Не бойся любви - Осборн Мэгги. Страница 9

«Ну что ж, Маргарита, — зашептала она, глядя в небо; выбрала звезду, которую решила назвать Маргаритой. — В первый день все прошло лучше, чем я ожидала. Ты не предупредила меня, что за штучка твоя дочь, но ничего, все в порядке. Я понимаю. — Ресницы у Дженни смежились, но она снова разлепила веки. — Маргарита, я знаю, что ты сделала это не для меня, а для своей малышки. Но я благодарна тебе за свою жизнь. Ты не беспокойся. Я доставлю девочку в Калифорнию».

Утром Дженни обнаружила, что Грасиела свернулась у нее под боком, как щенок, которому хочется тепла.

Она тихонько потрясла Грасиелу за плечо.

— Вставай, просыпайся, козленок. Плохо твое дело — Бог так и не убил меня. Давай поднимайся и одевайся.

Глава 3

Тай вышел из поезда, выпрямился и вытер копоть со лба. Поправил шляпу, подвигал затекшими плечами и бедрами.

Маленький вокзальчик Верде-Флорес был не покрашен и выглядел так, словно порыв ветра вот-вот сдует его обветшалые от непогоды стены. Люди, ожидающие следующего поезда, были потными от жары, но они совсем бы сварились, если бы густая листва деревьев не осеняла крышу платформы.

Тай заглянул через перекладину в открытой двери товарного вагона, проверяя, на месте ли его лошадь, затем подошел к вокзалу и осмотрелся.

Городок раскинулся прямо за вокзалом. Маленькая речка делила его на две сонные половины, и, видимо, поэтому деревья в Верде-Флорес зеленели. Цветы кивали головками на подоконниках — пятна красного и желтого, которые придавали городу почти приветливый вид. Тай увидел нескольких женщин, полощущих в речке одежду и болтающих между собой; он порадовался, что приехал до наступления полуденной жары, когда все жители прячутся в домах. К часу дня любое мексиканское селение становится похожим на город-призрак.

Вернувшись на платформу, Тай убедился, что товарные вагоны не отпирали. Придется подождать. Скамеек было мало, и те заполнены людьми, ожидающими своего багажа либо следующего поезда. Тай прислонился к притолоке станционной двери и пошарил в карманах в поисках сигары.

— Простите, сеньор, позвольте пройти, — произнес по-испански за его спиной хрипловатый женский голос.

— Пожалуйста, прошу вас, — ответил он на том же языке со всей вежливостью и посторонился.

К его немалому удивлению, она не была испанкой. Распространяя вокруг себя какой-то лекарственный запах, женщина прошла мимо него, но вдруг остановилась, словно вспомнив о чем-то позабытом. Оглянулась через плечо на дочь — во всяком случае, Тай решил, что отставшая девочка — дочь этой женщины. У обеих были голубые глаза, и путешествовали они, по-видимому, вместе.

Очевидно, отцом девочки был мексиканец, и это пробудило у Тая смутную тревогу. Испано-английский брак поломал его семью, и поэтому Тай испытывал предубеждение против мексиканцев. Большая часть этих чувств уходила корнями в те времена, когда он еще в детские годы был свидетелем нетерпимости собственного отца по отношению к дону Антонио Барранкасу, владевшему ранчо, что граничило с землями Сандерсов. Тай рос в полном согласии с точкой зрения отца и не понимал, почему брат Роберт не разделяет эту нетерпимость.

Снова обратившись мыслями к только что увиденной женщине, Тай решил, что она если и не красива, то и не безобразна. При ближайшем рассмотрении он подумал, что волосы у нее необычные, такие же рыжие, как мыски его сапог. Тай зажег сигару и затянулся. Женщина, видно, болела или что-нибудь вроде того и вынуждена была остричься: там, где вроде бы полагалось быть пучку, из-под шляпы виднелись только концы рыжих кудряшек.

Обычно Тай не обращал внимания на высоких, крепко сложенных женщин, которые, кажется, способны выполнять любую мужскую работу не хуже, а может, и лучше мужчин. Но эта женщина чем-то привлекла его. Рост у нее был примерно пять футов десять или одиннадцать дюймов, но при этом она не горбилась, пытаясь казаться меньше, не прикидывалась слабенькой и не была настолько глупа, чтобы демонстрировать изнеженность. Она держалась так, словно рост был ее преимуществом, а не бедствием, как считает большинство женщин. И двигалась, как обычное живое существо, а не как нечто зажатое между двумя стальными пластинками, и по сторонам глядела уверенно, так что вряд ли кто-то захотел бы стать ей поперек дороги.

Тай усмехнулся, осознав, что глазеет на женщину, и повернул голову в сторону сплошь занятых людьми скамеек. Хорошо бы женщине с девочкой не пришлось долго ждать, потому что присесть им было явно негде. Выкурив третью по счету сигару, он покинул свой пост у притолоки и спустился посмотреть, как обстоят дела с товарными вагонами. С полдюжины мужчин сгружали ящики.

— Вначале стоило бы вывести лошадей, — заметил он с неудовольствием.

Грузчики пропустили его замечание мимо ушей; Тай ругнулся и возвратился в тень на платформу.

Женщина с девочкой стояли под раскидистым деревом возле вокзала. Тай снова прислонился к дверной притолоке и от нечего делать продолжал наблюдать за ними.

Они о чем-то спорили. Слишком много народу сновало туда-сюда по платформе, громко переговариваясь, чтобы Тай мог разобрать, о чем спорят мать и дочь, но догадаться, в общем, было нетрудно.

Девочка занималась своими волосами — целым потоком каштановых шелковистых кудрей длиной почти до талии. Она пыталась спрятать их под маленькую шляпку, гораздо более модную, чем у матери, но без шпилек не могла с ними справиться, и волосы вновь и вновь падали ей на спину.

Мать развела руками, щеки у нее покраснели, она отвернулась и раздраженно уставилась на ветви дерева. Странный жест беспомощности со стороны женщины, которая производила впечатление опытной и умелой.

Тай покачал головой. У матери волосы были черт знает в каком виде, но это ее вроде бы ничуть не беспокоило. У девочки волосы прекрасные, но она хочет подобрать их под шляпу. Неудивительно, что мужчинам так трудно понять женщин.

Потеряв интерес, Тай снова зажег сигару и переключил внимание на мужчину с жестким взглядом, который галопом подъехал ко входу в вокзал на взмыленной лошади и резко остановил ее возле самых ступенек лестницы. Мужчина спрыгнул с седла и бросил поводья парнишке, который при виде всадника встал со ступенек.

Тай наблюдал за тем, как приехавший направлялся к кондуктору, и сощурил глаза. В каждом малом городишке мира найдется такой вот надутый индюк. Их распознаешь с первого взгляда, рассерженных мужчин, которые только ищут повода, на чем бы сорвать снедавшую их злость.

Этот был коротенький, но мускулистый, весь покрытый дорожной пылью. Шляпа такая же черная, как глаза и усы. Казалось, сам воздух вокруг него так и вибрирует от негодования. Разговоры на платформе прекратились, только звякнули шпоры приезжего головореза.

Он уставился горящими черными глазами в лицо проводнику.

— Сколько поездов ушло сегодня со станции?

Взгляд кондуктора обратился к исписанной мелом доске на стене, которую головорез и сам увидел бы, повернув голову.

— Первый поезд на север отойдет лишь через час, сеньор. В Чиуауа. А этот вот отправится через полчаса. К югу. Как только они закончат. — Проводник кивнул в сторону мужчин, которые выводили лошадей из последнего товарного вагона.

— Кузен Луис!

Тай повернулся в сторону матери с дочерью. У девочки лицо так и засияло, и она было бросилась вперед, но мать схватила ее за руку и удержала. Глаза у матери превратились в щелочки, когда она увидела приезжего, губы задвигались. Может, она молилась, однако по выражению ее лица Тай решил, что вряд ли. Он щелчком отшвырнул сигару за край платформы и выпрямился в дверях. Расправил пальцы, потом сжал руки в кулаки.

Кузен Луис развернулся, и шпоры зазвякали по направлению к лестнице. Дочь изо всех сил вырывалась из рук матери, но та ее держала крепко, не отводя взгляда от кузена Луиса, который приближался к ней с недвусмысленной целью — как пуля из ружья.

То, что происходило дальше, вызвало внезапную тишину, такую глубокую, словно все в мире замерло. Только насекомые невероятно громко жужжали среди ветвей, и Тай услышал, как шлепает о камни мокрое белье на речке — этот звук из-за дальности расстояния прежде сюда не доносился.