Все, что считается - Освальд Георг. Страница 17

Как только подхожу к сервисному отделу, сразу понимаю, что совершил фатальную ошибку, но уйти не могу. Меня уже увидел сидящий за окошечком молодой человек, который три недели назад побывал в нашем отделе в качестве стажера. Он кивает мне, демонстрируя ту приветливость, которую мы признаем единственной формой корректного обращения наших молодых сотрудников с другими людьми. Он просит клиента, которого как раз обслуживает, подождать несколько секунд и ненавязчиво подает знак, выделив меня из группы ожидающих и приглашая подойти к окошечку. Следую его приглашению.

В голове крутится вопрос, была бы такой же моя реакция, если бы я все еще оставался заместителем руководителя отдела по работе с проблемными клиентами. Может быть, я не стал бы дожидаться приглашения, а подошел бы к окошечку и подозвал парня к себе? На самом деле всё гораздо проще: оставаясь заместителем руководителя отдела по работе с проблемными клиентами, я бы сюда не пришел. Нюансы молодой человек улавливает чисто автоматически:

– Господин Шварц! Вот так сюрприз! Какими судьбами вы здесь?

Ему что-то известно? Не может быть. Он один из тех сотрудников, которые о подобных вещах узнают самыми последними. Отвечаю:

– Хочу снять четыреста марок. Не волнуйтесь. Я пройду к автомату.

– Да что вы, господин Шварц! Я мигом!

Размышляю, не должен ли я попросить его сначала обслужить клиентов. В качестве начальника, которым я больше не являюсь, я был бы просто обязан это сделать, но я не хочу привлекать внимания, не хочу беспокойств и дискуссий. Пусть только сделает всё побыстрее. Вводит в компьютер номер моего счета и проверяет данные. По лицу вижу – что-то привлекло его внимание. Говорю:

– Ну и что?

Склоняется над окошечком и шепчет:

– Я заметил, что в этом месяце вам еще не перевели зарплату. Может быть, выяснить, в чем дело?

Чувствую, как от ужаса в жилах стынет кровь, и говорю:

– Ничего страшного, я уже всё выяснил. Деньги придут на следующей неделе. Ошибка бухгалтерии.

– Ну, тогда другое дело.

Кажется, мое объяснение его устраивает. Делает распечатку на четыреста марок. Отходит от окошечка и разговаривает с другим парнем. Мне не слышно, о чем они говорят. Наверное, спрашивает, получил ли тот зарплату и не знает ли, что за ошибка произошла в бухгалтерии. Парень пожимает плечами и качает головой. Оба смотрят в мою сторону. Наконец мой молодой человек возвращается с четырьмястами марок и пересчитывает их при мне. Говорит:

– Надеюсь, что вопрос с бухгалтерией решится.

Отвечаю несколько раздраженно:

– Я же вам уже сказал. Ошибка устранена!

Прощаемся по форме. Он по-лакейски, как предусматривает полученное им образование, я несколько свысока, как положено заместителю руководителя отдела. Когда на выходе пытаюсь убрать деньги, руки начинают дрожать настолько сильно, что купюры никак не попадают в кошелек. Мну их и сую в карман.

СНАРУЖИ

21

Музыка орет так, что дрожат внутренности. Уве держит в руках связку ключей с ложечкой для кокаина, покручивая ими прямо перед самым лицом барменши. Поймав ее взгляд, он показывает на наши стаканы из-под виски. Все три пусты. В каждом из трех баров в «Функаделике» на полке стоит черный «Джонни Уокер» с именем Уве на бутылке. Он говорил, что лишь немногие из посетителей могут похвастаться такой привилегией.

Барменша, миленькая толстушка с татуировкой в виде бус из колючей проволоки, длинными, гладкими, выкрашенными в черный цвет волосами и бледным кукольным личиком, наполняет стаканы на два пальца. Уве вытаскивает из пачки сложенную в длину десятку, расправляет ее и протягивает девушке, зажав между средним и указательным пальцами. Это чаевые, виски давно оплачено.

Пачка денег у Уве знаменита на весь «Функаделик», да и не только здесь, об этом мне рассказал Анатоль. Ее толщина всегда составляет два сантиметра, а первая купюра – обязательно тысяча. Барменша выуживает десятку и отворачивается, выставив подбородок и не высказав никакой благодарности. Не приходится сомневаться в том, что Уве она терпеть не может. Он прикуривает от пластмассовой зажигалки в виде длинных стройных женских ног под красной мини-юбкой. Ухмыляется, пускает дым, высовывает язык и грязно смеется. Уве устраивает вечеринку, в ней принимает участие Анатоль. Я тоже приглашен, если, конечно, понял правильно.

Когда я был студентом, то иногда заскакивал на дискотеки. Все время в сопровождении своего друга Маркуса, который в ночной жизни считался тогда важной фигурой, «фигурой номер один», как он сам говорил. Я понимал, по каким правилам шла игра, и за спиной Маркуса мог чувствовать себя более раскованным, чем был на самом деле. Но когда я пришел в банк, все это потеряло смысл. Ясное дело, по вечерам я не всегда сидел дома, но ходил туда, куда принято ходить людям нашего круга, скажем, в бар «Гаррис Нью-Йорк», в «Леманс», в дорогие рестораны. Здесь, в «Функаделике», главными клиентами являются дети, не достигшие и тридцати, которые думают, что определенная одежда, определенная музыка, определенные наркотики и определенные деньги имеют значение. Может быть, по-своему они не так уж и не правы. Но для меня это чушь. Я здесь только из-за Уве и Анатоля, которые пытаются дать мне понять, что тут они чувствуют себя в своей тарелке, даже если и не считают, что молодежный стиль для них приемлем. Они ведут себя как старейшины сцены, в руках которых – независимо от моды – находится пальма первенства по той простой причине, что они существуют здесь слишком давно.

Без сомнения, чтобы считать Уве человеком необычным, совсем не требуется его любить. Его кожа, приобретшая золотисто-бронзовый оттенок в принадлежащем ему солярии, его тело титана, накачанное в принадлежащей ему фитнес-студии, коротко подстриженные волосы, доведенные до белизны с помощью перекиси водорода, – все это позволяет ему выглядеть грубым, непобедимым братом-близнецом Ван Дамма; сходство усугубляет и тот факт, что ростом он больше чем метр девяносто.

А вот Анатоль совсем обыкновенный, такой, как все. У него гавайская рубашка, застиранные джинсы и довольно длинные волосы с пробором посередине.

Ну а я, третий участник застолья, все еще люблю надевать свои костюмы, даже если иду куда-нибудь поздно вечером. В этом есть свое преимущество – обслуживают лучше. Дело не в том, что выглядишь знатоком, – просто начинаешь казаться фигурой важной, присутствующей в данном месте не ради удовольствия. Ну а если человек пришел сюда не ради удовольствия, то он из полиции или преступник, обтяпывающий свои делишки. Я ни то и ни другое, но объяснить мое появление в костюме рядом с Уве и Анатолем очень трудно, поэтому я считаюсь фигурой загадочной, что доставляет мне удовольствие.

Дело не в том, что Уве и Анатоль натворили что-то из ряда вон выходящее, но в их жизни появились некоторые проблемы, решить которые помогаю я, выступая в роли консультанта. Поэтому мы и вместе.

Уве кладет свою голую руку мне на плечо. На нем майка с надписью «If good looks don't count – don't count on me». Он рассказывает, что в «Функаделике» постоянно случаются неприятности.

Задаю вопрос:

– Какие еще неприятности?

– Драки, – отвечает он и показывает на четверых парней, стоящих у танцпола.

– Я уже давно за ними наблюдаю.

Мне бы они не бросились в глаза. Обыкновенные коротко стриженные парни в чистых джинсах и глаженых футболках.

– Отморозки, – говорит Уве.

Дверь в «Функаделике» крепкая, в том смысле, что сюда попадает не каждый страждущий. Уве продолжает:

– Они пришли не танцевать.

Как будто он подал условный знак. Вскоре без всякой видимой причины эти четверо хватают стоящие у стойки стулья и начинают ими драться. Все действительно происходит внезапно: они бьют без разбора всех танцующих. Никто не понимает, что случилось. Раненые падают, течет кровь, ломаются кости, визжат женщины, рычат мужчины, музыка замолкает. Гигантского роста вышибала, его помощники и Уве, снявший руку с моего плеча, бросаются на танцпол и ввязываются в драку. Целую минуту длится демонстрация уровня владения Уве искусством таэквондо, с помощью которого он свалил на землю всю четверку. Его техника борьбы и прыжки производят впечатление, пальцы он скрючил так, что они стали похожи на птичьи когти, агрессии на лице не больше, чем обычно, но оно поражает своей сосредоточенностью. Таким можно представить себе киллера за работой. Мне кажется, что картины реальной действительности смешались у него в голове с образами из тысяч виденных им фильмов про кунг-фу. Мы с Анатолем курим одну сигарету за другой, поднося друг другу зажигалку. Мы не разговариваем. Жестокая драка, чрезвычайно брутальная с обеих сторон. Наконец появляются полиция и санитары. Уве, которого ни на секунду не смогли вывести из себя ни сама драка, ни ее окончание, дает показания и оказывает помощь. У меня подгибаются колени, я сажусь на табуретку. Посетители устремились к выходу. Поверженные драчуны арестованы, раненым помогли, свидетели опрошены. Уве возвращается к нам. Через некоторое время мужчина – наверное, это директор «Функаделика» – подходит к микрофону за пультом ди-джея и проясняет ситуацию. Массивный человек, кажется, происшествие не произвело на него никакого впечатления. «То, что случилось, конечно, ужасно, но мы не позволим никакой мрази испортить нам праздник». Его тон настолько лишен эмоциональной окраски, что каждый, кто его слышит, понимает: он не считает событие ужасным и не склонен воспринимать сегодняшний день как праздник. Он просто хочет, чтобы его бизнес не понес убытков.