Пуговица-камея - Оттоленгуи Родриг. Страница 17

– Так выслушай же мое признание. Я не таков, как другие мужчины, и тебя считаю непохожей на большинство женщин. Я встречал много женщин и в столицах Европы, и здесь, в своем отечестве, и ни одна не произвела на меня такого впечатления, как ты, когда я тебя увидел в первый раз. При первой же встрече я решил, что ты будешь моей женой. Был ли я слишком самонадеян?

– О нет, мой Рой. И мне при первой же встрече внутренний голос сказал: «Вот твой господин».

– Бог да благословит тебя, моя Эмилия, но я буду продолжать. Я избрал тебя своей женой и беру небо в свидетели, что никогда ни в чем не обману тебя, но может случиться что я буду вынужден скрывать от тебя некоторые вещи. Достаточно ли ты меня любишь, чтобы в таком случае оставаться уверенной, что я это делаю только из любви к тебе?

– Рой, может быть, это самомнение, но я все же скажу тебе, что думаю. Более слабая любовь, чем моя, сказала бы: «Я верю тебе, но моя любовь к тебе так велика, что тебе незачем бояться доверить мне свою тайну». Я же отвечу тебе, что верю тебе безгранично и довольствуюсь тем, что ты решишь: доверить или не доверить мне твои тайны.

– Я знал, что ты так скажешь, и был бы разочарован, если бы ты заговорила иначе. Поэтому я сообщу тебе теперь же, что в моей жизни есть тайна, которую я не поверял никому, также и тебе. Ты все еще довольна?

– Ты в этом сомневаешься? Неужели ты думаешь, что я стану тебе что-либо обещать для того, чтобы взять это обещание обратно, когда дойдет до дела?

– Нет, моя королева, но, может быть, это слишком большое требование со стороны мужчины к женщине, которую он просит быть его женой, сознаваясь в то же время, что у него есть тайна, которой он не может сообщить; особенно же когда есть люди, полагающие, что ему приходится скрывать нечто позорное и даже более того.

– Никто не смеет так низко судить о тебе.

– Ты ошибаешься. А что, если я тебе скажу, что один сыщик следит за мной день и ночь?

– О, это меня нисколько не испугает; ты ведь рассказал мне о пари. Не мистер ли Барнес следит за тобой? Да?

– Да, но он делает это отчасти оттого, что думает, что я имею отношение к убийству; и в этом он до некоторой степени прав.

– Ты хочешь этим сказать, что ты знал убитую?

– Да. – Митчель замолчал, желая посмотреть, будет ли Эмилия после этого признания расспрашивать его; но она действительно безгранично доверяла ему. – Конечно, Барнесу хотелось оы узнать побольше, но у меня есть основательные причины помешать этому, и в этом ты можешь мне помочь.

– Я это сделаю охотно.

– Ты еще не знаешь, чего я желаю.

– Это мне безразлично; я сделаю то, чего ты желаешь.

– Ты стоишь моей любви. – Он нежно привлек ее к себе и слегка поцеловал в губы. – Я говорю это не вследствие самомнения, а потому, что люблю тебя так глубоко, как только может любить мужчина. Если бы ты оказалась недостойной моей любви, она навеки бы иссякла.

– Ты можешь довериться мне, Рой.

Ее слова были просты, но в тоне, которым они были произнесены, звучала уверенность.

– Так я тебе тотчас же скажу, что мне нужно, ибо это надо скорее сделать. Ты должна быть готова… Кто там?

Митчель произнес эти слова резким голосом, встал и сделал несколько шагов. Комната была слабо освещена. – Эмилия не выносила резкого света; на другом конце комнаты стоял кто-то, возбудивший внимание Митчеля. Это была Люцетта.

– Меня послала ваша матушка, – заговорила она тотчас же, – спросить вас, придете ли вы завтра к обеду?

– Мы сейчас придем, – отвечала Эмилия и Люцетта ушла из комнаты.

– Кто эта девушка? – спросил Митчель, и Эмилия рассказала ему, каким образом новая горничная попала в их дом.

– Она, кажется, смирная, понятливая девушка, – сказал Митчель громче, чем было нужно, – немного слишком тихая, так что испугала меня, когда вошла. Пойдем вниз. Еще будет время сказать тебе то, что мне нужно, и я попрошу тебя сделать кое-что для меня послезавтра.

После ужина Митчель повел мисс Ремзен и ее дочерей в театр, и так как они туда и назад шли пешком, то Митчель имел случай изложить своей невесте, что ему было от нее нужно.

– Мы, следовательно, два дня не будем видеться, – сказал он, прощаясь с ней в дверях, – будь же здорова эти дни.

Люцетта, слышавшая эти слова, была чрезвычайно удивлена, когда на следующий день в десять часов утра явился Митчель; но еще сильнее удивилась она, когда ее госпожа объявила ей, что уходит из дому; загадочнее же всего было то, что Эмилия ушла одна, а Митчель остался в гостиной. Обсудив все это, она решилась также выйти из дому; но когда она проходила по коридору, дверь в гостиную внезапно открылась, и перед ней очутился Митчель.

– Куда это вы, Люцетта?

– Я должна исполнить поручение, – отвечала девушка слегка дрожащим голосом.

– Войдите сначала сюда, мне надо с вами поговорить.

Она вынуждена была повиноваться и вошла в комнату. Митчель вошел вслед за ней, запер дверь на ключ, который спрятал в карман.

– Что это значит? – сердито спросила Люцетта.

– Вы забываетесь, Люцетта; вы служанка, а хорошие слуги не задают таких вопросов. Тем не менее, я вам отвечу: а запер дверь потому, что не желаю, чтобы вы вышли из этой комнаты.

– Но я не желаю оставаться тут с вами взаперти, я честная девушка.

– В этом никто не сомневается, и вам нечего бояться; я никоим образом не оскорблю вас.

– Зачем вы заманили меня сюда?

– Только для того, чтобы продержать вас здесь, ну, скажем, до двенадцати часов, следовательно, два часа. Вы ведь против этого ничего не имеете?

– Напротив; я не желаю оставаться вдвоем с вами два часа.

– Это забавно. Как же вы отсюда выйдете? Люцетта прикусила губы, но ничего не сказала, так

как видела, что приходится покориться. Конечно, она могла бы поднять шум; но миссис Ремзен и Дора ушли из дому еще раньше Эмилии, и, следовательно, она с Митчелем была одна в квартире. Но она могла привлечь внимание домоправителя или прохожих; когда эта мысль промелькнула у нее в голове, она посмотрела на окно. Митчель тотчас же угадал, что у нее на уме.

– Только не вздумайте кричать, Люцетта, – сказал он, – ибо тогда мне придется связать вас и заткнуть вам рот, а вам будет очень неудобно оставаться два часа в таком положении.

– Скажите вы мне, зачем вы меня здесь держите? – спросила Люцетта после некоторой паузы.

– Кажется, я вам это уже сказал: я не желаю, чтобы вы выполнили ваше поручение.

– Я вас не понимаю.

– О, вы меня прекрасно понимаете; вы не так глупы. Итак, сударыня, покоритесь неизбежному и устройтесь, как вам будет удобно, на эти два часа. Если вы желаете читать, вот газета. В ней интересное сообщение об убийстве, – знаете, – той дамы, что была убита в этом доме. Следили вы за этим домом?

– Нет, – коротко ответила девушка.

– Странно. Глядя на вас, можно подумать, что вы должны питать особенный интерес к такого рода вещам.

– Нисколько.

Затем, до исхода двух часов, они не обменялись ни одним словом. Митчель спокойно сидел в большом вольтеровском кресле и смотрел на девушку с улыбкой, которая приводила ее в такую ярость, что она предпочитала смотреть на противоположную стену. Наконец, пробило двенадцать часов; Люцетта вскочила.

– Могу я теперь идти?

– Да, Люцетта, теперь вы можете идти и исполнить ваше поручение, то есть если теперь не слишком поздно; кстати, Люцетта, мисс Ремзен поручила мне сказать вам, что она не нуждается больше в ваших услугах.

– Должна я это понять так, что мне отказано от места?

– Не совсем. Я сказал только, что мисс Ремзен не нуждается больше в ваших услугах. Она, видите ли, находит, что вы слишком бесшумно входите в комнату. Она пугается, когда вы так неожиданно вырастаете перед ней.

– Вы – дьявол! – закричала Люцетта вне себя, выбегая из двери.

«Я не ошибся», – подумал Митчель и посмотрел ей вслед, улыбаясь.

Люцетта, выйдя из дома, отправилась на телеграфную станцию, где написала несколько строк, которые послала с посыльным. Затем она пошла в Мадизонский сквер, где принялась ждать в самом отвратительном настроении духа. Наконец появился Барнес, и она пошла к нему навстречу.