Лед и пламень - Папанин Иван Дмитриевич. Страница 90

Только в 1924 году на острове был поднят советский флаг. К 1943 году советские люди уже обжили остров Врангеля: было несколько эскимосских посёлков, действовали полярная станция, фактория, школа, больница.

Высаживались мы на южном берегу острова на песчаную косу у «столицы» острова — посёлка Ушаковский, состоявшего из нескольких деревянных домиков и эскимосских яранг. Первым нас шумно приветствовал высокий, широкоплечий, белокурый человек, одетый в кожаный лётный комбинезон. Это был один из полярных воздушных асов Леонард Густавович Крузе.

— Идите, посмотрите на мою новую машину, — позвал он. Тут же на песчаной косе стоял двухмоторный моноплан.

— Полюбуйтесь, — продолжал Крузе, — только что получил. Надёжная машина…

Я знал, что в этом году самолётный парк полярной авиации пополнился новыми машинами, и теперь мы увидели одну из них.

На острове Врангеля полярники жили для военного времени хорошо — было вдоволь мяса и рыбы, охота там была отличной. Из-за войны они поневоле работали на острове дольше, чем собирались, но каждый понимал: не время просить себе замену. Возглавлял полярную станцию Жимоленков, умный и прижимистый человек, отлично знавший и Север, и характеры всех своих подчинённых. Когда-то вместе с Ушаковым пришли на остров самые бедные чукчи и эскимосы. Место это было богато морским зверем и рыбой. Эскимосы и чукчи не только охотились, они работали на полярной станции, в мастерской, школе, больнице, были хорошими радистами, механиками, мотористами. Порадовался я за эскимосских ребятишек — были они упитанные, весёлые и общительные.

Подошёл октябрь. Совсем короткими стали дни, усилились морозы, зачастили бураны. На мелких прибрежных местах появились забереги — молодой лёд, а поверхность морей на многие километры покрылась салом и блинчатым льдом — первыми формами льдообразования. Надо было уходить из Арктики, чтобы не остаться у неё в плену. План навигации был выполнен успешно, все грузы доставлены в назначенные пункты, предприятия обеспечены на год вперёд сырьём и материалами, а люди — продуктами питания.

Поездка в Восточную Арктику помогла нам не только ознакомиться с работой предприятий Главсевморпути и организовать успешное выполнение плана арктических перевозок в этом районе, но и встретиться со многими замечательными людьми. Никто из них ни на час не забывал о войне. Как и вся страна, полярники Восточного района работали в полную силу, жили интересами обороны нашей Родины.

Перед концом навигации, когда мы уже шли к бухте Провидения, я получил важную телеграмму. Мне предписывалось зайти на обратном пути в Петропавловск-на-Камчатке, где собралось много наших кораблей с важными оборонными и народнохозяйственными грузами. Государственный Комитет Обороны СССР поручил мне разобраться в причинах задержки и разработать меры помощи. Дело в том, что японцы не пропускали через пролив Лаперуза наши транспортные суда, если на их борту находились вооружение и боеприпасы, а ведь эти-то грузы и надо было доставить в советский порт в первую очередь.

До Петропавловска шли мы на ледоколе. Нелёгкий был переход. Ледокол сконструирован для работы во льдах, имеет яйцевидную форму нижней части корпуса и низко расположенный центр тяжести. Поэтому на открытой воде он качался как ванька-встанька. Океан бушевал штормами, громадные волны накрывали всю палубу. Люки и двери были плотно задраены. Несколько суток Подряд, без малейшей передышки, ледокол методично качался по волнам. Перешли на сухой паёк, так как в камбузе нельзя было растопить плиту, вскипятить воду. Но кончился и этот мучительный путь.

На Камчатке я пробыл весь ноябрь. Положение там создалось действительно сложное. На рейде стояло 45 пароходов с грузами для Владивостока, но в порту не было никаких работ.

В Петропавловске я остался с небольшой группой инспекторов, основной состав штаба во главе с Л. В. Розановым последовал во Владивосток.

Осмотр порта и знакомство с положением дела не заняли много времени. Город небольшой, порт находится почти в центре, все видно, как на ладони.

В первый же вечер мы собрались в обкоме партии и обсудили ближайшие задачи. Было ясно, что действовать надо по двум направлениям. Во-первых, поскорее вытолкнуть из Авачинской бухты корабли по назначению, то есть во Владивосток. В их трюмах и на палубах было много грузов, необходимых фронту и тылу: танки, орудия, автомашины, боеприпасы, станки, одежда, продовольствие. Во-вторых, следовало как можно скорее завершить работы по реконструкции порта. Причальная линия и складская площадь были совсем небольшими, новые причалы и склады строились медленно. Не хватало строительных материалов, рабочих, транспорта. Грузы, пришедшие в Петропавловск, негде было разместить.

Тут же на заседании бюро обкома был намечен план действий. Очень мне понравились руководители Камчатки своей скромностью, деловитостью, партийной принципиальностью. За эти дни я очень подружился с первым секретарём обкома партии Сергеем Адриановичем Васиным. Васин и председатель облисполкома Сергей Ефимович Ущербов действовали в полном взаимном согласии. На Камчатке были дислоцированы морские и сухопутные воинские части — на них мы возлагали большие надежды. Когда в обкоме партработники и командиры собрались, я попросил их о помощи. Она последовала незамедлительно: в порт потянулись автомашины с солдатами и матросами, со строительными материалами и механизмами. Перелом совершился. Дальше важно было не спускать глаз и наращивать взятые темпы.

Порою приходилось решать самые неожиданные проблемы.

При подходе к Петропавловску подорвался на мине и получил пробоину в корпусе пароход «Одесса». Пароход удалось привести на буксире в Петропавловск, разгрузить, а затем поставить на ремонт. Водолазы осмотрели подводную часть. Вывод специалистов: пробоину залатать можно, но не в Петропавловске, где нет дока для такой огромной коробки и технических средств для подводной электросварки.

— Но, дорогие товарищи, — возразил я, — мы собрались не для того, чтобы зафиксировать невозможность ремонта, надо найти техническое решение, позволяющее выполнить этот ремонт.

— Можно путём кренования, но это большой риск — перевернём судно, — услышал я в ответ.

— Придётся рисковать. Не можем же мы оставить здесь до конца войны это судно. Оно нужно для перевозок оборонных грузов.

Тут же решили: надо так загрузить судно балластом, чтобы часть днища, где была дыра, оказалась над водой, затем быстро вырезать искорёженную взрывом часть днища и приварить заплату. За проведение этой операции отвечал директор судоверфи А. И. Кобылянский.

Операция была проведена блестяще.

Едва зияющая дыра показалась над водой, как моментально электросварщики вырезали повреждённое место, подвели заранее заготовленный стальной лист и так же быстро приварили его. «Одесса» встала в строй. И заслуга здесь принадлежит, в первую очередь, умельцам Петропавловского судоремонтного завода.

Куда более сложной оказалась проблема отправки судов во Владивосток. Японцы, как я уже говорил, не разрешали перевозить через пролив Лаперуза, который был всецело под их контролем, военные грузы. На совещании капитанов мы подробно обсудили положение и, как показали события, нашли достаточно результативный выход. Так или иначе, а следом за первым кораблём мы отправили второй, третий, четвёртый. Авачинская бухта опустела, а пароходы (все!) пришли во Владивосток.

Задание Государственного Комитета Обороны общими усилиями было выполнено. Все дальнейшее было уже в руках местных руководителей и Дальневосточного пароходства. Я послал в Москву сообщение о том, что с судами все в порядке, и попросил разрешения вернуться во Владивосток.

Возвращались мы Татарским проливом. Огибая мыс Лопатка в Первом Курильском проливе, увидели с левого борта близ острова Шумшу на мели разбитый корпус корабля.

Этот танкер шёл с полным грузом бензина — 10 тысяч тонн! В густом тумане отклонился от фарватера и сел на мель. Японцы немедленно наложили на него руку, так как корабль невольно оказался в их территориальных водах. Они не подпускали к «Новороссийску» ни одно советское судно. Длительные переговоры ни к чему не привели. Японцы слили бензин из танкера на свои суда, команду корабля отпустили. К этому времени танкер был так разбит волнами, что снимать его с мели уже не было смысла.