Сад радостей земных - Оутс Джойс Кэрол. Страница 34

10

Карлтон проснулся. Над ухом кто-то вопил:

— Оглох ты, что ли? Вставай!

Он открыл глаза — совсем чужая женщина кричала на него. Круглое и словно дубленое лицо ее с вытаращенными глазами казалось даже не женским, а мужским.

— Долго ты будешь валяться? Черт паршивый! Твоя дорогая доченька удрала, а нам на работу пора… скоро шесть, сдурел ты, что ли, до этих пор разлеживаться?

Он оттолкнул Нэнси и сел. Обежал взглядом комнату.

— Пошли живей, автобус уйдет, — злобно прошипела Нэнси. — Я ребят накормила, пока ты тут храпел… что с тобой только приключилось? Уж и выпить чуток не можешь, сразу с копыт долой! И ведь два дня не работал, вот смех! Заехали в этакую даль, а потом на тебе — убирайтесь, мол, не будет вам работы!

Карлтон поднялся. Со вчерашнего дня он так и не разделся, башмаки и те не скинул. В желудке затягивался тугой узел. Карлтон стоял, ссутулив плечи, наклонив голову, и слушал Нэнси вполуха, все внимание поглощено было одним — вот этим узлом в желудке. Он уже хорошо знаком, но может и взбунтоваться. А надо собраться с силами и подумать о Кларе.

— Ты что? — спросила Нэнси. И обняла его одной рукой. Он не шевельнулся. — Поглядеть — ты вроде как нездоров, — сказала она.

Карлтон легонько оттолкнул ее. Лучше не делать быстрых, резких движений, страшновато — вдруг сдвинешь с места что-то такое, чего потом не остановишь.

— Да, вот… я ж говорю, Клара-то… удрала, — сказала Нэнси жалобно и в то же время с вызовом. — Зря ты ее так отлупил, она девочка неплохая. Сам знаешь. Я ее не осуждаю, что сбежала, я и сама сбежала, эдакой подлости я ни от кого бы не стерпела…

Карлтон наклонился над тазом, ополоснул лицо холодной водой. Странно, но он чувствовал: вода стекает по коже где-то далеко, словно он наблюдает за этим, сжавшись глубоко внутри самого себя.

— Нам пора. Нынче жарко будет, — сказала Нэнси.

Оттого что Карлтон все молчал, ей стало тревожно; она заговорила помягче: — Миленький, ты, может, нездоров?

Узел в желудке на миг угрожающе дернулся, но Карлтон его одолел. Нет уж, его не вырвет, не желает он этого мерзкого вкуса во рту. Мокрая кожа зудела, и он следил за своей рукой — вот она поднимается потереть лицо, вот пальцы скребут кожу… потом он про это забыл и замер, прижав ладонь к щеке, точно погруженный в размышления философ. В эти минуты мозг его пробуждался от спячки. Надо прорву всего обдумать, вдруг понял он… надо во всем разобраться. Недели, месяцы, годы он терпел, а на него наваливалась всякая всячина. Если в ней не разобраться, не понять все до мелочей, он никогда не сумеет от всего этого избавиться и начать новую жизнь.

— Меньшая здорова?

— Ясно, здорова. — Нэнси, видно, была тронута, что он про это спросил.

— Сколько у тебя денег?

— А?

— Денег сколько?

— Это как — вот сейчас?

— Я тебе в пятницу давал три доллара.

— Я… мне надо было купить еды…

— На, держи.

Он запустил руку поглубже в карман и вытащил грязный, туго свернутый лоскут, когда-то это был шелк. Развернул, достал несколько долларов и дал Нэнси; он не замечал, как она на него уставилась. Лицо ее побелело, напряглось, будто она ждала, что он ее ударит.

— Это тоже подспорье, а нынче еще заработаешь.

Вместе с ребятами получишь двенадцать монет.

— А ты куда?

Он сунул оставшиеся деньги в карман. Пригнулся к зеркальцу, поглядел на себя. Узел в желудке затягивался туже; кажется, вовсе не его, а чье-то чужое лицо беспомощно глядит на него из зеркала.

— Фу, черт.

Он потер ладонью глаза, рот. После пьяного сна все тошно, муторно. Вдруг привиделась Клара — как она рвется у него из рук, — но он встряхнулся и отогнал это видение. Придется еще многое вытряхнуть из головы, прежде чем он сможет наконец перестать думать.

— Миленький, ты что, идешь ее искать? Карлтон?

Он скорчил гримасу и шагнул за порог, в безмятежное, яркое, солнечное утро. Прошел будто мимо чужой, будто мимо нищенки, которая клянчит и дергает за рукав.

— Где ты станешь ее искать? — в страхе спросила Нэнси. — Карлтон! Да куда ж ты? Она сама воротится! Не связывайся с городскими, худо будет…

Карлтон высоко, сколько мог, поднял ноющие плечи, заправил рубашку в штаны. Сыновья терпеливо ждали за дверью. Оба посмотрели на него. Он глянул мельком, как на чужих, — у одного опущенная голова просвечивает сквозь редкие волосы розовым, у другого настороженное, застывшее лицо, а сам весь напружинился, готовый хоть сейчас пуститься наутек. Оба похожи на отца, у обоих продолговатые, узкие, худые лица… почему-то вдруг подумалось — пожалуй, они больше не вырастут, останутся почти такими, как сейчас.

— Слушайтесь Нэнси, — сказал он.

Она шла за ним между бараками, теребила за рукав.

— Послушай, она ж воротится. Она ж тебя любит… воротится… Она и взяла-то с собой всего ничего, какие-то тряпки, а денег ни гроша.

Они вышли на дорогу. Тут Карлтон, все так же не глядя, оттолкнул ее. И зашагал, странно подаваясь вперед всем телом, почти падая, будто прислушивался к далекому зову. Нэнси заплакала. Громко, навзрыд. Он шагал в сторону города, а вслед летела брань, пронзительные вопли неслись мимо ушей, ничуть не задевая.

— Я меньшую убью! — вопила Нэнси. — Убью свиненка, паршивое отродье!

Он слушал ее вопли, потом перестал слышать. Словно вышел из ее криков и из ее жизни, как прошел бы мимо какой-нибудь помешанной, что попалась навстречу на дороге.

В город он пришел весь мокрый от пота. Запыленные часы на заправочной станции показывали половину пятого, но по солнцу Карлтон видел, что уже около шести. Город еще не выбрался из постели, лишь немногие двери уже открылись. Он шагал по дороге, потом набрел на какую-то тропинку, свернул на нее, поднялся по склону железнодорожной насыпи, перешел через рельсы и спустился по другую сторону. Кругом все заросло сорной травой, ржавели старые разбитые машины и всякий лом. За путями уже открылся какой-то ресторанчик. Карлтон зашел туда и спросил про Клару. У стойки сидели несколько человек — шоферы. Они испытующе присматривались к нему, словно услыхали в его голосе что-то такое, чего сам он не замечал.

— Вроде вечером тут была похожая девочка, — сказала официантка.

Она была молоденькая, каштановые волосы уложены в высокую прическу; когда она заговорила с Карлтоном, веснушки у нее на носу словно потемнели, и от этого стало еще заметней, что она совсем девчонка. Может, чуть постарше Клары. Карлтон ждал и слушал ее, он выпрямился, расправил плечи, хоть они и ныли. Его ничуть не удивило, что первый же человек, кого он спросил про Клару, ее видел. Официантка старательно объяснила — да, она видела пропавшую девочку, и длинные светлые волосы помнит, и голубое платье, и даже сумочку желтенькую… она явно радовалась, что так хорошо все запомнила, и глядела на Карлтона, будто ждала, что он ее похвалит за такие исчерпывающие сведения.

— С кем она была? Кто он такой? — перебил Карлтон.

Девушка назвала имя, которого он никогда прежде не слыхал, но, уж конечно, век не забудет. И он опять перебил ее, но только спросил терпеливо:

— А где он живет?

Девушка объяснила и это. Ей пришлось выйти из-за стойки; разговаривая с Карлтоном, она притворялась испуганной, то и дело косилась на шоферов. Дошла с ним до двери, даже вышла на улицу и показала, куда ему идти.

И Карлтон пошел не торопясь. Торопиться не к чему; и не для того он шел медленно, чтобы сохранить свое достоинство. Просто он знал: надо пройти какое-то расстояние, только потом можно будет позволить тому тугому узлу в желудке взять свое.

Нужный дом — небольшой, уютный — стоял в переулке. Во дворе перед домом — цветы на клумбах, цветов он не ждал и немного смутился. А потом дверь отворилась, немолодая женщина, растрепанная, с бледным, измученным лицом, недоуменно уставилась на Карлтона — и вот тут он нимало не растерялся.

— Ваш сын дома? — вежливо спросил он.