Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна. Страница 25

— Я сам виноват… да, наверное, так… прости меня… прости… но мне, наверное, придется тебя убить… потому что я не хочу умирать ради этой любви…

У нее загорелись волосы. Сами загорелись — вспыхнули костром, и на этот раз не с кончика косы, а у ее основания.

Но она вытерпит все ради этой любви, разве нет?

Дэмьен ушел, пока Диз спасала свою душу, а потом стоял недалеко от пылающего дома; его руки были покрыты страшными ожогами, а лицо заливала кровь, и Диз по-прежнему слышала его мысли.

— Да, наверное она там… но разве это возможно… разве бывают такие, как она… нет, вряд ли… но если… если только предположить… боже… нет… нет… нет… выходит, все эти годы я не знал… боже… я столького не знал… Клирис… Клирис… Клирис… наверное, ты могла бы мне сказать… ты всё это пыталась мне сказать… а я не слышал… она там… но разве это возможно… если так, то я не смогу с этим жить…

Потом она перестала отличать правду от вымысла, настоящее от воспоминаний. Она боролась с огнем, пожиравшим ее волосы, и думала о любви. О своей горящей косе, бывшей эрзацем этой любви. Эрзацем ли? А если и да, она должна сохранить хотя бы эрзац. Обязана. Потому что только так она сможет довести это до конца.

Ведь остановиться уже нельзя. Ради этой любви.

…Диз отняла руки от лица. Она стояла на коленях посреди пустого серого зала. Она не ослепла. Ее волосы не горели. Хотя она явственно чувствовала и то, и другое.

Диз медленно приподнялась на одно колено, опираясь ладонью о пол, потом встала. Кровь гулко стучала у нее в ушах. Она ощупала лицо и голову, проверяя, цела ли. Диз совершенно не понимала, что произошло, но чувствовала, что случилось нечто ужасное. Пока что у нее не было сил об этом думать.

Она подняла голову и увидела Дэмьена.

Он стоял в двадцати ярдах от Диз, скрестив руки на груди, и смотрел сквозь нее. Его лицо было напряжено, как тогда, когда она посмотрела на него, очнувшись от вспышки ярости, лоб блестел от пота, губы превратились в тонкую твердую полоску. Диз увидела извилистый тонкий шрам, тянущийся вдоль его щеки, и внезапно поняла, что еще не вернулась в настоящее. Видение продолжалось. Только теперь она перенеслась на несколько лет вперед…

Он был здесь! Дэмьен приходил к Серому Оракулу, как и она. У него тоже был вопрос. Возможно, у них были одинаковые вопросы. Ведь он тоже ненавидит ее. Должен ненавидеть. Такая ненависть бывает только взаимной.

Вдруг он заговорил, и Диз вздрогнула.

— Мост через снег… — вполголоса произнес Дэмьен, и Диз поняла, что там есть еще кто-то — кто-то, к кому он сейчас обращался и кого Диз не могла видеть. — Вейнтгеймские друиды… Гвиндейл?! Ты что, хочешь, чтобы я ушел в монастырь?!

— Нет! — страшно закричала Диз, забыв, что он не может ее услышать.

Проклятие, нет! Если он решил сбежать от нее, лучшего способа ему не найти! Диз знала о вейнтгеймских друидах от паломника, посетившего замок ее отца пятнадцать лет назад, — много знала, слишком много. Вейнтгеймского друида, умершего насильственной смертью, канонизируют. Она должна убить этого человека, но не делать его святым!!! Он не имеет права стать святым! Он должен умереть! Но если он станет друидом, одно повлечет за собой другое…

«Я должна убить его до того, как он сделает это. О Господи!» — лихорадочно подумала она, дрожа от ярости. Этот подонок нашел, похоже, единственный выход из травли, которую она устроила.

— Когда он был здесь? Когда? — хрипло спросила она, отчаянно надеясь получить ответ. Но нет, монотонный голос больше не желал с ней беседовать. Ведь он отвечал только на один вопрос. А она так и не знала, на какой именно.

Призрак Дэмьена, качнув головой, развернулся и пошел прочь. Пространство перед его фигурой помутнело, меняя очертания, скользя формой и цветом, пока не застыло, дрожа зыбким образом входа в Серый храм. Дэмьен на миг остановился, обернулся, словно надеясь или боясь увидеть кого-то за своей спиной, и встретился взглядом с Диз. Он не знал, что его преследовательница здесь, это было очевидно, но темно-синие глаза — в точности такие же, как ее собственные, — сверлили ее, настойчиво и безжалостно, и Диз внезапно почувствовала, что проваливается в них. И отнюдь не в переносном смысле этого слова.

Она пошатнулась, выбросила руки вперед, пытаясь удержать равновесие. Серые стены вокруг нее взвились вихрем, стремительно окрашиваясь в синий цвет, словно погружаясь в морскую пучину, и в этом безумном водовороте Диз вдруг снова увидела разум Дэмьена. Да, на этот раз именно увидела: выход из храма, жухлая трава по бокам от дороги, а за ней, там, куда путник обычно не бросает взгляд, край узкой тропы, уходящей в лес; и дальше по тропе — меж сосен, в душистую темень, долго и тихо; оттуда на поляну, на луг, снова в лес — и к небольшому темному дому, в тесную комнату с грубой мебелью и сладко пахнущей женщиной… Женщина подняла голову от шитья и счастливо улыбнулась.

— Ты всё-таки вернулся, — сказала она. Потом все это рухнуло куда-то вниз, синева ушла, стены опять стали каменными, и Диз увидела Дэмьена у выхода из храма. Он опустил глаза, отвернулся и вышел. Серая дымка, висевшая в проеме, поглотила его. Коридор перед входом опустел; дым с минуту поклубился там, где только что стоял Дэмьен, и растаял, снова оголив мраморную плиту с присосавшимся к камню лишайником и трупиком паука, одиноко лежащим на ней…

Несколько мгновений Диз не сводила глаз с темного мохнатого тельца, с засохшей желтой жидкости на лопнувшем боку. Потом сорвалась с места и, не разбирая дороги, помчалась обратно, к выходу из храма.

Дэмьен был здесь. Только что был здесь. Он был у Оракула и ушел, пока Диз витала в галлюцинаторных мирах, пытаясь узнать, где его искать! В тот миг ей не показалось странным, что она в это время тоже была у Оракула. Ей было не до этого. Только бы успеть. Только бы догнать. Только бы убить прежде, чем он воспользуется советом этого засранца и получит святость как гарантию жизни. Черт, она ведь даже не знала, сколько времени была в трансе! Возможно, часы…

Выход показался впереди из бесконечного сплетения арок. Диз рванулась в туман, продралась сквозь него, как сквозь колючий кустарник, и вылетела на поляну. Никого. Конечно, он уже ушел. Но она знает куда. Она это видела.