Тени войны - Оверчук Алексей. Страница 35

— Мне почем знать!

— Западники просто помешаны на всяких тайных обществах. Они вступают в различные негласные организации еще со студенческой скамьи. У каждого общества свой опознавательный знак, своя эмблема, свой символ. Общества охватывают как студентов, так и влиятельных людей в государстве. Они распознают друг друга по этим символам и помогают друг другу в любых сложных ситуациях. Ну, теперь ты понимаешь?

— Значит, вы могли подойти к любому генералу или политику, показав этот крестик? Российские агенты тоже состоят в тайных обществах, да?

— Наконец-то дошло! — Рита двинулась к «лендроверу». — Мне надо уехать.

— Погоди! — преградил я дорогу. — Политики, состоящие в тайных обществах, не могут знать всех своих людей. Поэтому главной ценностью является не человек, а знак. Показав этот знак, агент мог подойти к любому из них и убить? Но сам-то он как ушел бы?

— Мы смертники. Оружие одноразового использования, дурачок.

— А почему профессор называет вас тогда предателями?

— Профессор?

— Ну… Я его так называю.

— А! Ясно… Потому что мы стали отходить от дел. Времена изменились.

Со стороны дома послышались голоса. Рита юркнула за машину. Я вгляделся, но никого не увидел. Среди кустов, с противоположной стороны дома, запрыгали фонари. Группа прочесывала окрестности.

— Не тебя ищут? — спросил я.

— Меня. Уйди с дороги, прошу!

Я посторонился. Рита прыгнула за руль. Стекло автомобиля плавно уехало вниз.

— Это тебе, — она протянула брошку, — на память. Надеюсь, они не станут тебя убивать.

Автомобиль рванул с места, разбрызгивая гравий из-под колес.

Я проводил взглядом красные огни автомобиля, попутно размышляя, что сделает со мной профессор за такую вольность.

Из дома вышел Вяземский. Двинулся к автостоянке, ко мне.

— Произошло самое поганое, — процедил он. — Они каким-то образом разыскали друг друга и объединились. Интересно, они свои обязанности хоть выполняли?

— О чем вы, Григорий Алексеевич?

— Все это время они не просто должны были жить в особняках и прожигать деньги государства, но и поддерживать свое положение в обществе на должном уровне. Нам, вероятно, придется создавать все заново. Твою мать! — С досады он дернул автоматом, и карабин на цевье оружия глухо звякнул.

Тут подоспели остальные, все пятеро. Нет, шестеро. Пять плюс один. Один — пленник. На голове мешок.

— Отпустите его, — приказал профессор. Отпустили. Пленный ватно повалился на лужайку.

Группа заняла круговую оборону, рассредоточившись по кустам. Все по правилам военного искусства.

«Скрипач» сдернул с головы пленного мешок, схватил за волосы и поставил перед собой на колени.

Человек застонал и собрался снова упасть.

— Вот только не надо этих страстей, Берн, — жестко сказал профессор. — Ты не в мексиканском сериале!

— Куда ты дел свой код, Берн? — спросил «скрипач». — Будем отвечать или мычать?

Человек молчал.

«Скрипач» молниеносно дернул свободной рукой. Хлесткий звук. Пленный рухнул, оставив клок волос в пальцах «скрипача». Попытался встать, но тут же получил удар ногой в пах. Закрутился по траве волчком, суча ногами и подвывая от боли.

Я отвернулся.

— Достань детектор. Надо проверить, — приказал дядя племяннику.

«Скрипач» снова поставил пленника на колени. Нашарил в своем кармане какой-то приборчик. Под его пальцем пискнуло, и приборчик залился зелеными огнями. «Скрипач» принялся водить детектором по телу пленника, методично обследуя ноги, живот, спину, пах. Прибор молчал.

— Лицо теперь, — подсказал Вяземский. — Он не может его прятать в тайнике. Только на себе.

«Скрипач» провел детектором перед лицом пленника. Прибор замигал красным огоньком, запищал. Пленник дернулся. «Скрипач» врезал ему по скуле, и он снова повалился на лужайку.

— Смотри, код не повреди! — сердито шикнул профессор.

— Он у него возле глаза зашит. А я ему в челюсть двинул. Вот так… — И «скрипач» ударил пленника ботинком по лицу.

Пленник дернулся и затих.

— Вы садисты! — не выдержал я. — Совести у вас нет!

— Это не мы, это работа садистская. А совесть у нас есть. Просто мы ее не используем в работе.

«Скрипач» достал нож, склонился над безжизненным телом агента и осторожно стал рассекать кожу возле правого глаза. Пленник вскрикнул от боли — «скрипач» отпрянул и… ударил ножом в горло. Взметнулся и опал фонтан крови.

— Вот напугал, бляха! — фыркнул «скрипач». — Ну, теперь-то угомонился… — и резанул ножом. — Ага! Вот!

На кровавой ладони «скрипача» блестела золотая пластинка. М-да, тонкая работа…

— Теперь по коням! — скомандовал Вяземский.

Группа сложила оружие в багажники.

Прежде чем взяться за руль, «скрипач» вытер промасленной тряпкой руки и спрятал ветошь под сиденье. Я содрогнулся. Убить, а потом тряпочкой стереть кровь с рук, словно в грязи запачкался!

Спустя час мы остановились у кемпинга. Сняли номер. Мы — это профессор, «скрипач» и я. Так сказать, группа поддержки с помповиками ушла на машине куда-то своей дорогой.

Первым делом я направился к холодильнику. Достал оттуда бутылку виски. Не стал смешивать с соком. Хряпнул прямо из горла — по-нашему, по-русски. Да и любой виски, пусть самый-самый, всего-то самогон — по запаху и по вкусу.

«Скрипач» остался на свежем ночном воздухе. Надо полагать, слушает тишину — насколько она тиха.

Вяземский раскидал на кровати крестики, талисманчики, цепочки. Потом бережно рассортировал их по конвертам. От этих побрякушек за версту несет кровью. Сколько людей было убито сегодня из-за них? Свыше десятка — это точно.

В руках Вяземского появился маникюрный набор. Пинцетом он вытащил из железной баночки микропленки и так же тщательно распихал их по конвертам. Словно сажал семена в грядку.

Я демонстративно не обращал на него внимания. Слонялся по комнате, словно был один, и время от времени прикладывался к бутылке.

Да и Вяземский меня игнорировал. Причем без всякой демонстрации. У него был магнит попритягательней.

Упаковав все свои обретенные «магнитики», он вышел. Надо думать, составить компанию племяннику в деле слушания тишины.

Оставшись один, я с размаху обрушился на кровать. Матрас оказался водяной, и меня чуть не выкинуло обратно. Я с трудом удержался на плаву. Посмотрел в бутылку. Ого! Почти пуста. На донышке еще плещется.

В голове шумели мысли. Я сел на кровати. Достал из кармашка подарок Риты, повертел в пальцах. Жук, — его изумрудные лапки ярко сверкали даже при тусклой лампочке, мягкой синевой отливали тончайшие крылышки и усики.

Эх, Рита, Рита! Зачем ты приходила? Зачем я вообще впутался в эту историю?.. Вот как мне себя вести?! На свете есть много вещей, которые нормальному человеку лучше не знать. Когда он все-таки сталкивается с ними, то впадает в ступор. Нормальная логика в мире нелегальной разведки не годится. Тут совершаются убийства, творятся предательства, подкладываются свиньи огромных размеров. И все это в порядке вещей.

Я выглотал остатки виски. Спрятал жука в карманчик. И снова полез в холодильник. Где-то там была еще бутылочка виски!

…В алкогольном тумане надо мной склонилось лицо профессора. Вспорхнул под потолок смешок «скрипача» Василия.

— Нализался, щенок! Еще и из горла!

Кто-то из них поднес мне стакан:

— Давай еще! На ход ноги!

Последняя капля, которая переполняет терпение организма. И мозги капитулируют. Темнота сомкнулась, и комок моего ослепшего сознания стремительно поехал куда-то вбок и вниз.

Мне снилось сполохами, как мое безвольное тело подхватили под руки. Куда-то тащили. Запихнули в машину. Потом дурнота в желудке подпрыгивала на кочках вместе с автомобилем. Темнота за окном высекала искры желтого света. Полосами гуляла по стеклу беспокойная реклама. Тихими волнами плескалась музыка, и певец голосом Вяземского выводил: «От Москвы до Бреста нет живого места там, где мы с ребятами прошли… »