Штурмовики над Днепром - Пальмов Василий Васильевич. Страница 59

– Выдержим проверку? – спрашиваю у стартеха.

Гурий Кононович Савичев в таком случае ударил бы себя в грудь и уверенно заявил, что отличная оценка у него уже давно в кармане. Посметный имеет другой характер. В его работе нет шума, помпы. Это человек дела, грамотный инженер и хороший организатор. Его оценки всегда объективны, взвешены. И им больше веришь. Вот и сейчас он ответил скупо, но объективно:

– Механики доложили – в бою машины не подведут. Я осматривал строго. Не подведут…

Значит, так и будет. Мой механик Василий Щедров не отстает от остальных, Он готов хоть всю ночь не отходить от самолета, прощупывая несколько раз каждый болтик. Зато инженерную проверку Василий выдержал с честью.

…Впервые слово «Тархан» мы услышали еще при изучении района полетов. Потом оно стало повторяться все чаще и чаще. У этого населенного пункта были расположены основные артиллерийские позиции противника. И нам предстоит нанести по ним удар. Тархан… Это название звучало таинственно и загадочно не только для меня. На вражеские артиллерийские позиции пойдут в первый боевой вылет и молодые летчики эскадрильи. Хотелось, чтобы со словом «Тархан» у них были связаны первые боевые успехи. Восьмое апреля выдалось погожее. Утро было по-весеннему теплое, ясное. На аэродроме у самолетных стоянок выстроился полк. На правом фланге алеет полотнище знамени части. Замполит полка майор Поваляев открывает митинг и зачитывает обращение командующего фронтом и Военного совета. Обращение призывает воинов возвратить Родине Крым и уничтожить захватчиков. Выступают летчики, воздушные стрелки, техники и механики. И каждый бросает клич «Даешь Крым!». Слушая горячие, взволнованные речи боевых друзей, готовых идти на штурм вражеских укреплений, я вдруг вспомнил Ленинградский техникум зеленого строительства, в котором учился и откуда ушел в авиацию. Его директор Николай Лукич Головко в 1920 году участвовал в штурме Перекопа. В связи с 15-летием этого события он выступил перед нами, студентами техникума.

– Многие из тех, кто шел на перекопские и чонгарские укрепления, кто переправлялся через холодный Сиваш, не увидели радостных дней, за которые отдали свои жизни, – сказал директор и… заплакал.

Тогда нам, семнадцатилетним, не совсем были понятны чувства человека, который спустя пятнадцать лет со слезами говорил о павших в боях за Советскую власть. Сейчас я хорошо знаю, что и спустя почти сорок лет сжимается болью сердце, когда вспоминаешь друзей, отдавших свои юные жизни в боях за Родину. И мог ли я тогда думать о том, что через восемь лет буду участвовать в штурме того же Перекопа, в боях за Крым пройду, вернее, пролечу над местами былых сражений, что мы, комсомольцы тридцатых годов, умножим славу комсомольцев гражданской войны.

Закончен короткий митинг. Уже известны время вылета и начало удара под Тарханом. С Леонидом Кузнецовым, моим молодым заместителем, уточняем последние расчеты и команды. Мне нравится Кузнецов – спокойный, уравновешенный, мужественный. Год тому назад он прибыл в полк вместе с Алексеем Будяком, Дмитрием Гапеевым, Виктором Смирновым, Николаем Маркеловым. Сейчас это уже опытный летчик-штурмовик, он хорошо ориентируется в боевой обстановке. Одним словом – толковый заместитель, которому можно доверить и группу, и трудное задание. Наш аэродром – заливной луг, почти болото. Стоянка эскадрильи самая невыгодная.

– Как думаешь, – спрашиваю у Кузнецова, – не подведет грунт при выруливании?

– Может, выбраться на старт пораньше? – предлагает Леонид.

– Дело говоришь…

Подполковник Смыков разрешил второй эскадрилье вырулить заблаговременно. И вот мы в воздухе. Вскоре показался зеленоватый Сиваш, дальше все ориентиры – по памяти. Радиостанция наведения сообщает: «В воздухе спокойно, следуйте в свой квадрат». Молодые летчики жмутся к ведущим, их задача – удержаться в боевом строю, не засматриваться по сторонам. Все равно в первом вылете мало что удастся увидеть. Новичок должен лишь строго придерживаться установок ведущего.

Показался Тархан. В лучах утреннего солнца выделяются красные черепичные крыши домов, открытые террасы. Севернее, ближе к нам, расположены артиллерийские позиции противника. Они, конечно, хорошо замаскированы, но их надо найти. Не свожу глаз с заданного места: авось мелькнет вспышка выстрела.

Ага, есть! Командую по радио: «Внимание! Вижу цель! Приготовиться к атаке!» Впереди – шапки заградительного огня. Нелегко идти среди сплошных разрывов. Цель как будто совсем не движется навстречу. Время тянется томительно долго, такое ощущение, словно самолет повис у всех на виду и по нему со всех сторон палят зенитки. Но надо выдержать. Противник старается не пустить, заставить от. вернуть, сбросить бомбы раньше. А ты должен упорно, не обращая внимания на опасность, идти на огненный забор, преодолеть его и выполнить задачу. Самый трудный момент – подход к цели. Когда стреляют по тебе, опасно, когда молчат, и того хуже. Сейчас цель видна отчетливее, можно и маневрировать. А затем атака! Стремительно бросаю шеститонный штурмовик в пикирование. Смотри, не промахнись, командир! Ведомые должны сбросить бомбы туда же, куда упали твои. Повторные заходы проще: уже замкнут боевой порядок «круг», каждый летчик выбирает цель самостоятельно. На повторных заходах и зенитки слабее, часть их уже выведена из строя. Время работы нашей эскадрильи истекло, объявляю сбор. Теперь надо смотреть внимательно: пользуясь тем, что круг обороны разрывается, нас могут атаковать истребители. Для сбора группы требуется некоторое время. Подсчитываю свою группу: два, три, пять…

– Ваня, кого нет? – спрашиваю Гальянова.

– Товарищ командир, я не хотел вас отвлекать. Один ушел на свою территорию. Кажется, Ганин.

Ох, уже этот Ганин! Почему же ничего не сообщил? Может, подбит? Осматриваю землю, нет ли там нашего «ила». Ни в районе цели, ни по маршруту его не видно. Не оказалось его и на нашем аэродроме. Что: же могло произойти с молодым летчиком? Не успели собраться шумной стайкой вернувшиеся летчики, как над аэродромом появился «ил». По номеру определяем – он, Ганин.