Его прекрасные жены - Осборн Мэгги. Страница 16

Не дожидаясь Боуи, она вышла наружу и глубоко вдохнула холодный прозрачный воздух. И снова поразилась, что солнечные лучи, отражавшиеся от тающего снега, не слепят ее и не режут глаза. Радуясь, что не испытывает боли и тошноты, Рози, однако, так растерялась, будто лишилась чего-то важного, жизненно необходимого.

Едва хлопнула кухонная дверь за спиной, она направилась к восточной секции изгороди, говоря Стоуну через плечо:

— Нам нужно решить, сколько акров мы сможем засеять. Незачем тратить последние силы на починку ограждения вокруг площадей, которые мы не в состоянии обработать. Надо оградить только пахотный участок. Как по-твоему, со сколькими акрами мы управимся?

Стоун поравнялся с ней, но Рози, ускорив шаг и глядя себе под ноги, устремилась вперед.

— Тебе решать, — ответил он. — Это твоя ферма.

— В таком деле я бы не отказалась от совета.

— Кажется, в последнее время я принимаю не самые лучшие решения. Ты ведь не собираешься запрягать Айвенго в плуг?

Рискнув взглянуть на него, она обрадовалась, что не видит его глаз, скрытых под низко опущенными полями шляпы.

— Вообще-то я собиралась запрячь тебя.

Боуи резко вскинул голову:

— Вот оно что, так я твоя тягловая лошадь?

— У нас нет выбора, ведь ты же согласен, что заставить Айвенго тащить плуг — значит погубить его? — Рози направилась вперед по полю, обходя грязные проталины. — Ты потащишь плуг, а я буду направлять его. Джон Хоукинз, следуя сзади, будет сеять. — Гробовое молчание было ответом на ее предложение. — Не знаю, как это сделать иначе.

Стоун шагал за ней по полю по другую сторону изгороди. Почти вся земля была еще скована морозом, но кое-где их сапоги вязли в холодной жидкой грязи.

За три часа они обошли семь акров, которые Рози решила возделать, и обследовали повалившуюся ограду, оценили расположение участка.

Они остановились возле лежавшей на земле секции изгороди, наполовину погребенной под снежными сугробами, и выпили кофе из одной фляжки.

— Сегодня ты выглядишь на свои двадцать три, — заметил Боуи, глядя на ее поднятое к солнцу лицо. — Почему ты так настроена против зеркал в доме?

— Потому что у меня нет ни малейшей охоты смотреться в них, — огрызнулась Рози. — И не приставай ко мне с этим. — Они отлично ладили друг е другом, обсуждая состояние фермы и планы на весну. Однако Боуи все испортил именно тогда, когда она начала немного оттаивать.

— Кое-чего я все же не понимаю. Какого дьявола ты решила, что уродлива?

— Почему бы тебе не заткнуться? — Мужчины вечно лезут куда их не просят, полагая, что имеют право распоряжаться не только собственностью и телом женщины, но и контролировать ее мысли. Скрипнув зубами, Рози пнула ногой снежный ком и двинулась прочь. Перешагнув через поваленную ограду, Боуи последовал за ней.

— Это Фрэнк Блевинз сказал тебе, что ты уродлива?

Ее глаза невольно метнулись к надгробию, торчавшему между домом и тополями. С такого расстояния камень был едва различим, но Рози физически ощущала, что он все слышит и наблюдает.

— Значит, он был слеп или солгал.

— Заткнись, черт бы тебя побрал! Не напоминай мне о нем! — Рози слышала гулкое уханье сердца под толстой курткой и чувствовала, как пот проступил на ладонях и шее. Сдернув перчатки, она вытерла о куртку влажные ладони.

Стоун остановился в нескольких шагах от нее.

— Что Блевинз сделал тебе, Рози?

Горло ее обожгло огнем, в груди стало тесно и больно дышать. При одном упоминании его имени она ощутила вкус пепла в пересохшем рту.

— Забудь о нем. Тебя это не касается.

— Почему бы тебе не забыть его?

— Я никогда не забуду… — В течение трех лет Рози ни разу не произнесла его имя вслух и не собиралась делать этого теперь. — Его. Никогда!

Она стремительно пошла к дому, приостанавливаясь лишь для того, чтобы вытащить сапоги из вязкой, хлюпающей грязи. Они были уже в полумиле от амбара, когда Рози вдруг засмеялась. Хриплый, горький смех резанул его слух.

— Ты и я… ну и парочка, а? — Подбоченившись, она запрокинула голову и мрачно уставилась в небо. — У тебя ничегошеньки нет, и у меня тоже. Все, чем мы владеем, — это замаранное прошлое и погубленная репутация. Ни друзей, ни семьи, ни будущего. Мы с тобой, Стоун, стоим снаружи и смотрим на мир в окошко. Я пьяница, а ты ходячее привидение. Ни у кого из нас нет причин жить.

Он шагнул к ней, и Рози увидела, что его глаза потемнели, как предгрозовое небо.

— Не в моих силах изменить обстоятельства, в которых я оказался, но ты-то можешь изменить свою жизнь. Перестань пить. Брось эту грязную ферму, уезжай из округа Галливер и начни все сначала в другом месте. Тебе незачем стоять в стороне и смотреть, как жизнь проходит мимо.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Рози сжала кулаки, ее лицо напряглось. — Подумай сам. Мы — то, что есть. Такие, какими видим себя. Джон Хоукинз был индейцем. Лодиша — рабыней. Ты привык считать себя офицером кавалерии. А я была чистой и трезвой. Ни у кого из нас нет будущего. Переехать куда-то — вовсе не значит измениться. Себя не переделаешь.

Отвернувшись, Рози двинулась дальше, но Боуи схватил ее за руку и рывком развернул лицом к себе. Пристальный взгляд голубых глаз, казалось, прожигал насквозь. Темные брови сошлись на переносице, зубы были крепко сжаты.

— Ты права. Я не знаю, что за всем этим стоит. Поэтому тебе придется меня просветить.

Как только его большие ладони легли на плечи Рози, паника, словно пламя, обожгла ее изнутри.

— Пусти меня!

— Почему ты так не любишь себя, Рози? Что Фрэнк Блевинз сделал с тобой?

Отведя руку, она с размаху ударила его по щеке так, что Боуи едва устоял на ногах. Рози попыталась ударить его еще раз, но он успел схватить ее за руку, одновременно уклонившись от удара коленом, нацеленным ему в пах. Они сцепились. Точнее, Рози набросилась на Боуи, а он оборонялся как мог.

Озверев от желания наказать капитана за все, что он сделал с тех пор, как вошел в ее жизнь, Рози прыгнула на него, и они повалились на землю, катаясь в грязи и снегу. Рыча и брызгая слюной, она готова была выцарапать ему глаза, ударить и изувечить.

Прерывисто дыша, совершенно выбившись из сил, Боуи наконец одолел ее, подмял под себя, навалился сверху и прижал к грязной земле запястья разведенных рук. Оба хватали ртом воздух, их груди тяжело вздымались.

— Ради Бога, Рози, прекрати! Я не хочу причинить тебе боль.

Вспотев и дрожа, сверкая глазами, Рози смотрела на нависшее над ней исцарапанное лицо, голубые глаза, ощущала дыхание Боуи и горячую тяжесть его тела, вжимавшую ее в холодную грязь.

Тяжесть сильного мужского тела.

Охваченная паническим ужасом, она отчаянно рванулась. Задыхаясь, Рози боролась и извивалась под ним, пока не осознала всю тщетность своих усилий. Бедра и торс Стоуна надежно удерживали ее. Тепло его тела прожигало Рози насквозь, и она сдалась, испуганная и беспомощная. Слезы бессильной ярости потекли по ее щекам.

Тяжело дыша, Стоун смотрел на нее.

— Что сделал?..

— Изнасиловал меня! — крикнула Рози ему в лицо, уверенная, что ей снова предстоит это испытать. — Три раза в неделю в течение четырех лет я слышала скрип двери его комнаты, потом он тащил меня за волосы в свою спальню и насиловал!

— О Боже!

— Он бил меня, ломал кости и насиловал! Ты это хотел знать? Теперь доволен?

Внезапно Стоун скатился с нее и сел рядом, подтянув колени.

— Мне следовало догадаться.

Он не собирается насиловать ее. Чувство безмерного облегчения затопило Рози, лишив последних сил. Она лежала в холодной грязи как тряпичная кукла, прижав к бокам сжатые кулачки, не в силах пошевелить пальцем и вытереть слезы.

Наконец Рози заговорила безжизненным, лишенным всякого выражения голосом:

— Это началось после того, как он избил маму так сильно, что она умерла. Тогда он принялся за меня. Он заставлял меня делать такие вещи… — Рози закрыла глаза. — Джон Хоукинз и Лодиша пытались помочь мне, но что они могли сделать. Он говорил, что убьет их, если они вмешаются или кому-нибудь расскажут. Ничто не остановило бы его.