Штурмовики над Днепром - Пальмов Василий Васильевич. Страница 57

Сделал это Амет-Хан. Короткая пушечная очередь словно прострочила небо. «Мессершмитт» покачнулся и начал падать. Раскрылся купол парашюта, и немецкий ас опустился на нашем аэродроме. Приземлившись, он поднял руки и попросил показать ему летчика-победителя.

Я вспомнил этот случай из боевой биографии дважды Героя Советского Союза Амет-Хана Султана в Крымском городе Алупка, когда стоял, склонив голову у бюста отважному летчику. После войны он долгие годы испытывал новую авиационную технику и во время одного из вылетов погиб. Если тебе, читатель, придется быть в Алупке, положи цветы у памятника человеку, который не раз доказывал величие духа советского летчика и был одним из славных героев-авиаторов прошедшей войны.

27 марта 1944 года – вторая годовщина нашего штурмового полка. Первую отметить не удалось, в тот год в это время мы как раз летали на завод за «илами». Да и итоги были менее впечатлительны. И вот прошло почти два года непрерывных боев. Теперь полк уже МОР гордиться своей историей, славой своих летчиков, воздушных стрелков и технического состава. На праздник полка приехал новый командир дивизии полковник Чубченков. Его предшественник полковник Чумаченко ушел от нас в другую воздушную армию. Новый комдив оказался высоким, стройным, подтянутым. Поражала его скромность, он вроде стеснялся своей должности. Спокойные серые глаза полковника были внимательны и доброжелательны.

– А ведь я вас помню, товарищ старший лейтенант, – обратился ко мне новый комдив. – По запасному полку. Как воюете?

Вот это зрительная память! Через зап, как называли запасной авиационный полк, проходили не сотни, а тысячи людей, и вдруг – «помню»! Я кратко доложил, что командую эскадрильей, был ранен.

– Так это ваша эскадрилья объявлена лучшей в полку? Поздравляю!

Да, вторая эскадрилья при подведении итогов боевой работы заняла первое место, и ей был вручен подарок – патефон с набором пластинок. Во фронтовых условиях такая премия означала не только признание успехов, чем люди гордились, но и представляла немалый интерес для организации досуга. Теперь по вечерам у патефона послушать пластинки собиралась почти вся эскадрилья. Ходили ребята и в сельский клуб на концерты художественной самодеятельности, которой руководил командир звена лейтенант Алексей Будяк. В полку нашлись и певцы, и чтецы, и танцоры, и музыканты. Тот же Алексей Будяк прекрасно играл на гитаре и чудесно пел. Лучшим его номером была «Песня о Днепре». Обычно он пел ее вдохновенно и торжественно, а полковой хор с особым подъемом подхватывал слова припева:

Как весенний Днепр, всех врагов сметет Наша армия, наш народ!

При этом мне каждый раз вспоминались летящие над Днепром штурмовики, бои за днепровские переправы. Четыре трудных месяца боев над этой великой рекой навсегда запали в сердца летчиков нашего полка. После одного из вечеров в сельском клубе, когда ребята вышли на улицу, мела настоящая февральская метель, образовались высокие сугробы.

– А когда все это растает, будет потоп, – сказал подполковник Смыков.

– Надо думать, как спасать самолеты. Пришлось временно перебазироваться на аэродром соседнего полка, в село Григорьевку. Мы с Георгием Михайловичем пошли посмотреть, как разместились по хатам люди. Жители охотно потеснились, с радостью принимая авиаторов на постой. Почти в каждой семье кто-то воевал – муж, сын, зять. Георгий Михайлович, свободно владевший украинским языком, спросил у хозяйки одной из хат:

– Дэ ж ваш чоловик?

– На хронти – дэ ж ному буты! Та и сын там же. Тилькы зараз у госпитали, в голову раненный.

– Що ж вин голову пидставляв?

– А-а, молодэ та дурнэ! – с досадой махнула рукой хозяйка.

Такой ответ не мог нас не рассмешить. Впрочем, в словах матери был свой резон: некоторые новички, может, и не «дурные», но неопытные, действительно подставляли голову. А делать это, конечно, не стоило. Надо больше присматриваться да прислушиваться к бывалым воинам. Они зряшного риска не любят, зато в трудном деле задних не пасут. Таких пули тоже не щадят, но попадают в них реже. Потому что, как пели тогда, «смелого пуля боится, храброго штык не берет». А смелого и умелого – тем более. Об этом знали и опытные летчики, и фронтовая молодежь.

Правда, были и исключения. Мне, как командиру эскадрильи, не давал покоя младший лейтенант Ганин. Все чаще с ним случались истории, которые заставляли усомниться в умении молодого летчика вести себя в бою, Впрочем, об этом разговор еще впереди.

В марте в полку началась активная подготовка к боям за Крым. Ведущие группы облетали район; штабы накапливали и анализировали разведданные, определяли первоочередные цели для удара с воздуха, Казалось, уже все готово, можно бы и приступать к делу. Но команды к наступлению не было. На земле подготовка проходила труднее. Южная весна размочила, расквасила землю, приходилось очень туго. В этом мы могли убедиться, побывав на переднем крае фронта. Вначале мы летели туда транспортным Ли-2, затем до переправы через Сиваш ехали на автомашинах. Часто останавливались, вытаскивали увязшие машины из грязи. От переправы к переднему краю добирались пешком, поминутно стряхивая с сапог липкие комья. Чем ближе к переднему краю, очертания которого нам предстояло изучить, тем молчаливее становились летчики. С воздуха они видели войну «в плане», а тут увидели «в профиль». Все заметнее становилось горячее дыхание фронта. Изредка ухали пушки, временами прострочит пулемет и раздастся автоматная очередь. Берег рядом с переправой был в сплошных воронках, в воде торчал хвост истребителя ФоккеВульф-190, чуть подальше виднелись обломки бомбардировщика Ю-87. Кто-то из летчиков высказал догадку:

– Да, здесь не заскучаешь: с неба сыплет и с фронта бьет…

Словоохотливый сапер-капитан, сопровождавший нас через переправу, сразу подхватил:

– Вчера, под закат солнца, налетело их, как комаров с болота! Дырок наделали, но переправа жива. Два гитлеровца здесь остались, – кивнул сапер на обломки самолетов. – А многим наши зенитчики хорошо припечатали…