Удушье - Паланик Чак. Страница 90

За минуту до того, как я покинул Сент-Энтони в последний раз, за минуту до того, как я вышел в дверь и побежал, Пэйж Маршалл пыталась объяснить.

Да, она была врачом. Говорила торопливо, слова её сбивались в кучу. Да, она была пациентом, которого здесь держат. Быстро выщёлкивая и отщёлкивая авторучку. На самом деле она была доктором-генетиком, и оказалась здесь пациентом только потому, что рассказывала правду. Она не хотела мне плохого. Её рот всё ещё был вымазан пудингом. Она просто пыталась выполнить работу.

В коридоре, в наш последний миг вместе, Пэйж потянула меня за рукав, чтобы мне пришлось оглянуться на неё, и сказала:

— Ты должен в это поверить.

Её глаза таращились так, что повсюду вокруг зрачков виднелся белок; а её маленький чёрный мозг из волос почти распустился.

Она была врачом, сказала она, специалистом по генетике. Из 2556-го года. И отправилась назад во времени, чтобы забеременеть от типичного мужчины из этого периода истории. Чтобы сохранить и задокументировать генетический материал, сказала она. Им нужен был образец, чтобы помочь победить эпидемию. В 2556-м году. Поездка была не из простых и дешёвых. Путешествие во времени было эквивалентом того, что сейчас для людей космический перелёт, сказала она. То была рискованная и крупная ставка, и если она не вернётся оплодотворённой здоровым зародышем, все дальнейшие миссии будут отменены.

Здесь, в костюме 1734-го, сложившись пополам от забитых кишок, я крепко встрял на её идее типичного мужчины.

— Меня заперли здесь просто потому, что я рассказывала людям правду о себе, — сообщает она. — А ты был единственным доступным мужчиной, способным к воспроизводству.

А, говорю, ну, тогда всё становится гораздо лучше. Теперь всё обретает стройный смысл.

Она просто хотела, чтобы я знал — сегодня ночью её отзовут в 2556-й год. Сейчас мы видим друг друга в последний раз, и она просто хотела, чтобы я знал, как она признательна мне.

— Я глубоко признательна, — сказала она. — И я правда люблю тебя.

И стоя там, в коридоре, в ярком свете восходящего за окнами солнца, я вынул чёрный фломастер из нагрудного кармана её халата.

Пока она стояла так, что её тень в последний раз падала на стену позади, я начал обводить её контур.

А Пэйж Маршалл спросила:

— Это ещё зачем?

Вот так была изобретена живопись.

И я ответил.

— На всякий случай. На тот случай, если ты в своём уме.