Тени войны - Оверчук Алексей. Страница 36

На одном из поворотов я почувствовал тяжесть собственного тела и попытался сесть. Перед глазами понеслась светящаяся разметка дороги. Я снова отключился.

Когда открыл глаза, по сетчатке полоснул бритвой яркий солнечный свет. Оба виска прошила невыносимая боль. Мозги продолжали плавать в каком-то тумане. В тот стакан, что «на ход ноги», эти сволочи явно что-то подмешали!

Где мы?! В аэропорту. Я сам себя не помнил, но почему-то исправно двигал ногами! Ну, может быть, покачивался немного. «Скрипач» Василий и профессор Вяземский поддерживали меня под руки. Над моей головой что-то качалось и давило обручем на виски. Проходя мимо темной витрины, я увидел, что у меня огромные кроличьи уши. Меня это развеселило.

— Почему у меня такие большие уши? — захохотал я во все горло.

— Чтобы я мог вытащить тебя из говна, куда ты попал, — услышал я не менее веселый ответ.

На паспортном контроле Вяземский стоял рядом со мной и пояснял кому-то пьяным голосом:

— Мой друг напился от счастья. Сегодня утром у него отвалился хвост.

— А уши? Не отвалятся? — спросили, смеясь.

— О нет! Только по достижении половой зрелости! То есть не скоро!

Снова смех.

Мы прошли в узкий коридор на посадку. Я услышал за спиной:

— Эти англичане — такие идиоты! Пить не умеют, а едут во Францию. Дома тренироваться надо.

Когда самолет оторвался от земли, профессор снял с меня дурацкие уши. Протянул стакан с водой и какую-то таблетку:

— Выпей! Тебе пора приходить в себя.

Я запил таблетку.

— Что случилось? Зачем вы меня опоили? И куда мы летим?

— Отвечать в порядке поступления вопросов?

— Да, уж будьте добры, — кивнул я и поморщился.

От таблетки сознание у меня постепенно очищалось от мути, но вот голова трещала с каким-то диким остервенением. Облака в иллюминаторе здорово раздражали. Вид снующей стюардессы угнетал и бесил одновременно.

— Ничего не случилось, — пожал плечами профессор. — Опоили, чтобы ты не сбежал в порыве чувств. А летим мы в Китай.

— Почему в Китай?

— Потому что настает зима. Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах!

О, профессор! Мы умеем острить?.. Он говорил вроде бы дружелюбно, но с намеком на угрозу. С похмелья у человека все чувства обостряются до наготы.

— Ты пришел в себя?

— Более-менее.

— Тогда позволь встречный вопрос?

— Валяйте!

— О чем ты говорил с этой своей… Ритой?

— Я? С Ритой? Ах, да! — прикинулся я дурачком. — Рассказывал ведь уже! Про Москву, про Россию. Она мне адрес свой дала…

— Не прикидывайся дурачком! Я не о первом знакомстве, а о вашем ворковании на автостоянке.

— На автостоянке?

— Сказано тебе, не прикидывайся!

— Она жива? — спросил я напрямую.

Вяземский чуть подумал. Потом внимательно посмотрел на меня и произнес:

— Думаешь, я не знал заранее, что ты ее отпустишь? Не забывай, я специалист по поведенческой психологии… Когда у тебя в номере я учуял духи, сразу понял, кто именно тебя посетил. Ты даже не представляешь, сколь много могут сказать человеку запахи, если к ним, конечно, прислушиваться… И вот мы летим к твоей пассии. В Китай. Она почему-то думает, будто ей там безопасней.

Полчища мурашек побежали по моей спине к заднице. Наверное, прятаться.

— Что она тебе говорила о нас?

— Когда?

— Не валяй!

— То, что вы делите сферы влияния в военной разведке. Хотите заменить агентов на своих людей, чтобы контролировать направление нелегальных операций и занять главенствующую роль в разведке.

— И все?

Я кивнул.

— Почти правда. Все равно они были предателями… Что еще?

— Ах, еще?! Еще она сказала, что вы меня попросту подставляете. Каждый раз во время убийства моя персона становится ключевой. Именно меня помнят люди, в последний раз видевшие убитых агентов живыми. Так ли это, Григорий Алексеевич?.. И еще меня интересует одна деталь. Для будущей книжки… В номере вы раскладывали на кровати медальоны всякие, крестики. А еще были микропленки. Что на них?

— А она… эта Рита тебе не сказала?

— Про побрякушки сказала. Это опознавательный знак. Типа системы «свой-чужой» для членов тайных обществ. По ним они определяют своих собратьев.

— Смотри-ка! Женщина, а не солгала!.. Теперь о подставах. Нам и вправду надо было засветить тебя в этих делах. Но только для того, чтобы не вылезали наши уши. Ты приковывал к себе их внимание, но мы тебя постоянно страховали. Мы — друзья, Леша.

Как там говорится? Избавь меня от друзей, а от врагов я уж как-нибудь сам…

— Я еще спросил про микропленки, — напомнил я.

— На микропленках — информация о членах тайного общества, которую удалось узнать нашим агентам, пока они в нем состояли. Пароли, явки, имена и адреса его самых видных деятелей и руководителей. Агенты собирали информацию в течение десятков лет. Без пленки с данными все эти медальоны и тайные опознавательные знаки — говно. Прежде всего, надо знать, куда идти, с кем общаться и как себя вести. Вот что главное. Теперь этот архив у нас в руках, и мы можем восстановить систему ликвидаторов.

— Если вы получили то, что хотели, зачем же вам Рита?

— У нее остались код и пленка. Надо их забрать.

— А если она вам просто все это отдаст, вы ее оставите в живых?

— Просто отдаст?

— Просто отдаст.

— Она красивая девушка, — уклончиво сказал профессор. — Только не для тебя, Леша. Так что оставь свои эмоции для стихов.

— Я не пишу стихи!

— Неужто?

— Давно не пишу. Вообще стихи не люблю, — соврал.

— А я люблю. Вот Шекспир! Гениальные строчки! «О, женщины! Вам вероломство имя!»

— Вы о ком? — встрепенулся я.

— О стихах. О Шекспире, — нарочито удивился профессор. И остановил жестом стюардессу: — Водки, пожалуйста! Бутылочку. И стаканчики.

Та принесла.

— Так вот, Алексей. Допуская тебя в нашу команду, мы, естественно, некоторым образом подстраховались. То есть сделали так, чтобы у тебя по ходу не возникло желание вдруг отойти в сторонку. А попросту — сдать нас куда надо. Я понимаю, ты гражданский человек. Многие вещи кажутся тебе чудовищными… Ты знаешь, что означает термин «армия»?

— Н-ну… В общих чертах.

— Загляни как-нибудь в энциклопедию. Чтобы не только в общих чертах… Армия — инструмент государственного организованного насилия.

А солдат — специалист по применению этого насилия в конкретных целях… Мы — солдаты разведки. Наше насилие, как ты успел заметить, избирательно и точечно. Чего, например, не скажешь о наших солдатах в Чечне. Ты ж там был, сам видел. Ровняют целые села вместе с мирными жителями, чтобы выбить боевиков. А мы стреляем исключительно виновных. Никто, как ты заметил, из невиновных еще не пострадал.

— Вы, Григорий Алексеевич, очень ловко все можете объяснить. Убедительно аргументировать. Вам даже хочется верить. Но…

— Что но?

— Зачем все-таки вы тогда гонитесь за Ритой? Она же ни в чем не виновата!

— Кто тебе сказал?.. Человек грешен уже от рождения. Или ты не знал? Рита сбежала в Китай, чтобы не отдавать нам коды. А у нас, между прочим, убивают и за меньшие проступки.

— Но я не желаю! — вскричал я.

— Тс-с-с. Тоном ниже, будь добр… — Вяземский открутил голову бутылке, плеснул в стаканчики на два пальца. — Так выпьем за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!

— Не желаю! — уперся я. Теперь по поводу водки. Хотя…

— Да желаешь, желаешь! — умудренно вздохнул Вяземский. — И водку, и… бабу.

— Она не баба! — взвился я.

— Эх… Молодо-зелено! — Вяземский опрокинул свой стаканчик в глотку. — Советую, Леша, выбросить ее из головы. На свете существует два типа женщин: для семьи и для развлечений. Так вот Рита — для развлечений. А таких не жалко. Таких полно.

Я уставился в иллюминатор, чтобы он не прочел в моих глазах ненависть.