Пурпур и бриллиант - Паретти Сандра. Страница 23
И в самом деле Рамон Стерн в этот момент испытывал нечто иное, нежели она. Он любил ее. Он любил ее больше, чем она могла себе представить, чем он решился бы ей признаться. Именно любовь делала для него невозможным использовать этот момент и это место для близости с нею. Свернувшись калачиком, лежит она там, несчастная от одиночества и страха. Ее беззащитная поза разрывала ему сердце. Рамон боялся того сомнения, которое может увидеть на ее лице и которому он ничего не мог бы противопоставить – ни надежды, ни утешения, ни веры в чудо.
Он опустился на колени рядом с лежанкой, просунул руку ей под голову. Он искал подходящие слова, но что он мог сказать ей?
Имеют ли слова какое бы то ни было значение в этом застенке, который откроется только затем, чтобы предать их в руки палача? Забыть все, заснуть – может быть, ему удастся усыпить ее, укачать, как дитя? Рамон испугался, когда она вдруг повернула к нему голову. Ее глаза были теперь прикованы к нему. В них была меланхолия, нежность и в самой глубине влажных черных зрачков – страстный огонь. Она притянула к себе его голову.
Стерн ощущал нежные прикосновения ее рук. Перед ним было ее лицо, такое доверчивое, трогательное. Он понимал, что через секунду уже не сможет сдержать себя, и отвел ее руки.
– Останься! – Каролина смотрела на него, не в силах понять. – Не оставляй меня одну! Только не сейчас!
Стерн провел ладонью по лицу, словно пытаясь напомнить себе, где они находятся.
– Слишком поздно! Мы уже больше не принадлежим к числу живых. А жизнь отказала нам в любви.
– Жизнь не разрешает любить никому из живущих. – Каролина произнесла это, обращаясь, скорее, к себе. – В этом и состоит суть жизни – разрушать всякую любовь.
Он посмотрел на нее с изумлением. Сама того не понимая, она ответила ему на вопрос, который давно тяжестью лежал у него на сердце. Рамон протянул к ней руку и замер на полдороге. Казалось, он не решался ни дотронуться до Каролины, ни убрать руку.
– Что же я должен сделать? – тихо спросил он.
– Ты можешь сделать для меня только одно, – ответила Каролина.
В подземелье воцарилась тишина. Внезапно Стерн привлек ее к себе, нежно убрал волосы со лба. Он позволил наконец выплеснуться той любви, от которой пытался сбежать все это время. Каролина ощущала прикосновения его губ на шее, на плечах, ее тело жадно встречало его ласки, ловило его дыхание. Каролина крепко обняла его за шею и отдалась этой страсти без оглядки и сожалений. Ее острота и сила были сродни смертельным мукам.
Не со слепой торопливостью, не с закрытыми глазами, переполненные нежностью, отдавались они друг другу. Они знали, на что решились, что делают. Они были не слабее того, что с ними сейчас происходило.
Стерн открывал для себя ее тело с восторгом завоевателя, достигшего наконец страны, о которой так долго мечтал.
Только потому, что все ее чувства были необыкновенно обострены, Каролина ощутила этот шорох. Она осторожно высвободилась из его объятий, встала и прислушалась. Она слышала дыхание Района в тишине, шелест сена – а потом снова этот странный звук. Это не могло быть дождем – скорее, было похоже на редкие падающие капли. Она тронула Стерна за плечо:
– Послушай!
Его руки искали ее в темноте, а найдя, снова притянули к себе:
– То, что ты слышишь, – стук моего сердца. – Его мягкий тон тронул Каролину еще сильнее, чем его страстность.
– Нет, прислушайся! Будто кто-то стучит нам.
Стерн затряс головой:
– У нас остался только этот час, мы больше не проснемся – никогда. Иди ко мне...
Каролине было так тяжело отрываться от него. Но она должна была это сделать. А вдруг – вдруг это сигнал, признак того, что помощь близка?
– Я не хочу умирать, – сказала она. – Ни сейчас, ни сегодня, ни завтра. Я хочу жить.
Рамон уставился на нее, словно на существо из иного мира. Пока он держал ее в своих объятиях, она принадлежала ему. Стоит отпустить на миг – и он потеряет ее снова.
Но Каролина решительно высвободилась из его объятий и подошла к противоположной стене. Она сантиметр за сантиметром исследовала камни, будто верила пальцам больше, чем ушам. Стук продолжался. Но она не могла определить, откуда он исходил, настолько он был слабым. Внезапно она ощутила, что под ее рукой больше нет плиты, а только кусок оштукатуренной стены. Оштукатурено явно было недавно, еще чувствовался запах раствора. Она постучала по стене. Звук раздался такой, словно за ней была пустота. В тот же самый момент звук из-за стены умолк. Каролина замерла. Она ощутила, как от волнения пот выступил на лбу. Она выдала себя; она все испортила. Каролина оцепенела от страха – и вдруг стук раздался вновь. Теперь его ритм изменился. Раз, два, три – пауза, а потом опять – раз, два, три. Отчетливые удары.
Стерн поднялся. Его поза выдавала то усилие, которое ему приходилось делать над собой, чтобы вернуться в реальный мир. Каролина заметила это с нежностью, но и с нетерпением. Снова из-за стены послышался мерный стук. Удары все время меняли ритм.
Стерн все еще не мог проникнуться ее надеждой. Он сознательно отбрасывал мысли о возможном спасении. Ему казалось трусостью цепляться за жизнь, снова надеяться и снова обманываться.
– Это могут быть рабочие где-нибудь во дворце. Или крысы. Или водосток.
Каролина едва не ответила ему резкостью. Почему надежда пугает мужчин больше, чем верная смерть?! Почему только женщина смеет надеяться, верить в невозможное?! Она была убеждена, что это раздавался сигнал, предназначавшийся им. И, словно ее мысли дошли до неведомого спасителя, – стук стал громче и отчетливей. Если б только знать, в какой части дворца они находятся! Когда их вели сюда, она была так подавлена, что потеряла всякую ориентацию. И все же – ей врезалась в память стена около их камеры. Она казалась совсем недавно построенной.
– Вы видели новую стену? – спросила она. – У самой двери нашей камеры.
Ей все же удалось разрушить стену безразличия, воздвигнутую Районом. Но то, что она даже сейчас превосходила его в мужестве и решительности, больно ранило Стерна.
– Чтобы разрушить стену, нам нужны инструменты, – сказал он. – А их сюда забыли положить.
– А это что? – Каролина, оглядевшись, подняла мастерок.
Она отыскала его в нише, рядом с бочонком.
– Взгляните! – Она заглянула внутрь бочонка. – Известь! Ее наверняка оставили каменщики. Она еще не застыла.
Стерн отодвинул бочонок и исследовал пол. Если здесь есть мастерок, может, найдется и молоток. Его пальцы нащупали металлический стержень, которым строители обычно выравнивали кирпичи. Губы Стерна скривила ироническая усмешка, во взгляде читалось презрение к жизни, но он, подгоняемый ее нетерпением, засучил рукава своей рубахи и подошел к стене. Стерн пригляделся и нашел самую широкую расщелину между кирпичами. Раствор там еще не совсем затвердел, и работа пошла куда быстрее, чем он рассчитывал. Видимо, даже дня еще не прошло с тех пор, как была выложена эта стена. Влажная штукатурка крошилась и падала на пол. Рамон просунул руку в отверстие, чтобы проверить, насколько глубоко пробился в стену. Внезапно он понял, что больше не испытывает сопротивления. Он осторожно вынул первый камень и положил его на землю.
– Могу ли я помочь? – спросила Каролина.
– Лучше не мешайте, – попросил он, чувствуя в себе такой приток сил, что их хватило бы, чтобы развалить весь дворец.
На полу росла гора вынутых кирпичей. Теперь достаточно было одного удара, чтобы выломать камень и еще больше расширить отверстие. Стерн показал на дыру в стене:
– Смотрите!
На расстоянии одного метра от разрушенной Стерном стены Каролина увидела еще одну стену. Именно из-за нее доносился шум; и теперь это были не одиночные удары, а царапанье и гулкий стук; очевидно, человеку по ту сторону пришла в голову та же идея – проломить стену. Один из кирпичей во второй стене качнулся. Каролина едва справилась с желанием спрятаться за спину Стерна. Во рту у нее пересохло. Ее глаза словно приклеились к стене. Только теперь она поняла, что свет, проникающий в узкое отверстие между стенами, – это сияние луны. Итак, на улице ночь. Значит, они уже много часов находятся в застенке – а ей-то казалось, что время пролетело как один миг.