Ларец Марии Медичи(без илл.) - Парнов Еремей Иудович. Страница 36

— Понимаю ваши чувства. Вполне понимаю… Но прошел день. Вы встретились, возможно, и не раз, с Виктором Михайловичем, могли все спокойно обсудить, и тем не менее… Вы помните наш последний разговор, Женевьева Александровна?

Она опустила голову. На влажном виске ее в розоватой тени идеально причесанных платиновых волос мелко-мелко билась голубая жилка.

— Мы целый час беседовали с вами. Помните? И все об этой злополучной иконке. Ведь вы тогда уже не просто умалчивали, а сознательно старались увести меня с курса. Запиши я тогда ваши показания — вам бы пришлось подписаться под заведомой ложью. Разве не так?

— Так. — Она подняла голову и, чуть нахмурясь, посмотрела ему прямо в глаза. В сером свете пасмурного ленинградского дня ее удивительно голубые радужки казались почти такими же черными, как и зрачки. Или она сильно волновалась. — Я не думала, что это может быть так… важно.

— Это очень важно! Очень. Правда всегда важна, Женевьева Александровна, и для всех важна. Поверьте, мне неприятно говорить вам это. Но положение достаточно серьезно… Я хочу официально привлечь вас в качестве свидетеля и задать в этой связи несколько вопросов. — Он вынул чистый бланк. — Овчинникова Женевьева Александровна, год рождения?

— Тысяча девятьсот тридцать девятый.

— Адрес?

— Москва, Ленинский проспект, сорок семь, квартира шестнадцать.

— Место работы?

— Агентство «Интурист».

— Подпишите, пожалуйста, здесь, что осведомлены об ответственности согласно УК РСФСР за дачу ложных показаний.

Она подписала.

— Вы давно знакомы с Михайловым Виктором Михайловичем?

— Давно… Скоро два года. — И, словно предупреждая новый вопрос, добавила: — Он близкий мне человек.

— Вы осведомлены о характере его доходов?

— Что вы имеете в виду?

— Торговлю иконами.

— Он коллекционер, товарищ Люсин, а коллекционеры постоянно что-то выменивают, продают, покупают, но это не является для них заработком, поверьте! Я хорошо знаю Виктора и думаю, что этот случай единственный. Я сама уговорила его рассказать вам всю правду. Да мне и не пришлось его особенно уговаривать. Если бы не этот ваш приезд… он бы сам пришел к вам…

— Охотно верю. После нашего с ним знакомства в гостинице «Россия», безусловно, следовало прийти к такому решению. Но до этого! Вы помните, что было до?.. Вы как раз сидели у меня, когда мне позвонили, что какой-то человек спрашивает иностранца. Вспоминаете? Я сам вам могу сказать, к каким выводам пришли вы с Михайловым, так сказать, по первому варианту. Вы решили умолчать, а если удастся, даже запутать следствие, потому что были уверены в собственной безопасности. Надеялись, что мы не узнаем, откуда эта икона.

— Это не так, — все еще глядя прямо ему в глаза, покачала она головой. — Допускаю, хотя на самом деле все обстояло не так просто, но допускаю, что в отношении меня ваши обвинения справедливы. Но он здесь совершенно не виноват! Совершенно! Мы же не сговаривались с ним. Понимаете? Мы вообще не виделись до того случая в гостинице. Иначе зачем было ему приходить туда? Специально, чтоб навести вас на след?

«Совершенно резонно! Ах я дурак!.. — Люсин был раздосадован тем, что позволил себе увлечься и выпустил из рук нить допроса. — Непростительно! Надо немедленно что-то придумать, иначе инициатива будет потеряна, и мое эффектное появление пойдет насмарку».

— К этому я и хотел вас подвести, — улыбнулся он. — Как вы думаете, зачем он пришел в гостиницу?

«Господи, что это сегодня со мной?! Я же забыл задать этот вопрос ему! Не напомни она — я бы вообще, наверное, выпустил это из виду! Во килька какая…»

— Виктор рассказывал мне, что иностранец очень интересовался старинной мебелью, — он действительно интересовался, спрашивал, нет ли у кого знакомых торговцев. Конечно, он имел в виду не торговцев, а таких, как Виктор, коллекционеров… Виктор пообещал разузнать, разузнал, конечно, и, одним словом, нашел такого старичка. С этим и пришел он в гостиницу, чтобы отвести иностранца к старичку или же дать его адрес. Ясно?

— В общих чертах… А незаконность, неэтичность подобных операций его не смущали?

— Он, товарищ Люсин, — я о Викторе говорю — несколько не от мира сего. Мне кажется, что он видел в этом человеке не столько иностранца, сколько коллекционера. Понимаете?

— Нет, — жестко ответил он. — Этого я понять не могу… Кстати, этот изысканный, прекрасно говорящий по-русски джентльмен в недавнем прошлом был судим на своей родине как фашистский прихвостень… Это, так сказать, для общего сведения.

— Ой! — Она прижала ладони к щекам.

— Почему Михайлов просто не позвонил по телефону?

— Не знаю. Это уж вы у него спросите. Может, близко в этот момент находился, а может, номер забыл…

— Значит, вы говорите, что с того момента, как увидели икону, до того, как Михайлов пришел в гостиницу, вы не виделись с ним?

— Ну конечно!

— Почему? Разве не естественней было бы предупредить друга о грозящей ему опасности? Или, скажем, потребовать у него объяснений? Ведь вы же не знали, что он собирался продать икону?

— Не знала. Но…

— Вот видите! Но вы почему-то предпочли выжидать. Почему?

— Я тут же поехала к Виктору — у него, к сожалению, нет телефона, — но не застала его дома.

— Во сколько это было?

— Не помню точно… Вечером, возможно, часов около семи.

«Он сказал, что принимал в это время попа…»

— Соседа тоже не оказалось?

— Нет, он был дома. Он сказал, что Виктор пошел провожать какого-то священника. Я не стала ждать — ведь поди знай, что он отправится завтра в гостиницу! — и поехала домой. Утром была занята на работе, меня постоянно куда-то вызывали, минуты на месте посидеть не пришлось, потом была встреча с вами.

— На которой вы сделали все, чтобы запутать истину.

— Да. Но он об этом не мог знать…

— Почему вы не попросили Льва Минеевича передать Виктору, что он вам очень нужен?

— Я попросила.

«Прекрасно! Это легко проверить».

— А он?

— Обещал передать. Но Виктор вернулся в тот день поздно, старик уже спал, а утром, наверное, забыл… Если бы я только знала, что у нас так мало времени! Но кто мог подумать, что вы так быстро…

— Да, я понимаю вас, — кивнул Люсин, — не приди тогда Виктор в гостиницу — вы бы успели обо всем договориться и истина никогда бы не выплыла наружу. Так?

Она молча кивнула. Красиво очерченные нервные ноздри ее дрогнули, словно она вот-вот собиралась расплакаться.

— Я не думала, что все так серьезно… Мне казалось, что погоня за этой иконой только собьет вас с правильного пути. Иначе бы я все вам рассказала еще в тот раз, честное слово! Я-то ведь знала, что Виктор не имеет никакого отношения к этому исчезновению.

— Как иностранец познакомился с Михайловым?

— В комиссионном магазине, случайно.

— Расскажите, пожалуйста, подробней.

— Он — я имею в виду иностранца — как-то сказал мне, что очень интересуется искусством и собирает картины, бронзу и все такое. «Есть ли в Москве подобные магазины?» — спросил он. «Конечно, — сказала я, — есть». И он попросил меня сводить его в один из них в свободное от экскурсий время. Я обещала. В тот день…

— В какой?

— В понедельник… В тот понедельник у нас была только одна экскурсия, в Кремль. Сразу же после нее он подошел ко мне и напомнил о моем обещании. Мы взяли такси и поехали, сначала на Горького, потом на Арбат. Только входим мы в магазин — как вижу, стоит там Виктор и рассматривает картины! Я его окликнула. Он подошел, и, естественно, пришлось их познакомить.

— И как вы это сделали?

— Очень просто! «Познакомьтесь, говорю, это мой друг, он, как и вы, интересуется искусством».

— По-русски?

— Разумеется.

— Что же дальше?

— Завязался разговор, самый общий, конечно, ничего не значащие фразы. Потом он повел Виктора к прилавку посмотреть какие-то миниатюры, а я воспользовалась случаем и удрала.

— Не прощаясь?