Пробирная палата - Паркер К. Дж.. Страница 69

Дассаскай не написал имени человека, которому адресовалось письмо, в этом не было необходимости. Письмо увидит только один, и этого одного не надо называть. Послание было короткое и состояло из вопроса: «Во имя богов, скажите, что мне делать?»

Он скатал листок в трубочку и засунул его в латунный цилиндр. Потом Дассаскай выхватил из загона большого жирного гуся и свернул ему шею. Сделано это было просто и быстро: он сжал гуся пониже головы и резко повернул телодвижением человека, бросающего камень из пращи. Дассаскай вынул из-за пояса складной нож, раскрыл его и сделал длинный разрез, от ребер до низа живота птицы. Еще один резкий, почти грациозный поворот кисти – такая легкость достигается лишь долгой практикой, – и внутренности гуся вывалились на землю. Их место заняла латунная трубка. Затем Дассаскай вынул из воротника стальную иголку, продел в ушко конский волос и ловко зашил разрез. Покончив с этим, он покинул лагерь и направился к устью реки, где у разрушенной пристани стоял один-единственный корабль. Дассаскай едва успел перехватить двух человек, уже готовившихся перейти на судно.

– Извините, – окликнул он. Геннадий повернулся:

– Да?

– Извините за беспокойство, но мне нужно переслать гуся одному человеку. Не будете ли вы так добры доставить его на Остров?

Геннадий удивленно посмотрел на него:

– Вы собираетесь передать кому-то гуся?

– Верно.

– Живого или мертвого?

– О, конечно, мертвого.

Геннадий нахмурился:

– Но это же глупо. Гуся можно купить и на Острове, у любого торговца.

– Нет, такого гуся нигде больше не купишь. Это образец. Специальный заказ. – Он улыбнулся. – Если моему клиенту понравится этот гусь, он возьмет их целую тысячу. Вы окажете мне большую услугу. – Дассаскай опять улыбнулся и вынул гуся из-за пазухи. – Видите? А теперь признайтесь, это же прекрасный гусь.

– Думаю, вы правы, – с сомнением сказал Геннадий. – Но разве за время пути он не… ну, вы понимаете, он же испортится.

Дассаскай покачал головой:

– Ну, поверьте, четыре дня – именно то, что нужно птице, чтобы дойти до нужного состояния. Мой клиент отблагодарит вас за все неудобства.

– О нет, вы неправильно меня поняли, – поспешно возразил Геннадий.

Островитяне всегда считали делом чести выполнить любое мелкое поручение вроде доставки письма: такова этика нации, посвятившей себя коммерции. Ожидать вознаграждения за услугу считается плохим вкусом, как требовать у спасенного деньги за то, что его вытащили из воды.

– Просто… ну, хорошо.

– Спасибо, – поблагодарил Дассаскай. – Вы прямо-таки сняли камень с моей души. Я всю жизнь ожидал возможности заключить такую сделку, но сообщение сейчас очень плохое, кораблей мало, и я боялся, что мой клиент потеряет всякий интерес к предложению, и все сорвется.

Он передал Геннадию гуся, держа птицу за шею. Геннадий постарался скрыть отвращение.

– Не обижайтесь, – сказал он, – но, на мой взгляд, гусь самый обычный.

Дассаскай кивнул:

– Совершенно верно. Но он очень дешевый. Такие встречаются крайне редко и пользуются огромным спросом.

– Наверное, – с сомнением ответил Геннадий. – Но не лучше было бы послать ему живого? Тогда ваш покупатель мог бы оценить его качества, и не пришлось бы беспокоиться из-за того, что птица испортится.

Дассаскай слегка нахмурился и усмехнулся.

– Предположим, кто-то посторонний завладел бы этим гусем и начал их разводить. Все, конец моему предприятию. Если бы вы разбирались в птице, то, конечно, поняли бы мои опасения.

– Ну, раз вы так уверены, – сказал Геннадий, жалея о том, что ввязался во все это дело. – Ладно, кому мне отдать его?

– Я написал имя вот здесь. – Дассаскай сунул в руки Геннадию клочок пергамента. – Вы, наверное, удивлены, но некоторые из нас действительно умеют читать и писать.

– О, конечно, я вовсе не…

– Тогда все в порядке. – Дассаскай улыбнулся. – Еще раз благодарю за помощь. Надеюсь, скоро обе наши страны порадуются хорошим новостям.

Один народ посылает гусей другому народу, подумал Геннадий.

– Замечательно, – сказал он. – Что ж, мне пора подниматься на борт. Не хотелось бы опаздывать.

– Это еще что такое? – спросил Теудас, когда его дядя взошел на палубу. Юноша уже успел найти для них обоих свободные места на корме, возле якорного каната. – Зачем вам понадобился мертвый гусь?

– Не спрашивай, – ответил Геннадий. – Меня попросили доставить его на Остров. Очевидно, он знаменует начало новой эры.

– Вот как? К тому времени, когда мы попадем на Остров, запах будет не из приятных.

Геннадий опустил гуся на свернутый канат и прикрыл собственным дорожным мешком.

– Чепуха. Для мертвого гуся четыре дня – это расцвет жизни, или смерти. Считай как хочешь. И, пожалуйста, перестань так на меня смотреть. Хорошо? Это коммерческий образец, вот и все. Ты ведь не стал бы возражать против мешочка гвоздей или коврика?

Теудас вздохнул и опустился на моток веревки.

– Ладно, – сказал он. – Будь по-вашему. Только мне представляется, что сейчас не самое подходящее время для посылки каких-либо образцов отсюда на остров. В конце концов, идет война, лагерь переносится на новое место… На их месте мне было бы не до торговли.

– Очевидно, они считают по-другому. – Геннадий прислонился к борту. Он знал, что рано или поздно его станет укачивать, а потому необходимо принять меры предосторожности, пока еще не поздно. – И, знаешь, в оптимизме нет ничего плохого. По крайней мере до тех пор, пока никто не просит меня вкладывать деньги в будущее своего народа.

Теудас покачал головой:

– Либо ваш знакомый просто сумасшедший, либо все это какой-то дурацкий розыгрыш. В любом случае на вашем месте я бы выбросил дохлую птицу за борт, прежде чем провоняет весь корабль, и тогда за борт отправят уже нас.

– Не смотри на мир так мрачно, – сказал ему Геннадий. – Мы наконец-то убрались отсюда, верно? Если бы за возвращение к цивилизации от меня потребовали обвешаться тухлыми утками с головы до ног, я сделал бы это с огромным удовольствием. Хотя, должен признать, здесь было не так плохо, как я ожидал. Во-первых, мы остались живы, на что, откровенно говоря, я уже не рассчитывал, когда брел по мерзкому топкому болоту, боясь наткнуться на имперских солдат. Во-вторых, нас приняли довольно любезно, даже необычайно любезно, учитывая, к кому мы попали. Так что доставка к месту назначения какой-то водоплавающей птицы – небольшая цена за сохранение жизни. На меньшее нельзя было и рассчитывать.

– Вот как? Вы действительно считаете, что нас приняли любезно? – Теудас с неприязнью посмотрел на дядю. – Больше вам ни до чего нет дела, да?

Некоторое время Геннадий молчал, обдумывая ответ.

– Знаешь, я и сам не уверен в своих чувствах. Возможно, дело в том, что меня не было там – я имею в виду при Падении. Я не видел того, что видел ты. Конечно, я знаю, как все было, мне рассказывали, и я этому верю. Но со мной лично произошло другое: я перебрался из Города на Остров, потом с Острова в Шастел, где получил приличную работу, где люди относились ко мне с уважением, где я – черт возьми! – был счастлив. Мне казалось, что когда я увижу все это снова, – он махнул рукой в направлении руин Города, но не обернулся, – то что-то изменится, и я опять возненавижу их. Но ничего подобного почему-то не случилось. И когда я смотрю на них сейчас, то вижу лишь людей, одолеваемых страхом перед нависшей над ними угрозой, людей, старающихся запихнуть свою жизнь в бочки и мешки и убежать подальше от опасности. То есть сделать то, что сделал когда-то я сам. Не знаю… Мне трудно ненавидеть тех, кто так похож на меня.

Теудас угрюмо усмехнулся:

– А я могу.

– Да, конечно, но ведь ты молод, в тебе бурлит энергия. – Геннадий передвинулся – борт больно врезался в позвоночник. – Когда доживешь до моих лет, поймешь, как легко отказаться от ненависти к врагам. Невозможно все время ненавидеть их всех. Начинаешь рассуждать по-другому, примерно так: да, они простые люди, ничем не отличаются от нас, во всех злодеяниях виноваты их вожди. А потом встречаешь одного из этих вождей и понимаешь, что он тоже человек, по крайней мере почти человек, и осознание этого становится для тебя жестоким ударом, как сломанный палец для музыканта, зарабатывающего на жизнь игрой на арфе. – Он потерся спиной о борт, пытаясь найти более удобное положение. – Когда я увидел Темрая, мной овладело какое-то странное чувство. Нечто подобное я ощутил однажды в детстве, когда увидел акулу, попавшую в сеть к рыбакам. Они подвесили ее за хвост, и акула висела, неподвижная, мертвая, похожая на деревяшку, а мужчины уже начали ее потрошить. Знаешь, акула оказалась куда меньше, чем я представлял, и оттого совсем не такая уж страшная.