Обрекающие на Жизнь - Парфенова Анастасия Геннадьевна. Страница 91
На фоне врат, за которые уходила светящаяся нить, неподвижно застыли две фигуры.
Здесь ветер не завывал дикими голосами, а лишь трепал, почти ласково, её распущенные пряди и уважительно обходил его мрачную, угрожающую фигуру.
Нефрит арр Вуэйн задумчиво взирала на нас сверху вниз, Сергей арр Вуэйн казался размытой тенью за её спиной. Я встретилась взглядом с зелёными, точно молодая листва, глазами. И содрогнулась.
Эту женщину я когда-то убила. Эту женщину я отправила сюда намного раньше срока, который был ей предназначен. Эта женщина была одной из тех, из-за кого я так страстно стремилась попасть в холодную глыбу ледяного забвения.
И глядя в её глаза, я прочитала: Нефрит арр Вуэйн считает, что именно внутри прекрасной ледяной глыбы мне самое место. В мир живых таких непредсказуемых тварей выпускать не стоит.
Но обратилась она сначала к Арреку:
— Похоже, дарай-князь, вы несколько отступили от условий соглашения.
— Мне обещали невмешательство, — сквозь зубы процедил Аррек. Он был бледен и напряжён, в голосе его была смерть. Увы, это — не самое эффективное оружие против тех, кто и так уже давно мёртв.
Нефрит задумчиво покачала головой, а я внутренне поправилась: на светящемся канате болтались две опасные непредсказуемые твари, которым нечего делать в верхнем мире.
— А ей обещали свободу выбора, — теперь зеленоглазая леди повернулась ко мне. — Вы помогаете ему, эль-леди. Должна ли я понимать это так, что вы желаете жить?
Тишина затянулась. Я чувствовала, как нарастает, набухает вокруг напряжение.
— Антея?
Закрыла глаза, лбом прислонившись к его плечу.
— Я не хочу, чтобы ты погиб.
И холодный женский голос произнёс:
— Это не ответ.
Слова были точно удар плётки. Вскинула голову и увидела, что мужская фигура исчезла, а вместо закалённого в битвах воина появился тонкий, чуть изогнутый меч. Мой меч.
Нет, её меч.
В изящных, умело сжимающих рукоять руках.
Клинок взмыл в воздух, стремительный, точно молния….
С криком ярости и отрицания Аррек рванулся вверх…
…клинок упал, сияющий, справедливый…
Звонкой нотой порванной струны лопнула спасительная нить, разбитая идеальным ударом катаны.
Невесомость.
Мы падали. Падали. Падали!
Падали в прекрасную живую темноту, зная, что на этот раз не будет уже ни света, ни спасения.
Танец шестнадцатый,
Танго
… закружила тёплая, гасящая сознание темнота.
Аррек?
Все инстинкты самосохранения, всё чувство «я», которое ещё не распалось под ударами обволакивающе-вкрадчивого шторма, кричали о том, что нужно защищаться. Что нужно воздвигнуть вокруг себя непробиваемые барьеры, пытаясь сохранить хоть что-то. Нужно забаррикадироваться, и закрыть все окна, и поднять все щиты…
Нужно…
В Ауте всё «нужно», и «должно», и «необходимо».
Я ринулась в этот пьянящий шторм, как могла бы рвануться к рукам Учителя. Рухнула в танец, точно в бурлящий океан, подалась вперёд, в пенящиеся водовороты. Раскрылась полностью и безвозвратно, как умела только в танце и, быть может, ещё в любви.
Ни о каком изменении и речи быть не могло. Не было речи ни о цели, ни о средствах, ни даже о точке отсчёта. Я танцевала чистое познание. И, наверное, немного — сотворение.
Тут не было ничего от надтреснутой, торжественной иномирности туауте. Тут вообще вряд ли было что-то, чему можно дать определённое имя. Не думаю, что кто-нибудь танцевал так до меня. Не думаю, что кто-нибудь сможет станцевать после.
Полное растворение в бурлящей темноте. Слияние и поглощение. Годы, проведённые с Эль, неплохо научили меня двойственности существования.
Только теперь пришло понимание сути места, которое Аррек так небрежно обозначил фразой «тот свет». Впрочем, «место» — крайне неподходящее слово. Это было… одним из отражений сути самой Эль. Да, пожалуй, можно так сказать. Но в ещё большей степени это было отражением сути Тэмино. И Смотрящего. И Аррека. Некроманты не просто открыли врата в неясную географическую область, куда отправлялись после торжественной панихиды души эль-ин. Они создали эту область, сделали её реальной, ощутимой и опасной. Своей силой, своей магией сформировали строгие пейзажи. Из информации, хранящейся в глубине коллективного бессознательного, а значит, в душе каждого эль-ин, они слепили целые миры, превратив размытые сны богини в полные смысла и красоты ландшафты.
Я поняла это. Стала частью этого. И я восхитилась.
Работать с чем-то столь бесконечно сложным было невероятной честью. Привилегией, отблагодарить за которую можно было лишь одним способом — станцевать безупречно. И я танцевала. Не ради цели и не используя танец как средство. Не отталкиваясь от изначального состояния. Не стремясь прийти к новому. Я танцевала так, как творили драконы, и ощущала себя… настоящей.
Постепенно, будто издалека, пришло осознание: мне ничего не грозит. В этом месте, где всё возвращалось к исходу, чтобы начать круг заново, я была одновременно и частью круга, и вне его, и ничто не могло коснуться меня без позволения. Позже придут удивление и непонимание: разве может вене, сколь бы искусна она ни была, слиться с таким явлением, как смерть? Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Ну какая мне на самом деле разница, что может, а чего не может сделать вене?
Смутное беспокойство коснулось разума сквозь эйфорию вдохновения. Что-то было не так. Чего-то не хватало.
Аррек.
Созданные им оковы оказались разрушены ещё в самом начале, когда ветер развоплощения ещё только подхватил двух упавших с запредельной высоты беглецов. Нас оторвало друг от друга, разбросало в стороны, закрутило, и замело, и растворило в бешенстве стихии.
Аррек. Его время ещё не пришло. Я не хочу, чтобы он погиб.
Это не ответ. Молния падающего меча.
А что же тогда ответ?
А каков вопрос?
Ты хочешь жить?
Тишина.
Запрокинула голову, всхлипнула, затем крикнула — долго, протяжно, и безысходно. Ответа не было. Не было. И не было никого, чтобы принять это решение за меня.
Значит, придётся принимать его самой.
О, Ауте безмятежная. Как я этого не люблю!
Люди, когда встречаются с неразрешимой проблемой, пытаются «взглянуть на неё по-новому». Найти свежий подход. И это лишь доказывает, какие смертные по сути своей бестолковые существа. Ничего не могут довести до конца. Уж если искать новую точку зрения на вопрос, то пусть она будет совсем, совсем новая.
Аналитический транс. Полное обнуление сознания. Ни представлений, ни понятий, ни установок, ни мотивов. Полный ноль. Чистый лист.
Уход в абсолютно белое.
Когда слова — лишь наборы звуков, за которыми ничего не стоит. Когда образы — наборы красок, лишённые смысла. Когда чувства остры и отточены, но не несут в себе никакой эмоциональной окраски.
И я стала заново выстраивать себя. С самого начала. С основы. Будто прожитых лет никогда не было. Будто я снова юная, шестнадцатилетняя вене, открывшая утром глаза и вдруг впервые по-настоящему увидевшая окружающий мир. И с удивлением и интересом потянувшаяся к нему, чтобы узнать: что же это?
Оживление. Изумительное открытие: у меня есть тело! Освоение телесной психосоматики. Я вписывала себя в окружающее пространство, и радость от сделанных чудесных открытий заставляла меня смеяться.
Одушевление. Осознание самости. Я — субъект собственных желаний и хотений. Могу им следовать. Здорово!
Персонализация. Моё «я» отражается, точно в зеркале, в различных социальных позициях. Появляются сковывающие рамки норм и правил. Но взамен бесшабашной свободы приходит осознание себя как потенциального автора собственной судьбы. Это немного жутковато… и удивительно.
Индивидуализация. Идеалы и ценности, смутные воспоминания о которых мелькают в голове, рассматриваю через кристаллическое ядро собственной личности, примеряя их на себя, позволяя им обновить и отточить мой взгляд на мир. Это — источник несокрушимой внутренней силы, который может стать источником извечной слабости. Противоречиво… но очень интересно.