Пурпур и бриллиант - Паретти Сандра. Страница 21

Каролина сама поразилась, очутившись вдруг перед комнатой Тимура. Ни одного человека не встретила она на своем пути. Казалось, жизнь всего дома сосредоточилась вокруг этой комнаты.

Справившись со своим дыханием, она взялась за ручку, но дверь вдруг открылась, и из комнаты вышел Стерн. Каролина шагнула к нему, не решаясь, однако, взглянуть в его лицо. Он взял ее руку в свою.

– Что с Тимуром? – спросила она.

– Я дал ему лекарство, – ответил Стерн. – Будем ждать, когда оно подействует.

– Есть ли надежда?

– Надежда, может быть, и есть. Но главное – я сделал все, что мог.

Стерн был напряжен. Они молча пошли обратно – по переходам, галереям, лестницам. В одной из продуваемых ветром галерей Стерн остановился. С внутреннего двора, где к стволу огромного старого дерева была прикреплена голубятня, доносилось мирное воркование. Солнечные лучи пробивались сквозь ажурную крышу, их блики играли в темных волосах Рамона, делали еще более заметным бронзовый оттенок его кожи. Каролине вдруг захотелось коснуться его лица. Стерн медленно повернул к ней голову. Черты его лица смягчились. Он положил руку ей на плечо. Неужели он только что стоял у постели умирающего, боролся за жизнь мальчика? Все это казалось теперь таким далеким. Истинным, настоящим были только эти нежные плечи, которые он обнимал. Он словно вырвался из мрачного холодного подземелья на свободу. Свет и тепло возвратились к нему в момент стремительного объятия.

Не говоря ни слова, они продолжили свой путь, оба ясно осознавая, что это могут быть последние часы их жизни. Только когда они подошли к своим комнатам, Рамон убрал руку с ее плеча. У дверей комнаты сидели на корточках двое слуг. При виде чужестранцев они поспешно отложили в сторону какую-то игру, с помощью которой коротали время. Один из слуг вскочил. Это был Алманзор. На нем была праздничная одежда; волосы коротко подстрижены. Его лицо лучилось радостью:

– У меня хорошие новости! Шейх Томан ибн Моханна вернулся в город!

Каролина невольно повторила про себя эти слова. Напряжение и страх, не отступавшие от нее все эти дни, внезапно схлынули. Она почувствовала себя свободной, будто крылья выросли у нее за спиной.

– Шейх прислал своего слугу, – слышала она слова Алманзора. – Он ждет вас во дворце!

8

Это был тот самый путь, который они вдвоем проделали вчера вечером. Но сегодня у Каролины было впечатление, что они находятся в другом городе.

Ей казалось, что кто-то взмахнул над Тимбукту волшебной палочкой. Пустые улицы, немые дома, безлюдные площади – все теперь было полно движения, шума, красок. Площадь, на которой раскинулась ярмарка, казалась пестрым живым цветником – розовые, фиолетовые, оранжевые краски спорили друг с другом в яркости, – и над всем этим царствовал белый цвет бурнусов и тюрбанов.

Перед дворцом шейха шесть барабанщиков производили невероятный шум, от которого закладывало уши. Всадники проскакали во двор мимо застывшего строя часовых. Чернокожие слуги взяли их лошадей под уздцы.

Охрана была повсюду – в каждой нише, у каждой двери, на каждом повороте коридора. Зал, в который вошли Каролина и Стерн, был полон людей. Гудящие голоса замолкли при их появлении.

В глубине зала, между узкими колоннами, находилось возвышение, к которому вели плоские широкие ступени. На площадке стоял покрытый белой парчой диван, на котором возлежал шейх. Большие опахала из страусиных перьев, которыми двое слуг в праздничных одеждах овевали своего господина, создавали глубокую тень, в которой невозможно было рассмотреть его как следует. Шейх поднял руку. На его пальце блеснул перстень с камнем, пурпурным, как и плащ, укутавший его плечи.

Каролина уставилась на этого человека.

Существовал только один мужчина на свете, на чьих плечах она видела этот пурпурный плащ. Неужели она ослепла? Не видела стражей? Не разглядела их белых тюрбанов и бурнусов? Это был не шейх Томан ибн Моханна, а Калаф, повелитель пустыни. Они в ловушке. Но еще больше испугало Каролину другое. Ее безошибочный инстинкт, предчувствие опасности впервые изменили ей. Обычно она всегда готова к неожиданностям, так как осторожность и недоверие никогда не покидали ее.

Но теперь внутреннее чутье подвело ее, и она ощущала себя птицей, запутавшейся в расставленных силках.

Все окружающее исчезло. Ничего не имело теперь значения. Она полностью погрузилась в себя. Чья-то рука коснулась ее пальцев. Она взглянула на Стерна, понимая, что не вынесет, если он вдруг начнет утешать ее. Однако Рамон молчал. В его взгляде не было и намека на возможность спасения. И она была благодарна ему за это. Она понимала, что у него тоже не было больше сил на самообман. Снова ощутила она нечто вроде тайной связи между ними, некоего созвучия, позволяющего найти в другом человеке продолжение собственных чувств. И хорошо, что осталось хотя бы это.

Шум отвлек Каролину от ее мыслей. Калаф хлопнул в ладоши. Он снова принял ту позу, в которой лежал, когда они вошли в зал. Каролина подняла голову. Давно ли они здесь? Минуту? Час? Она словно спустилась с небес на землю.

– Подведите их ко мне! – приказал Калаф.

Каролина почувствовала, как острые пики уткнулись в ее спину. Она пошла вперед, механически переставляя ноги.

В зале стало еще тише. Опахало за спиной Калафа замерло. Владыка пустыни поднялся. Он был не старше Стерна, едва ли достиг тридцатилетнего возраста. Его взгляд, обращенный на Каролину, был настойчивым, но не враждебным. Его жажда мести исчезла в тот миг, когда он увидел врага поверженным. Желание возникло в нем не от природной жестокости, а от осознания того, что в этом мире является его важнейшим союзником. Это страх. Страх – самый надежный фундамент власти, поэтому он заманил сюда этих двух христиан – и поэтому они должны умереть. Казнь иноверцев достойно увенчает захват Тимбукту.

Овладеть этим городом было его давнишней мечтой. Тимбукту был ключом к Сахаре и Судану. И теперь этот ключ в его руках. Он жаждал его, долго стремился к нему. И полностью насладится победой он завтра на центральной площади во время казни христиан. Это будет хороший урок: жители Тимбукту получат одновременно доказательство его жестокости и набожности.

Он наслаждался мыслями об этом, как наслаждался и сегодняшним мгновением, желая продлить его как можно дольше. Он любил демонстрировать свою власть. Но спокойствие христиан тоже произвело на него впечатление. Нечто вроде симпатии возникло в нем. Ощущение триумфа над шейхом Томаном и этим городом заставило его продолжить.

– Посмотрите, как они молчат! – воскликнул он. – Они знают, что нельзя предать Калафа, не поплатившись за это жизнью! И все же с ними следует поступить справедливо, потому что Аллах справедлив всегда и во всем. Не я буду судить их. Вы должны сделать это. Должен собраться суд!

Калаф смотрел на Каролину, думая о том, что вряд ли кто-нибудь из мужчин поймет его. Любой другой на его месте убил бы мужчину – но женщину взял бы в свой гарем. И сделал ее там королевой. Эта христианка не только прекрасна – она излучает какое-то волшебное обаяние. Калаф чувствовал это, как и все присутствующие в зале. Возможно, казнить ее действительно было глупостью. Но еще большей ошибкой было бы проявить милость к ней. Особенно сейчас.

– Пошлите за Абой эль Мааном! – крикнул Калаф своим зычным голосом. – Он мудрейший человек в этом городе. Пусть он возглавляет суд.

За высоким, обшитым темным деревом парапетом, отделяющим переднюю часть зала, собрался суд. Рядом с каждым из двенадцати судей сидели слуга и писец. В стороне на принесенных подушках разместились зрители. Никто не двигался, не разговаривал. Мертвая тишина стояла в зале суда. Мужчины сидели с полузакрытыми глазами. Слуги усердно обмахивали их опахалами, однако это не создавало прохлады. Все ждали прихода Абы эль Маана. Жара измучила всех, лишила сил и желаний.