Виа Долороза - Парфенов Сергей. Страница 43

Борис Моисеевич прикрыл глаза, чтобы избавиться от надоедливого, бьющего через лобовое стекло автомобиля полуденного солнца и углубился в педантичный анализ своего сегодняшнего положения.

"Сбыт автомобилей – это лишь этап в процессе от производства товара до его потребления, – думал он. – Конечный этап… Этап, на котором образуется прибыль… Так? Хорошо! Но всего лишь этап… И сегодня он, Борис Сосновский есть на этом этапе, а завтра может и не быть – найдутся такие же, – неглупые, со связями, но более шустрые и не слишком разборчивые в средствах, которые готовы поделиться и с директором, и с начальником сбыта, лишь бы только убрать его с этого места… А что такие найдутся, можно не сомневаться. Обязательно найдутся! Если, конечно, он до этого ничего не придумает… Значит сейчас, пока он ещё вне конкуренции, надо думать, как влиять на весь процесс… Влиять на весь процесс? Но как? – Борис Моисеевич, не открывая плотно сомкнутых век, сдвинул на переносице узкие редкие брови, сделал над собой усилие в поисках ответа и через секунду мысленно сам себе ответил. – Влиять на весь процесс можно только, когда управляешь процессом! Вот! Значит надо управлять всем процессом! А кто сегодня управляет процессом? Директор и правительство Москвы! Но правительство Москвы ведь имеет персоналии, правительство Москвы это прежде всего мэр – Харитонов Павел Гаврилович… Вот и получается, что надо выходить на мэра! И выходить желательно с подачи директора…"

Сосновский открыл глаза и улыбнулся сам себе, словно решение этой занятной головоломки доставило ему удовольствие. Затем он быстро убрал улыбку с лица и в задумчивости потер наморщенный лоб, – постарался вспомнить свою израильскую встречу в Иерусалимском департаменте иммиграции:

"Что по этому поводу говорил Моше Лавин? Что правительство Москвы задолжало восемнадцать миллионов? Так кажется? И из-за этого может встать треть автобусного парка столицы? Бред… Ерунда! Что такое восемнадцать миллионов для такого города, как Москва? Бюджет Нью-Йорка несколько миллиардов, а у нас проблема восемнадцать миллионов! Но это наш, совковый бред! Значит его можно использовать себе на пользу… Получается, что цена вопроса о заводе – восемнадцать миллионов! Это, по-бухгалтерски, наши пассивы… А что же у нас в активах? А в активах у нас – целый завод, выпускающий даже сейчас, с учетом падения производства, 300 тысяч автомобилей в год… Причем автомобили лучшие в Союзе и пользующиеся спросом. Значит, на тысяче автомобилей я заработал миллион. Получается на 300 тысячах автомобилей я вполне бы мог заработать триста миллионов… Но это в теории, – не будем забывать… Даже при всем желании я не смог бы попустить весь сбыт через себя… Это во-первых… А во-вторых, жадность наказуема! Правило успеха: делиться и тогда всё получится! Точнее, надо стараться быть полезным… Нет-нет! Не стараться понравиться – стараться понравиться занятие глупое и неблагодарное, а именно быть полезным, прочувствовать проблемы партнера, постараться ему помочь… Причем помочь искренне, потому что фальшь чувствуется сразу… Вот тогда будет отдача! Третий закон Ньютона, применительно к социуму, – сила воздействия, равна силе отдачи… Никто ведь не захочет оставаться чьим-то должником, потому что быть должником, значит признать свою зависимость, признать свою слабость… Ну что же… Задача понятна… Теперь осталось только приступить к ее выполнению…"

Сосновский включил зажигание, посмотрел в зеркальце заднего вида и медленно отъехал от обочины, – поехал вдоль по улице, ища глазами телефон-автомат. Заметив красную будку у фасада кирпичного дома, затормозил. Зайдя обшарпанную кабинку, порылся в кошельке, но медной двушки не обнаружил. "Эпохальная картина! – усмехнувшись, подумал про себя Борис Моисеевич. – Советский миллионер не может позвонить, потому что у него нет двух копеек!" Он судорожно оглянулся, выискивая, где можно разменять мелочь. Его взгляд скользнул по закрытым стеклянным дверям гастронома, – в магазине был обед, до открытия ещё оставалось полчаса, – и уперся в стоящий рядом табачный киоск. Сосновский вышел из кабинки и подошел к ларьку. Наклонил голову так, чтобы можно было видеть усатого киоскера, обосновавшегося внутри, обратился, как можно вежливее:

– Извините, пять копеек не разменяете?

– Нет! Нету мелочи, – донесся суровый ответ.

– Вы знаете, – заискивающе произнес Борис Моисеевич, заглядывая вглубь ларька, – очень нужно позвонить, а негде не могу достать две копейки… Прямо беда! Может у вас найдется – я мог бы купить… Мне очень нужно позвонить! – повторил он с ударением на слове "нужно", стараясь донести до продавца важность предстоящего телефонного разговора.

– Пятьдесят копеек, – бесстрастно раздалось из табачной будки.

"Однако!" – с изумлением подумал Борис Моисеевич, но торговаться не стал, а протянул в окошко мятый рубль. Сказал:

– Две монеты…

Киоскер быстро забрал мятую бумажку, выложил перед ним две двухкопеечные монеты и сказал насмешливо:

– На будущее… Звонить можно и по десять копеек… Автомат их тоже берет…

– Спасибо! – Сосновский забрал двушки с прилавка, а про себя подумал с раздражением: "Страна советов… Язви ее… Главное вовремя помочь человеку советом!"

Войдя снова в телефонную кабинку, он аккуратно снял трубку и крутанул диск таксофона. Автомат, пронзительно звякнув, проглотил монетку…

– Алло, здравствуйте! Я хотел бы поговорить с господином Яковом Магеном, – произнес Борис Моисеевич с замиранием в голосе.

– Маген у телефона, – бесстрастно ответила ему трубка.

Борис Моисеевич запнулся, но потом, торопливо произнес.

– Господин Маген… Это Борис Сосновский… Я хотел бы обсудить вопросы нашего дальнейшего сотрудничества… В части автомобилей…

– А, Борис!… – ясным голосом ответил Яков Маген. – Добрый день… Извините, сразу не узнал… Вы звоните из телефона-автомата?

– Да…

– Значит, у вас, как я понял, есть предложения по расширению бизнеса… И предложения, я так понимаю, финансового характера?

– Да… – односложно ответил Борис Моисеевич.

– Хорошо… Вы знаете, где находится синагога в Марьиной роще? Подъезжайте туда к четырем часам…

– Хорошо, – ответил Сосновский и повесил трубку на рычаг.

Выйдя из телефонной кабинки он направился к машине, думая, где скоротать ещё три часа… В конце концов решил зайти в ресторан и отметить там свой первый миллион, – все-таки событие… Но, когда оказался внутри рестораторной, привычная практичность в нем взяла верх. Расслабляться рано, решил он и заказал себе обычный комплексный обед за три рубля, – быстро поел и отправился к себе в офис.

Ровно к четырем часам Сосновский подъехал к зданию синагоги. Остановившись перед входом, он поймал себя на мысли, что он, еврей, никогда здесь почему-то не был… Внутрь входить не решился – с собой не было ни шляпы, ни кипы.

– Борис Моисеевич? – неожиданно услышал он голос сбоку.

Сосновский обернулся. Перед ним стоял сильно пожилой человек в очках с толстой пластмассовой оправой, в черном пиджаке и белой рубашке без галстука. Длинные седые волосы неровными прядями выбивались из-под черной хасидской шляпы.

– Извините, вы Борис Моисеевич? – голос у незнакомца был слегка дребезжащим.

– Да, – ответил Сосновский неуверенно.

– Очень хорошо… А меня зовут Самуил Яковлевич… Здравствуйте! Господин Маген попросил меня вас здесь встретить… Мы тогда сейчас заедем ко мне домой, а господин Маген приедет позже… Или быть может вы хотите подойти сначала к ребе?

– Да, нет в общем-то, – ответил Сосновский, снова вспоминая об отсутствующих у него шляпе и ермолке. Вид у незнакомца был столь убедительно харизматичен, что у Бориса Моисеевича даже не возникло и тени подозрения, что это может быть какой-нибудь провокацией…

– Хорошо… – надтреснуто сказал незнакомец. – Тогда пойдемте…

– Я на машине… – Борис Моисеевич показал на припаркованый неподалеку автомобиль. Старик близоруко наклонил голову, – посмотрел из под очков на машину и растерянно заморгал большими, совиными глазами: