Игра - Паркер Лаура. Страница 18

— Ты наблюдал за боем? — крикнул Джек поверх голов покидавшей театр публики.

Сьюбери утвердительно кивнул и, протолкавшись сквозь толпу, бросился к Дарлингтону, широко раскинув руки.

— Мне удалось пристроиться на галерке, милорд, — объяснил Сьюбери, останавливаясь, как положено, в двух шагах от хозяина и тяжело дыша. — И я с нетерпением ожидал победы выбранной вами женщины.

Джек подошел к карете и, поставив ногу на подножку, обернулся к верному слуге:

— Выбранной? Это какой же?

Улыбка на лице Сьюбери стала похожа на лунный свет, льющийся с темного полуночного неба.

— Женщины с солнцем в волосах и сердцем льва. От нее просто исходило божественное сияние. Кто бы мог в этом усомниться?

— Любой, чей взгляд затуманен французским коньяком, — усмехнулся Джек.

— Разве ваше сиятельство поставили на ее соперницу? — спросил Сьюбери, и на его всегда бесстрастном лице появилось выражение крайнего удивления.

Невольное напоминание о поражении встревожило Джека, словно камень, брошенный в спокойную водную гладь.

— Урок поучителен, — не без раздражения ответил он. — И стоил он мне двадцати тысяч фунтов.

— Но это же приличная сумма! — сокрушенно вздохнул Сьюбери.

— Состоящая из монет, позолоченных Адонисом.

— Милорд! Виконт Дарлингтон! — раздался чей-то голос. Джек медленно повернул голову, почувствовав вызов в интонации, с которой было произнесено его имя.

— Лорд Пристли, — узнал он низкорослого, крепко сложенного человека средних лет.

Впрочем, узнать его было нетрудно по безобразному носу, сплющенному еще в двенадцатилетнем возрасте ударом железной двери. В Лондоне за ним закрепилась слава заядлого скандалиста и хулигана.

— Ведь вы виконт Дарлингтон, не так ли? — спросил стоящий рядом с Пристли молодой человек, явно моложе его.

— Я вас не знаю, сэр, — ответил Джек, смерив его ледяным взглядом.

Молодой человек слегка покраснел и поспешил представиться:

— Меня зовут Альфред Эшвуд. Я кузен лорда Лавлейса и участвую во всех его делах.

— Понятно, — ответил Джек тем же холодным тоном. Видя, что Джек не намерен что-либо добавлять к своей краткой ремарке и даже глазом не повел, Пристли, громко прокашлявшись, сказал:

— Лавлейс ожидает, что сейчас вы поедете вместе с нами и расплатитесь за проигрыш.

— Думаю, что не поеду, — бесстрастно сказал Джек. — Желаю вам доброй ночи, джентльмены.

Пристли сделал было движение, чтобы не дать Джеку подняться в карету, но между ними тотчас выросла гигантская фигура Сьюбери.

Джек недовольно скривился и сел в карету, не удостоив даже взглядом несостоявшихся провожатых.

После того как Сьюбери тоже занял свое место, Дарлингтон зажег висящий под потолком кареты фонарь. Сделал он это скорее для поднятия настроения, нежели по причине царившей в карете темноты.

— От таких мерзавцев даже луна прячется, — пробормотал он, взглянув через окошко на небо.

— Луна всегда следует за солнцем, — мрачно произнес Сьюбери, словно отгадав мысли хозяина.

Джек слегка улыбнулся:

— Мне бы твоего хладнокровия, Сьюбери!

— Есть люди, которые, возможно, много страдают, но не в состоянии ничему научиться, милорд, — откликнулся Сьюбери. — Другие же предпочитают сидеть на своих соломенных циновках и наблюдать постоянную и тщетную борьбу дня против своего угасания. Но ночь все равно наступает. Поэтому я и говорю: луна всегда следует за солнцем.

По лицу Джека пробежала дьявольская усмешка.

Если бы только Лавлейс знал правду! Если бы знал, что его, Джека, интерес к Шарлотте носит отнюдь не плотский характер! Что эти совершенно невинные отношения вызваны удивительным внешним сходством Лотты с его умершей матерью!

Когда Джек впервые появился в светском салопе, где была и Шарлотта, ее звонкий смех сразу привлек его внимание. Он оглянулся, ожидая увидеть очередную самовлюбленную красотку, но уже в следующий момент что-то заставило Джека внимательнее посмотреть на эту женщину. Она сидела к нему спиной, но грациозный изгиб шеи и красота плеч вызвали в памяти Дарлингтона какое-то смутное воспоминание. Как будто он встретился с кем-то очень дорогим и близким. Он был уверен, что они незнакомы, но нечто необъяснимое влекло его, напоминая о чем-то далеком, полузабытом и очень родном…

В течение последующих месяцев Дарлингтон старался разгадать причину того нежного чувства, которое непременно возникало в его душе в присутствии Шарлотты. Он пытался внушить себе, что их отношения ничем не отличаются от отношений любых других людей, часто встречающихся в свете. Но по улыбкам Лотты понимал, что это далеко не так.

В лондонском доме, полученном в наследство Дарлингтоном, существовал только один, старый и пришедший почти в полную негодность портрет его матери. На нем была изображена спокойная, сдержанная женщина, лицо которой казалось болезненно бледным на фоне бордового платья, сшитого по тогдашней моде. Ее ненапудренные чуть рыжеватые волосы были зачесаны наверх и собраны в замысловатую прическу.

Она не обладала яркой красотой Шарлотты и ее безудержным темпераментом. И все же что-то общее между ними было. Это смущало Джека и приводило в замешательство. Утешало лишь то, что его состояния никто не замечал.

Теперь муж Шарлотты хотел от него либо денег, либо крови. Что касается Джека, то он был готов встретиться с Лавлейсом где-нибудь на зеленой лужайке. И его не мучили бы ни сожаления, ни угрызения совести. Но рисковать счастьем Шарлотты, которая может остаться вдовой, Джек ни в коем случае не хотел.

Неожиданно Джек наклонился к слуге и сказал:

— Сьюбери! У меня нет другого выхода, необходимо сегодня же уехать из Лондона.

Они посмотрели друг другу в глаза. Сьюбери чуть заметно кивнул, но его черные глаза сразу сделались необычайно серьезными.

— Каждый человек должен когда-то круто изменить свою жизнь, чтобы вновь обрести себя, — сказал Джек. Губы его искривились в злой усмешке. Он протянул руку и хлопнул ладонью по плечу черного великана: — Наверное, тебе следовало остаться при епископе, чтобы стать священником, Сьюбери.