Бубновый валет - Орлов Владимир Викторович. Страница 23

Я вернулся к себе в кабинетик понурый и скисший. Офицерство свое, человек гражданский, я видел в страшных снах. Мои пальцы, разворачивавшие “Советский спорт”, чуть ли не дрожали.

Лишь без пятнадцати час за мной явилась заведующая отделом кадров Алевтина Семеновна Зубцова, женщина лет сорока пяти, нынче скромно одетая, неслышная, нет, слова-то она произносила как раз громко, басовито. Вернее сказать – незаметная. По легенде, лет двадцать назад она ходила в секретаршах ромовой булкой и имела успех у мужиков. В нынешней Алевтине лишь угадывались ее прежние “убойные” формы. Пишущих сотрудников она не нанимала, командовала вроде бы лишь секретаршами и машинистками, но обо всех в редакции знала все. Приятельницы у нее были среди машинисток и машинисточек, те тоже знали все, и уж конечно – нет ли чего особенного в рукописях сотрудников, и в их собственных, и в тех, что они давали перепечатывать для себя.

– Куделин, пойдемте со мной, – сказала Алевтина Семеновна.

Сейчас же в дверном проеме возникла моя начальница, видно, что озабоченная.

– Ты, Василий, – сказала она, – не тушуйся. И ни о чем не забывай. Взвесь все в себе.

Алевтина быстро и неодобрительно взглянула на нее, но высказать что-либо Зинаиде Евстафиевне она не смогла. Или не позволила себе.

В коридорах она шагала за мной, я ощущал ее своим конвоиром, мне вспомнилась молва, что в молодости она хорошо стреляла. “Ну вот, сейчас и забреют, – тоскливо думал я. – Надо будет сказать им о родителях… единственный кормилец… Как же, возразят, а старшая сестра, которая замужем за полковником… Это тебе не дядечки из МГУ… Может, стоит попроситься служить в часть к полковнику?”

Алевтина Семеновна открыла дверь к себе в кабинет, пропустила меня вперед.

– Вот, Сергей Александрович, это Куделин. Василий… Я вам нужна сейчас?

– Нет, Алевтина Семеновна! – воскликнул Сергей Александрович. – Нет! Я и так отрываю вас от дел. И столько доставляю вам неудобств!

И Алевтина Семеновна удалилась от чужих дел к своим неудобствам.

Из-за собственных волнений собеседователя я разглядел не сразу (да и солнце было за его спиной). Понял только, что ему лет тридцать пять, что он среднего роста, белокурый, улыбчивый, скорый в движениях. Ладный мужичок. Первое же впечатление сообщило мне, что погон на нем нет и что автомат Калашникова на столе Алевтины не лежит.

– Сергей Александрович Кочеров, – шагнул ко мне собеседователь и протянул руку.

– Куделин… Василий…

– Э-э! Да вы мне этак пальцы сломаете! – воскликнул Сергей Александрович, но не поморщился, а заулыбался.

– Извините… – пробормотал я.

– Это я не должен был забывать о том, что вы, Василий Николаевич, в университете энергично занимались спортом, – и тут Сергей Александрович будто бы подмигнул мне:

– В ущерб науке… Или ваше увлечение наукой ослабло после истории с профессором Сходневым?

Поначалу последние слова собеседователя не показались мне существенными. Важнее для меня были напоминания о занятиях спортом. “Как же – забыл! Сейчас укажет: вон здоровяк какой, да ему пулемет на плечах носить, а он над бумажками посиживает. Под ружье, Куделин! Под ружье!” Но тут же подумал: “А с чего бы возник профессор Сходнев? Не взволновали ли кого изыскания Алферова и Городничего о корнях и родственных связях Кочуй-Броделевича?”

– Да, да, мне многое известно о вас, уважаемый Василий Николаевич, – сказал Кочеров. – Давайте присядем.

Присели. Сергей Александрович у окна, перед столом Зубцовой, я – сбоку от него, у стены, под портретом Леонида Ильича.

– Пренебрегали вы общественными хлопотами, Василий Николаевич. И теперь, в газете пренебрегаете, – сокрушенно произнес Кочеров. – Но в университете-то особенно.

– Занятия спортом и выходили общественными хлопотами, – нахмурился я. – Я добывал факультету дипломы, грамоты и зачетные очки.

– И славно! – обрадовался Сергей Александрович. – И славно! Я вас ни в чем и не упрекаю. И если я вас назвал уважаемым, то без всякого лукавства или там иронии. Вас действительно уважают в редакции. Вы – человек общительный, отзывчивый, а ваша должность делает вас вхожим во все отделы… Собственно, все это и стало поводом для нашего с вами разговора…

Я смотрел на него молча, удивленный поворотом беседы, возможно, и рот разинув.

– Вы, я полагаю, как человек опытный и смышленый, догадываетесь, – сказал Сергей Александрович, – к чему я клоню. А потому мне, наверное, не стоит – в случае с вами – распускать долгие туманы…

– Я все же не понимаю… – пробормотал я. – И что за случай со мной такой особый?..

– Ну хорошо. В пятьдесят шестом вы пережили потрясение, но посчитали правду, открытую на съезде, не крушением идеалов, а очищением их от скверны и идеалам этим верите. И продолжаете служить им.

– Ну и что? – чуть ли не с вызовом произнес я.

– А ничего… Все хорошо, все очень хорошо. Но посудите сами, Василий Николаевич, служить-то идеалам можно по-разному. Скажем, не только выковыриванием ошибок в поэтических цитатах и географических названиях. Это-то, может быть, никакое служение идеалам еще и не есть…

– Какое же служение, на ваш взгляд, требуется от меня?

– Вот, уважаемый Василий Николаевич, вот! – поспешил Сергей Александрович. – Вот мы и подходим к сути! Вы-то вышли из известного кризиса убежденным человеком, а сколько людей растерялось, разрушилось, превратилось в немощи, какие очень легко могут оплести паучьи сети… Да вы сами знаете… И на этих, очень ответственных этажах они есть… Они, конечно, не враги… общества… Они заблуждаются… Или всего лишь колеблются… Но и от них может произойти ущерб и для наших с вами идеалов, и для государства… А ваша должность, я уже говорил, позволяет вам…

– Вы что же, меня в стукачи, что ли, вербуете?

– Вот тебе раз! – расстроился Сергей Александрович. – Этого более всего я и боялся. Вашего непонимания, Василий Николаевич. Конечно, после разоблачений и открытой правды все эти стукачи, сексоты, “и мой сурок со мной”, их дела – мерзки и неприемлемы. Я разве вас к этому склоняю? Я вам не враг. Я такой же, как и вы, гражданин своей страны. Все это для меня очень обидно… Глупо было бы читать вам политграмоту, но напомню: Польша, чешские болтуны с их “пражской весной”, Китай, желающий захватить амурские острова, наши внутренние клеветники и провокаторы с их самиздатами, чьи изделия вы принципиально и справедливо не читаете… Все это не может не вызывать тревогу… И мы бы хотели, чтобы вы, Василий Николаевич, поняли нашу озабоченность… Вот Ахметьев Глеб Аскольдович… он относится к вам с расположением…