Итальянское каприччио, или Странности любви - Осипова Нелли. Страница 40

В целом вся квартира поражала богатством и обилием дорогих вещей. Соседствовали совершенно несовместимые предметы, которые каждый в отдельности — могли бы стать украшением любого дома.

Наташа с Дим Димычем извинились и ненадолго оставили их в гостиной, чтобы закончить приготовления.

— У меня такое ощущение, — негромко заметила Деля, — как будто квартира задумывалась не для жизни, а только чтобы ошеломить гостя.

— Точно, — согласился Платон, — оглоушить — и все. А ты еще шумела, что неприлично дарить им такую картину.

— Какую? — спросила Аня.

— Ту, что мы привезли, — ответила Деля. — Мне она казалась слишком эпатирующей, фривольной, поэтому я и не стала ее сразу разворачивать.

— Делечка, не вибрируй, — вмешалась Лена со своим любимым словечком, — в этом доме ничего не может эпатировать больше, чем сама обстановка.

— Мне она напоминает комиссионный антикварный магазин, — сказал Олег.

— И все-таки любопытно, где он работает? — спросила Лена.

— Наташка говорила, в каких-то сферах, — ответила Аня.

— То-то внизу машина с шофером, ясное дело, — буркнул Платон.

— Бог с ним, не будем обсуждать. Единственное, что мне не очень нравится, так это история с болезнью жены, из-за которой якобы они не регистрируют брак.

— Получается, что-то вроде свадьбы вокруг ракитова куста, — заключил Платон.

— Ребята, мы, кажется, сплетничаем, а ведь нас пригласили на свадьбу, — заметила Аня.

Вернулась Наташа, весело оглядела всех, спросила:

— Не скучаете?

— А родители твои будут? — спросила Деля.

— Нет, мы уже с ними и с родственниками отметили. Сегодня только друзья.

Стали приезжать гости Дим Димыча — в основном солидные, великолепно одетые, уверенные в себе люди, и все, как на подбор, с молодыми и эффектными дамами в шикарных туалетах и украшениях.

«Неужели у них у всех жены больны?» — подумала Аня, разглядывая яркую брюнетку на добрых два пальца выше своего спутника, увешанную бриллиантами, как елка игрушками.

Олег быстро оказался центром внимания дам, он умел занять женщин легким, остроумным разговором. Аня откровенно любовалась им и гордилась и в который раз пыталась понять, ревнует ли она хоть чуточку. Подумала, не подойти ли к нему, не взять ли его под руку, заявив тем самым свое право на него, но решила, что не стоит — пусть купается в женском восхищении.

Что-то ее беспокоило. Она не сразу поняла и, только поймав на себе взгляд Дим Димыча, сообразила: он с самого их прихода как будто следил за ней, и когда ненароком они встречались глазами, он чуть заметно, как сообщнику, улыбался. Это было неприятно. «Очень странное поведение для жениха», — подумала она и направилась к Лене.

Лена, как всегда, словно магнитом притягивала к себе мужчин. Они собрались вокруг нее, оставив Олегу своих жен или любовниц, кто их разберет, и пожирали глазами так, что было ясно: каждый думал, нельзя ли подкатиться к этой одинокой красавице? А она, видимо, отвечая на чей-то вопрос, говорила:

— Нет, у «Максима» я бываю только по долгу службы и не так часто, как вы думаете. Мы связаны с разными фирмами, приходится много работать.

— В Париже? Работать? — нарочито удивлялся тот, что пришел с высокой брюнеткой.

Лена стрельнула в него глазами.

— Не работать можно только в Москве. А в Париже, Лондоне и других столицах можно только работать, чтобы потом ездить в другую страну туристом.

Аня восхищалась подругой, её умением не лезть за словом в карман.

Чтобы смягчить свою резкость, Лена улыбнулась обаятельно и обезоруживающе и добавила:

— Когда у меня появится время и возможность ездить в свое удовольствие, а не по работе, я прежде всего отправлюсь в Италию — вот где мне больше всего нравится.

— Итальянцы — страстные любовники, — заметил игриво другой гость.

— Самый лучший любовник — любимый человек, — немедленно отпарировала Лена.

Вошла Наташа. По выражению ее лица можно было понять, что она страшно горда тем, как ее друзья завладели вниманием гостей. Она подмигнула Ане и громко объявила:

— Прошу всех к столу!

Платон попросил гостей, прежде чем они перейдут в столовую, задержаться на минутку и принес оставленную в холле картину.

Дим Димыч присоединился к обществу, и теперь все с любопытством ждали, пока художник готовил ее к демонстрации.

Трудно сказать, делал ли он это нарочно или вся процедура входила в ритуал дарения, но на глазах у собравшихся разыгрывался настоящий моноспектакль. Что-то бурча или напевая — сказать трудно — себе под нос, Платон медленно разворачивал картину, бережно снимая один слой полиэтиленовой пленки за другим, словно раздевал кочан капусты для голубцов, боясь повредить лист. Наконец картина освободилась, и Платон, повернув ее к себе, сказал:

— Смотреть надо сидя, потому что еще и подумать нужно — это вам не Шишкин. А стоя вообще-то думать нельзя…

Как ни странно, косноязычие Платона все поняли и расселись. И тогда он поднял обеими руками картину над головой, подержал так немного и поставил на спинку дивана, прислонив к стене. Сам отошел в угол гостиной и стал, склонив голову и прищурив один глаз, рассматривать ее, словно видел впервые и сейчас примеривался — купить или не купить, дарить или оставить себе.

На полотне в верхнем правом углу в реалистической манере был изображен земной шар, летящий в темную бездну космоса, усыпанную яркими звездами. У Земли торчали две прекрасные женские груди. Одну из них страстно целовал стройный обнаженный юноша, тоже устремившийся в бесконечную Вселенную. Вместо члена у юноши был тюбик, из которого капала вниз изумрудно-зеленая краска, туда, где расстилалась бескрайняя и бесплодная пустыня. Там, куда попадала краска, зеленела трава и раскрывались фантастические цветы.

Молчание затягивалось. Казалось, гости подчинились требованию художника и теперь напряженно думали.

Аня еле сдерживала смех и наблюдала за хозяевами и гостями. Наташа стояла, широко раскрыв глаза, словно ждала указания невидимого режиссера, готовая исполнить любую отведенную ей роль. Дим Димыч, напряженно-сосредоточенный, играл желваками и поглядывал то на картину, то на Аню. Лена сияла ослепительной улыбкой, как будто картина символизировала ее собственный триумф. Дамы с ничего не выражающими глазами робко жались к своим покровителям, а те глубокомысленно рассматривали полотно.

Олег, оценив ситуацию, пошел, как говорится, на амбразуру.

— Грандиозно! — воскликнул он. — Поздравляю, Платон, ты превзошел самого себя. От всей души поздравляю!

Лена без особого усилия над собой сменила сияние на задумчивость и добавила:

— Теперь я понимаю, почему иностранцы раскупают твои картины — у них на таком уровне сейчас никто не пишет.

Дим Димыч расслабился, стал благодарить Платона, а Наташа кинулась его целовать, приговаривая:

— Мы повесим ее в спальне, прямо над кроватью. Гости зашумели, выражая свои восторги, и направились в столовую.

Приехала припозднившаяся супружеская пара — полная блондинка бальзаковского возраста со следами былой красоты с седым красавцем лет пятидесяти. Их посадили напротив Ани с Олегом. На необъятном бюсте дамы, как на подносе, лежал кулон с таким большим бриллиантом, что в другом месте его наверняка можно было принять за стекляшку, но здесь, в этом доме…

— Посмотри, — шепнула Аня мужу, накладывая на тарелку салат из креветок. — Мне так и хочется положить рядом с ее камешком креветку. По-моему, будет хорошо смотреться.

— У тебя появился вкус к натюрмортам.

— Влияние Дели, — улыбнулась Аня.

За столом наступила небольшая пауза — мужчины наливали себе и дамам, разбирались с закусками. Работница принесла глубокие соусницы с какой-то подливой. Аня снова ощутила на себе внимательный взгляд Дим Димыча. Она посмотрела ему в глаза, но он не смутился, не отвел взгляда, а опять едва заметно улыбнулся, взял Наташкину руку и поцеловал, не спуская глаз с Ани.

Платон, мучительно пытавшийся отыскать среди батареи бутылок с французскими коньяками и итальянскими винами свой любимый напиток, наконец углядел родимую, потянулся за ней, налил себе и зычно провозгласил: