вопроса, но предложил немедленно это не решать, а собраться через неделю. Однако собрались раньше — 24 мая. Это было оформлено как заседание Совета обороны совместно с президиумом ЦК. К этому времени группа работников Генштаба под руководством генералов С.П. Иванова и А.И. Грибкова подготовила план военной операции по оказанию помощи Республике Куба под кодовым наименованием «Анадырь».

Прежде чем ознакомить членов президиума ЦК с подготовленным планом, Хрущев спросил: «Ну как, товарищи, думали?» Слово взял О. Куусинен. Он сказал: «Товарищ Хрущев, я думал. Если вы вносите такое предложение и считаете, что нужно принять такое решение, я вам верю и голосую вместе с вами. Давайте делать». Микоян выразил сомнение, назвав это опасным шагом. Тем не менее решение было принято {433}.

Но еще за два дня до этого в Москву был вызван А. Алексеев (резидент КГБ на Кубе). В беседе с ним Хрущев сказал: «Мы назначаем вас послом на Кубе. Ваше назначение связано с тем, что мы приняли решение разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками. Только это может оградить Кубу от прямого американского вторжения. Как вы думаете, согласится ли Кастро на такой шаг?» {434}. Алексеев выразил сомнение, поскольку советское военное присутствие на Кубе будет использовано американцами для полной изоляции острова. Это, полагал он, нанесет удар политике Кастро, основанной на укреплении солидарности Кубы с латиноамериканскими странами. (Кстати назначение Алексеева послом было вызвано тем, что у него были прекрасные отношения с Ф. Кастро, чем не мог похвастаться посол С. Кудрявцев.)