Безрассудная девственница - Парнелл Андреа. Страница 44

Глория возмущенно сверкнула глазами. Предположим, они видели, как она взяла в руки змею. Ну и что из этого? Неужели доброе отношение к божьим созданиям тоже вызывает подозрение? Разве этого достаточно, чтоб назвать ее ведьмой? Тут Глория вспомнила, что она еще «насылала порчу» на детей.

Толкнув дверь, она вошла в пустой дом. Бедняжки — салемские ведьмы. Что же они сделали такого, что навлекло на них ненависть всей деревни? , Глория потерла виски. Какое это имеет значение? Если она правильно оценила своих врагов, за ней скоро придут. Не стоит тратить времени даром и искать причину, почему все вдруг набросились на нее. Надо поскорее исчезнуть. И Глория принялась торопливо бросать в мешок хлеб, сухое мясо, кофе, налила себе сидра.

Куэйд освободится и разыщет ее у Джона Байярда, а когда он будет рядом, они вместе вернутся, а может, и домой не вернутся, там будет видно. Придется потерпеть, но оставаться в городе ни в коем случае нельзя.

Глория побежала в свою комнату взять кое-какие вещи, и там ее нашел Джосия Беллингем, который бесшумно вошел в дом и поднялся на второй этаж.

Он понял, что она собирается сделать, и несколько минут молча простоял на пороге, наблюдая за девушкой. Глория, конечно, напугана и немножко злится. Ему нравилось смотреть на ее пылающие щеки и сверкающие глаза. Беллингем пришел просить ее руки, причем собирался представить это как акт милосердия, однако его желания не имели ничего общего с милосердием. Больше всего на свете он жаждал уложить Глорию в постель.

— Тебе не следует спасаться бегством, Глория, — сказал он, но в его срывающемся голосе не было ничего успокаивающего. — Я обещаю, что тебе не причинят зла.

Не ожидая никого, Глория испугалась и бросилась за кровать. Однако узнав священника и не увидев в нем угрозы для себя, она продолжила сборы.

— Слишком поздно, — сказала он ему. — Меня побили камнями, а то, что они говорили, было еще больнее, чем камни. В Сили-Гроув меня все презирают.

— Нет, — он взял плащ у нее из рук, положил его на кровать. — Я слышал о том, что случилось на кладбище. Несколько женщин устроили истерику. На них можно найти управу. Одно здравое слово, и они угомонятся, — не чувствуя сопротивления, Беллингем взял ее руки в свои. — Даю тебе слово, что больше никто тебя не обидит ни словом, ни делом.

Глория забрала у него руки и села на кровать. Может, священник говорит правду и ей следует остаться?

— Если вы можете, так защитите меня. Я устала и боюсь.

Беллингем воспринял ее мольбы как доказательство ее расположения к нему.

— Поверь мне, Глория, милая.

Он встал на одно колено и вновь взял ее руки в свои. Она дрожала, и он решил, что это из-за его прикосновений, а не от страха и отчаяния.

В голове у него словно закрылась одна дверца и открылась другая, он вдруг ощутил страстный порыв и забыл обо всем на свете. Они одни. В ее комнате. Она сидит на своей кровати. Она зовет его. Он слишком долго сдерживал себя, чтобы устоять перед искушением и не обезуметь от близости желанной женщины. Остатки здравого смысла покинули его.

Все равно она будет его женой, так что плохого, если он сейчас возьмет ее? Он стал целовать ей руки. Кровь бросилась ему в голову.

Глория вскрикнула, когда Беллингем украдкой оглядел комнату, и попыталась вырвать у него свои руки, но это ей не удалось.

Его лицо выражало страдание. Нет. Он не мог лечь с ней. Это грех. Всего несколько мгновений, и он опять просиял. Выход есть. Ведь у него разрешение. Он может сам соединить их. Все это он выпалил Глории и, когда она, ничего не соображая, застыла на кровати, сорвал с ее головы чепец. Черные волосы рассыпались по плечам.

Глория отшатнулась от священника, не скрывая своего ужаса.

— Нет.

Она попыталась встать, но Беллингем удержал ее.

— Да. Это законно.

— Нет! — крикнула она. — Я люблю другого.

Это была последняя капля. Слишком многое зависело от того, станет Глория его женой или нет, и он решил во что бы то ни стало овладеть ею.

Его исказившееся лицо испугало ее. Собрав все силы, она вырвалась, но он успел схватить ее за талию и посадить на край кровати. Он обнимал ее, не давая ей пошевелиться. Грудью он раздвинул ей колени и прижался к ней лицом. Глория закричала, а он терся щеками то об одну, то о другую грудь. Она чувствовала на себе его горячее дыхание.

— Я люблю тебя, Глория. Ты моя судьба, — шептал он.

Она боролась с ним, как могла, но что бы она ни делала, это еще больше возбуждало его. Он думал единственно о том, чтобы подчинить себе черноволосую девушку, потому что был теперь только мужчиной, слишком долго лишенным женщины. Одной рукой удерживая ее руки, другой он расстегнул ей корсаж и прильнул пылающими губами к голой шее.

— Люби меня, Глория! — прошептал он. — Стань моей женой!

— Нет! — ей удалось вырвать руки, и она вцепилась ему в лицо. — Хватит! Я не хочу тебя!

Однако не так-то просто было остановить разбушевавшегося священника. Вновь схватив ее за руки, он зубами разорвал на ней рубашку и застонал, когда его глазам открылась запретная восхитительная плоть.

— Ты сама себя не знаешь, — со стоном он пытался стащить с себя штаны. — Тебе нужен мужчина, Глория Уоррен. Только один раз, и ты поймешь, что ты моя.

Он чуть не заорал, когда наконец освободился от одежды.

— Вы сошли с ума! — взвизгнула Глория, а он навалился на нее всей тяжестью своего тела.

Глории ничего не оставалось, как возблагодарить Бога за нижние юбки, мешавшие ему овладеть ею, и стукнуть его коленкой.

Беллингем взвыл как солдат, которому пуля попала в живот, упал на пол и скорчился, схватившись руками за обнаженный орган. Глория бросилась было к двери, но вернулась.

— Клянусь Иудой! — прорычал он, вцепляясь ей в юбку. — Ты будешь моей!

— Лучше мне умереть! — она вывернулась и изо всех сил стукнула ботинком ему в подбородок.

Беллингем дернул головой и ударился о кровать. Звук был устрашающий. Закрыв глаза, он повалился на пол, и Глория, испугавшись, не убила ли она его, подошла поближе к потерявшему сознание священнику.

Беллингем стонал. Глаза у него закатились. Одна рука дергалась. То, что не давало ему покоя и пугало Глорию, теперь не представляло никакой опасности. Кровавые царапины отчетливо проступили на побледневшем лице святого отца. Однако он был жив.

Убедившись в этом, Глория не поняла, рада она или нет. Но теперь девушка распознала в нем лживое чудовище, гораздо более опасное, чем забросавшие ее камнями женщины.

Она постаралась привести в порядок свои мысли и отошла от безумца. Он больше не стонал и, судя по ровному и глубокому дыханию, должен был скоро прийти в себя. Она не стала этого дожидаться.

Все еще дрожа от пережитой опасности, Глория быстро застегнула кофту, надела чепец и даже не забыла взять собранные вещи.

Лошади требовался отдых, но у Глории не оставалось времени, поэтому она оседлала ее, надеясь на то, что Беллингем уйдет раньше, чем вернется Уильям. Священнику не имело смысла поднимать шум и позорить себя.

Не прошло и десяти минут, как она выбежала из дома, и вот уже мчалась прочь из города. Ворон Пэдди, словно понимая муки хозяйки, покинул насест и летел следом за ней.

Прошло еще много времени, прежде чем вернулся Уильям. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Обычно он боялся выходить на улицу в такое позднее время и сегодня тоже не посмел бы, если бы не данное Глории обещание. Его задержал господин Дуглас, который долго вдалбливал ему в голову, как опасно водить дружбу с ведьмой, а когда понял, что это бесполезно, заставил его закончить работу, а уж потом отпустил на все четыре стороны.

Начать Уильям решил с сарая, где была лампа. Однако на полдороге его остановили странные звуки, доносившиеся из дома. Он подумал было, что корова забрела в огород, но быстро понял свою ошибку. Приученный всего бояться, он спрятался.

Звуки были тихие, но окна чернели пустотой, и Уильям никак не мог решиться объявить о своем присутствии. Прошло несколько минут, прежде чем он осмелился пойти посмотреть, и то только ради Глории, потому что они с матерью были единственными, кто относился к нему по-доброму.