Не бойся любви - Осборн Мэгги. Страница 63

— Дженни, — заговорила Грасиела, не поднимая глаз от словаря. — Мне страшно.

Дженни выдохнула воздух из легких и, ощутив в груди мгновенную острую боль, обняла Грасиелу за плечи свободной рукой.

— А я думаю, ты очень быстро почувствуешь себя так, будто знала папу и бабушку всегда. И они тебя полюбят. Встречала ли ты хоть одного человека, которого не могла очаровать?

— Мне нравится, когда ты говоришь приятные слова. — Сдвинув шляпу назад, Грасиела чуть приметно улыбнулась Дженни. — А тебя я очаровала?

— Ну как бы сказать? Не слишком. — Дженни засмеялась. — Так, иногда. Но я крепкий орешек. Твой папочка и бабушка Эллен — пустая задача для такого манипулятора, как ты. Помнишь, мы смотрели это слово в словаре?

Грасиела прижалась щекой к плечу Дженни.

— А как быть с дедушкой Барранкасом?

Дженни и сама немало думала о доне Антонио, но ни одно из ее умозаключений не годилось для детских ушей.

— Какое-то время тебе лучше подождать, не пошлет ли он сам за тобой. — Дженни бросила на девочку быстрый взгляд. — Он может этого не сделать, Грасиела. Он был очень рассержен на твою маму, и его неудовольствие, вероятно, распространяется и на тебя. Будь я на твоем месте, я не питала бы особых надежд.

— Если мне будет очень страшно встретиться со всеми ними, я представлю себе, что я — это ты, и подумаю, как бы ты поступила.

Дженни сжала зубы и уставилась мулу между ушей.

— Ну и что бы ты надумала? — спросила она немного погодя.

— Ты на моем месте держалась бы ужасно вежливо, со всякими там «будьте любезны» и «благодарю вас», а про себя плевать бы хотела, нравишься ты им или нет.

— Ну что ж, пожалуй, верно, — согласилась Дженни, по-прежнему не сводя глаз с головы мула. В душе у нее царил полный беспорядок. — Вообще не имеет значения, если ты кому-то нравишься меньше, чем самой себе. Да, сеньорита, только это и важно. Ты знаешь, что в тебе есть хорошего, и опираешься на это.

— У меня много хорошего. Дженни расхохоталась.

— Ты права, соплюшка ты маленькая! — Она крепче обняла плечи Грасиелы. — Ты сообразительная, хорошенькая, ты смелая и верная, а шьешь ты лучше всех, кого я знаю.

— И я теперь гораздо меньше плачу. Ты это пропустила. Потом еще мы с тобой обе перестали ругаться. Это тоже хорошо.

— Ох, Грасиела! — Несколько минут Дженни была не в состоянии разговаривать. — Ты сегодня вечером обязательно почисти ботинки. Мы тебе вымоем голову так, чтобы волосы скрипели. Отдадим наши платья почистить и погладить.

Грасиела уткнулась лицом Дженни в плечо, и по ее маленькому тельцу пробежала легкая дрожь.

— Дженни, они и вправду полюбят меня?

— Милая девочка, держи голову повыше, когда мы приедем на ранчо. Просто помни, что ты дочь Маргариты Барранкас, а твоя мама ни перед кем не склоняла голову. И ты не должна. Они пусть беспокоятся о том, полюбишь ли ты их.

Сдвинув брови, Дженни следила за дорогой. Если кто-нибудь только посмеет косо посмотреть ни Грасиелу, Дженни пронесется через ранчо Сандерсов, как торнадо.

Они приехали на ранчо вскоре после полудня на следующий день. Дженни натянула поводья возле главных ворот.

— Ну вот, — тихо проговорила она, — мы проделали долгий путь и наконец добрались до конца.

Дом стоял примерно в четверти мили от дороги. Из рассказов Тая Дженни знала, что дом двухэтажный, что его окружает веранда, но Тай не упомянул, насколько он большой. Размеры впечатляющие, особенно в сочетании со множеством флигелей и надворных построек, а также загонов, свидетельствующих о достатке Сандерсов. Глядя на все это, Дженни поняла, почему Роберт был не в состоянии отказаться от наследства. А бунт Тая приобретал теперь куда более серьезное значение.

— Расправь юбку и сиди прямо, — отрешенно произнесла Дженни, продолжая разглядывать имение. Жилой дом затеняли эвкалипты и кедры, но поросшие густой травой выгоны были видны сквозь деревья и кусты. На выгонах пасся откормленный, гладкий скот.

Грасиела нервно теребила свой медальон. Потом поправила шляпу и сказала:

— Мы отлично выглядим. — Голосок у нее дрожал. — У тебя есть чистый носовой платок?

— Он все еще у меня в рукаве, там, куда ты его положила утром, — ответила Дженни.

Она взглянула на личико Грасиелы, гладкое, слегка загорелое, со сверкающими зеленовато-голубыми глазами, на ее пышные темные волосы, заколотые на затылке.

— Ты самая красивая маленькая девочка из всех каких я знала и видела, — негромко и сдавленно сказала Дженни.

Их долгое совместное путешествие закончится, как только откроются ворота ранчо. Новые люди войдут в жизнь Грасиелы и скоро станут важными для нее. Они займут место Дженни. Когда откроется эта дверь, то закроется другая.

— Грасиела… — прошептала она и запнулась. Разве может она сказать: «Ты дитя моего сердца, такой у меня больше не будет, и я люблю тебя»? Разве справедливо завладеть этим драгоценным ребенком и удерживать его при себе, в то время как надо его отпустить?

— Что?

— Я просто… Нет, ничего. — Прищелкнув языком, Дженни хлестнула мула поводьями. — Поцелуй твоего папочку и твою бабушку Эллен, даже если они оба страшны как смертный грех, слышишь? И пожалуйста, не болтай о Тае. Позволь мне рассказать о нем. И пока что не расспрашивай о доне Антонио.

Никто не вышел встретить их, словно никто и не ожидал приезда женщины с маленькой девочкой. Дженни была вынуждена постучать в дверь, а потом спросить у миловидной мексиканки, может ли она, Дженни, побеседовать с Эллен или Робертом Сандерс.

Она сразу узнала мать Тая, когда та подошла к дверям, вежливо улыбаясь и вытирая руки о белый передник. У Эллен Сандерс были точно такие же голубовато-зеленые глаза, как у Тая и Грасиелы, и точно такая же стройная осанка. Солнце и ветер подчеркнули тонкие черты лица. Дженни глубоко вздохнула. Эта женщина понравилась ей с первого взгляда. Набрав воздуха в легкие, она расправила плечи.

— Миссис Сандерс? Мое имя Дженни Джонс. — Она повела рукой в сторону маленькой фигурки, в тревоге ожидающей на сиденье фургона. — А это Грасиела Елена Барранкас-и-Сандерс. Ваша внучка.

— Грасиела Елена, — еле слышно прошептала Эллен. — О Боже мой! Маргарита нарекла ребенка именем своей матери и моим. — Она пробежала мимо Дженни, смеясь и плача и окликая Роберта и еще многих других. — Мария! Звони в колокол на дворе. Созывай всех! Скорее, скорее! Моя внучка приехала домой!

В поднявшейся вслед за тем суматохе о Дженни позабыли.

Рассказы Дженни звучали в течение всего этого радостного дня, омраченного скорбью. Роберт, настолько похожий на Тая, что у Дженни защемило сердце при первом взгляде на него, мгновенно понял: Маргарита не отпустила бы Грасиелу одну, если бы могла ее сопровождать. Когда его опасения подтвердились, глаза у Роберта погасли. Узнав о том, что и Тай не вернется домой, Роберт удалился.

Эллен выслушала новости в стоическом молчании, потом сказала:

— Мы надеялись положить конец вражде с доном Антонио ради Маргариты и ее ребенка. Не знаю, возможно ли это теперь, когда один из Барранкасов убил моего сына.

— Он сделал это намеренно, — произнесла Дженни.

Эллен посмотрела ей в глаза, потом отошла к западному выгону и простояла там почти час, после чего присоединилась к тем, кто принимал участие в импровизированном барбекю [15] в честь ее внучки.

На памяти Дженни то был один из самых длинных дней. Она ела, когда ей вручали тарелку, пила лимонад, слушала ковбоя-скрипача, обменивалась любезностями с людьми, чьи имена тотчас забывала. Она держалась на заднем плане, наблюдая за Грасиелой, и по разрумянившемуся возбужденному лицу девочки поняла, что все идет прекрасно. С детской щедростью Грасиела открывала сердце членам своей новой семьи, которые, в свою очередь, готовы были приветствовать и нежно любить ее.

Дженни не сомневалась, что она свидетельница начала крепкой и сердечной связи между бабушкой и внучкой. Эллен Сандерс сразу полюбила девочку. Похоже, впредь именно Эллен заполнит брешь, именно она будет для Грасиелы примером и образцом для подражания. Вырастит ее, научит, станет делать ей выговоры и хвалить ее… И любить.