Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна. Страница 56

— Добрый вечер, — сказал Мариус, и в его голосе прозвенела улыбка.

Дэмьен резко вскинул голову, тут же поняв, что делать этого не стоило: перед глазами всё поплыло, и пришлось опять сесть.

— Я не слышал, как вы вошли, — сказал он.

— Ну конечно, — кивнул друид, подходя ближе. Его улыбка стала шире, и Дэмьен, взглянув на него снизу вверх, вдруг с удивлением понял, что этому монаху, должно быть, еще меньше лет, чем ему показалось сначала. — Как ты?

— Вроде бы хорошо, — неуверенно проговорил Дэмьен. — Сколько я тут провалялся?

— Шесть дней.

— И только? — удивленно переспросил он. — Черт, мне казалось, у меня легкие разрываются.

— Так и было. Двустороннее воспаление. Но теперь всё в порядке. Ну-ка, вдохни.

Дэмьен подчинился, без труда вгоняя в легкие теплый воздух, прогретый потрескивающим в камине огнем. Мариус удовлетворенно покивал.

— Неделю назад, когда тебя только принесли сюда, твое дыхание было слышно на весь этаж.

— Я должен был умереть. — Друид безмятежно улыбнулся:

— Нет. Если уж ты не умер в колодце, не умер бы и вне его. Обычно мы вылечиваем пневмонию за четыре дня, но в твоем случае немного затянули процесс. На самом деле ты вполне здоров уже двое суток, но мы решили, что тебе стоит как следует отоспаться. Ведь впереди самое трудное.

— Что на этот раз? Мне предстоит провести десять дней в кухонной печи?

Мариус рассмеялся, покачал головой:

— Нет, Дэмьен. Твое тело натерпелось от нас достаточно. Теперь мы оставим его в покое.

— Позвольте мне выразить от его имени безграничную признательность, — проворчал Дэмьен, поворачиваясь к огню. Было странно ощущать прикосновение к лицу теплых струй воздуха. Непривычно, но очень приятно. Его вдруг невыносимо потянуло в сон.

— Что ты чувствуешь? — внезапно с интересом спросил Мариус.

— Спать хочу, — без колебаний ответил Дэмьен, по-прежнему глядя на огонь.

— Нет, я не о том. Что чувствует твое тело?

— Мое тело хочет спать, — лениво ответил он.

— Уверен?

— Еще бы.

— А ты спроси его.

Дэмьен хотел, чтобы этот человек оставил его в покое, но почему-то снова — уже в который раз — выполнил требуемое. Он прикрыл глаза, тихо вздохнул и вдруг почувствовал прикосновение скрещенных пальцев к своему лбу.

Странно, подумал он, не двигаясь и не открывая глаз, Мариус прав. Он хотел спать — его тело нет. Тело было измотано, измучено, оно злилось — уже давно… Тогда, в колодце, злилось его тело, а не он. А еще оно недоумевало — каждая мышца, каждая клетка не понимала, за что он так жесток к ним. Что еще?.. Тело хотело уйти, оно плакало, вопило от ярости, оно ничего не понимало, оно ненавидело его. Телу нравилось то, что было раньше, и оно было безумно испугано событиями двух последних месяцев. Тело требовало, чтобы он размялся как следует, чтобы взял в руки топор или меч, чтобы ударил по стволу или чьей-то голове, чтобы снова по мускулам заструился ток, а по жилам — ртуть. Тело кричало: «Эй, парень, ты соображаешь, что делаешь?! Верни меня сейчас же!»

«Черта с два, — подумал он с оттенком торжества. — Черта с два»

Мариус убрал пальцы с его лба за миг до того, как он открыл глаза. Повернулся к огню, наклонился, взял кочергу, поворочал поленья в камине. Пламя бросило алые отблески на его бледные щеки.

— Когда ты убил в первый раз, — вполголоса произнес он, — это был…

— Я, — одними губами сказал Дэмьен. — Тогда это был я. Только тогда. Всё, что я делал потом, — пытался сделать убийцей тело. Потому что тело не думает. Никогда не думает. Оно…

— Оно делает. — Мариус повернулся к нему. Их лица были совсем близко друг к другу, ближе, чем когда бы то ни было. — Быстрее, чем ты думаешь. Потому что не тратит на это времени. И наступает миг, когда оно овладевает тобой. Это происходит почти сразу после того, как ты осознаешь, что полностью овладел им. Но такие, как ты, этого чаще всего не замечают. — От одного из поленьев отскочила искра, метнулась вперед, на свободу, врезалась в чугунную решетку и погасла. — Ну, хватит об этом. С телом мы уже разобрались. Теперь надо что-то решать с тобой. Ведь первым был ты. Не оно.

Дэмьен кивнул, надеясь, что понимает. Отблески пламени плясали в его зрачках, но он этого не знал.

— Чтобы стать пеплом, надо сгореть, так вы считаете, правда?

— На этом этапе уже можешь говорить мне «ты», — улыбнулся Мариус.

Дэмьеи был удивлен.

— Так быстро? — с тенью иронии спросил он.

— Мало кто доходит до этого этапа.

— Умирают?

— Не только. Уходят.

— Ты же утверждал, что отсюда нельзя уйти.

— Нельзя, — согласился Мариус, — Но очень многие пытаются. Хотя бы раз. Я… Меня удивило, что ты не попытался. А ведь у тебя было больше шансов, чем у других.

— Тогда всё это потеряло бы смысл, — сказал Дэмьен и, улегшись и заложив руки за голову, стал смотреть в низкий темный потолок.

Мариус помолчал, снова помешал поленья в камине. Потом сказал:

— Я был карточным шулером. Одним из самых отчаянных. Пришел сюда прятаться. Я тоже не осознавал, как это делаю. Мои пальцы всё решали за меня. Порой они далее не спрашивали моего мнения. Я доверял им. — Он снова умолк. Потом проговорил: — Сколько прекрасных бардов мы погубили. Сколько наездников, фехтовальщиков и художников.

— Им тоже мешали их тела?

— Чаще всего они этого не понимали. Но порой — довольно редко, надо сказать, — тело было невинной жертвой. Так иногда случается. Когда всё будет кончено, ты никогда не сможешь убивать. Если всё выйдет так, как хочешь ты.

— Как хочет моя душа?

— Нет никакой души. Есть ты и тело. В твоем случае — вы враги. Когда ты научишься подавлять его рефлексы, достаточно будет одной ошибки, чтобы всё началось сначала. Поэтому нужно сделать так, чтобы ты не допустил этой ошибки.

— Вы ведь это и делаете?

— О нет. Пока нет.

Мариус встал, отставил кочергу, стряхнул сажу с ладоней.

— Нет ничего чище золы, — сказал друид, и Дэмьен кивнул.

Он уже горел. Но еще не стал золой.

— Что дальше? — спросил он, садясь и с трудом удерживаясь от соблазна натянуть одеяло. Ему вдруг стало холодно.

— Дальше, — сказал Мариус, — ты посмотришь, от чего отказываешься. Ты вернешься в мир. На одну ночь. Завтра. Сегодня пока что отдыхай. Это будет тяжело.