Тимбукту - Остер Пол Бенджамин. Страница 18

Процедура оказалась мучительно долгой — совсем не такой, как ты, наверное, ожидаешь. Предложения были типа: «Олли — хорошая собачка», но вместо того чтобы произносить слова или даже диктовать их по буквам, ученая дама медленно выговаривала каждый звук по отдельности с таким странным акцентом и интонацией, что со стороны казалось, будто глухонемая учится говорить. «Оооо, — начинала она, — оооо», и собака, нажав букву «о», получала вознаграждение в виде печенья, ласкового словечка и почесывания между ушами. Затем столь же тщательно и медленно диктовался следующий звук: «л-л-л-л-л», и когда собака опознавала его, она снова получала печенье и ласку, и так, буква за буквой, вплоть до самого конца предложения.

Мой друг рассказал мне эту историю двадцать пять лет тому назад, и я до сих пор не понимаю ее смысла. Но одно знаю точно: я — полная бестолочь. Я потратил отпущенное нам время на удовольствия и прихоти, годами блудил и безумствовал, предавался пустым мечтаниям и безудержному буйству. И все вместо того, чтобы образумиться и заняться вашим обучением, сэр, выучить вас хотя бы грамоте, короче говоря, тому, что может пригодиться в жизни. Я виноват. Кругом виноват. Не знаю, что собой представляла эта Олли, но уверен: ты бы намного ее превзошел, Мистер Зельц. У тебя есть мозги, сила воли, усидчивость. Но я не думал, что тебе это будет интересно, и поэтому не спешил. Лень — вот в чем все дело. Праздноумие. Я должен был попытаться, а не отказываться заранее. Только упрямые добиваются великих результатов. А что я делал? Таскал тебя в магазин курьезов дядюшки Эла на Кони-Айленд. Брал тебя в подземку, прикидываясь слепым. Шел, постукивая белой палочкой по ступенькам лестницы, а ты бежал рядом со мной в шлейке — собака-поводырь, ничем не хуже всех этих овчарок и лабрадоров, которые обучаются своему ремеслу в особой школе. Спасибо тебе за это, амиго. Спасибо тебе за то, что ты, благородная душа, всегда мне подыгрывал, всегда потакал всем моим капризам и импровизациям. А я о тебе не позаботился. Я не дал тебе шанса достичь высот. А это возможно, поверь мне. Мне просто недостало отваги. Но несомненно, друг мой, что собаки умеют читать. Иначе зачем на дверях почты вешают таблички: «Вход собакам запрещен, за исключением собак-поводырей»? Ты понимаешь ход моих рассуждений? Человек с собакой-поводырем слеп, а значит — не может прочесть табличку. А если он не может, то кто может? Вот чему они учат собак в этих школах, но держат язык за зубами. Все хранится в тайне, и это одна из трех или четырех самых важных государственных тайн в Америке. И не случайно. Если слух распространится, только подумай о том, что может произойти. Собаки не глупее человека? Кощунственное утверждение. Начнутся уличные бунты, толпа подожжет Белый дом, воцарится анархия. Не пройдет и трех месяцев, как собаки потребуют независимости. Изберут делегацию, начнутся переговоры, и в конце концов придется отдать собакам Небраску, Южную Дакоту и половину Канзаса. Люди будут выселены, собаки займут их места, и страна разделится на две — на Соединенные Штаты Америки и Независимую Республику Собак. Боже святый, как бы я хотел дожить до этого часа! Я перееду в собачью страну и буду прислуживать тебе, Мистер Зельц. Я буду приносить тебе тапочки и разжигать трубку. Я пропихну тебя в премьер-министры. Все, что изволите, босс, я не подведу.

На этой фразе Вилли внезапно оборвал свою речь, поскольку его отвлек какой-то звук. Повернув голову, Вилли понял, что это за звук, и испустил тихий стон. По улице, направляясь к нему, неторопливо ехал полицейский автомобиль. Мистер Зельц и не глядя догадался, в чем тут дело, но на всякий случай все-таки тоже посмотрел. Машина притормозила у края тротуара и из нее, на ходу поправляя ремни и кобуры, выбрались два полицейских: один белый, а другой — черный. Те самые, что ему приснились. Тут Мистер Зельц взглянул на Вилли, а тот — на Мистера Зельца, и когда наконец полицейский нарушил молчание словами: «Здесь нельзя сидеть, приятель. Ты встаешь или как?» — Вилли посмотрел другу прямо в глаза и скомандовал: «Рви когти, Зельцик! Не дай им поймать себя!» И тогда Мистер Зельц облизнул лицо хозяина, дал Вилли потрепать свою мохнатую голову в последний раз, а затем бросился по улице во всю прыть.