Мальтийский жезл [Александрийская гемма] - Парнов Еремей Иудович. Страница 87

— Это как взглянуть, Юра. С сугубо оперативной точки зрения твоя готическая жуть может лишь помешать мне. К чему задуривать себе голову, так ведь? Но есть еще один аспект, нравственный, который неизбежно всплывет на передний план. Ты понимаешь меня? Солитов принадлежал к числу людей, чьи дела надолго переживают бренную, как ты говоришь, оболочку. Когда преступник будет задержан, справедливость восторжествует и все такое прочее, встанет вопрос о творческом наследии. Тогда и выяснится истинная цена твоих архивных находок. Вернее, настанет пора для таких вещей.

— Сейчас они тебя не слишком волнуют? — обидчиво помрачнел Березовский, изнывавший от желания поделиться впечатлениями.

— Боюсь, что ты меня просто не понял, Юрок, — поспешно поправился Люсин, словно вспомнив о чем-то важном. — Или же я плохо тебе объяснил. — Он достал сложенную вчетверо, изрядно помятую бумажку. — Это я специально для твоего архива захватил… Может, еще одну книжку сделаешь, чем черт не шутит?

— Черт не шутит только огнем, — Березовский заинтересованно развернул листок с тускловатой фотографией и жирно набранным текстом.

«Обезвредить преступника!» — так и хлестнули в глаза красные литеры заголовка.

— Огонь, в котором обновляется природа, — неожиданно вспомнил Люсин где-то услышанные слова. — Время собирать камни, и время разбрасывать камни. Сейчас для меня нет ничего важнее… Ну как, нравится тебе этот выродок?

— С виду даже не скажешь, что преступник, — покачал головой Березовский. — «Гажельников Алексей Николаевич, — прочитал он вслух. — Год рождения тысяча девятьсот пятьдесят второй, рост сто восемьдесят четыре…» Всесоюзный розыск?

— Да, сегодня четвертый день… В ту ночь, когда ты поднял меня с постели…

— Я звонил тебе целый день! — Березовский поспешно подхватил товарища под руку. — Каждые полчаса.

— И не мог дозвониться, — понимающе кивнул Люсин, — потому что именно тогда водолазы обнаружили тело. Я вернулся домой часов в одиннадцать и сразу же завалился спать. Словно одурь какая-то накатила. Даже не знаю, как передать. Такого со мной давно не было. Все внутри содрогается, бьется, а прорваться сквозь могильное оцепенение не могу.

— А тут я со своим звонком! Ты уж прости, старикан, ладно?

— Да я не в упрек, Юрик. Просто хочу набросать обстановочку. Больно уж некстати ты вылез с очередной гипотезой. «Напиток императора Рудольфа», «Тайна мальтийских гроссмейстеров» — все это, конечно, очень мило и жгуче завлекательно, но, как говорится, в более подходящий момент.

— Ты целиком и полностью прав. Но я же хотел как лучше… Постарайся и ты понять меня, мое состояние. Я тоже как в лихорадке горел. Тем более что, как и ты, шел по следам Георгия Мартыновича. Причем в самом буквальном смысле слова. Твоя идея поднять источники, которыми он пользовался, оказалась поистине гениальной. Мне понадобилось всего шесть дней, чтобы раскрыть реконструированную им рецептуру. Нет, ты как хочешь, но я должен все тебе рассказать! Причем немедленно, не сходя с места!

— Я готов смиренно выслушать любую абракадабру. — Люсин сокрушенно махнул рукой. — Я так и не удосужился узнать, что это значит, хотя и беседовал с весьма компетентными людьми…

— Именно в ней весь секрет, в этой самой Абракадабре! — Березовский решительно увлек Люсина на какой-то пустырь. — Погляди на такую штуку. — Очистив ребром ботинка клочок вязкой, как пластилин, земли, он подхватил осколок стекла и принялся вычерчивать букву за буквой, пока не обозначился прямоугольный перевернутый треугольник:

АБРАКАДАБРА

АБРАКАДАБР

ЛБРАКАДАБ

АБРАКАДА

АБРАКАД

АБРАКА

АБРАК

АБРА

АБР

АБ

А

— И что бы это значило? —спросил Люсин.

— Ага! — восторжествовал Юра. — Значит, задело все-таки за живое!

— Задело не задело — не в том суть. — Люсин действительно почувствовал, как пробуждается, казалось, перегоревший интерес. — Смысла пока не вижу в подобных упражнениях.

— Чтобы видеть, надо, как минимум, знать. Ну что ты, среднестатистический гражданин, знаешь об этом магическом слове? Для тебя оно не более чем синоним абсолютной бессмыслицы. Я правильно понимаю? Чепуха, белиберда.

— А на самом деле?

— В действительности же это одна из сокровеннейших формул алхимии.

— Я так слышал, что заклинание в честь Абраксаса?

— Ого, майор, вы делаете успехи!.. А Абраксас, по-твоему, что? — Березовский лукаво прищурился. — Ну-ка!

— Сирийский или еще какой-то идол, — не слишком уверенно ответствовал Люсин. — Или нет?

— Идол! Эх ты… Глаза б мои на тебя не глядели. А основополагающий принцип Василия Валентина не желаешь? Зон! Андрогин! — принялся вдруг выкрикивать Березовский с неистовой страстностью неофита. — Тебе хоть что-нибудь такие слова говорят, недоучка?

— Сам-то давно таким умным заделался? — невольно улыбнулся Люсин. — Чего шумишь? Писательские мысли распугиваешь? — он кивнул на двух осанистых мужчин, заинтересованно наблюдавших за ними.

— Пошли отсюда, — сразу же заторопился Березовский, затирая магический треугольник тяжелой от налипшей грязи подошвой. — Почвенная стихия.

— Чего? — не понял Люсин.

— Ладно, не стану тебя больше мучить, — явил нежданное снисхождение Березовский. — Сейчас я тебе такое покажу, что ты ахнешь! Только давай присядем на чуток, — он махнул рукой на бетонированное основание водокачки, маячившей в самом конце пустыря.

В полном молчании они пересекли поросшее пожухлым бурьяном поле, изобильно усеянное битым кирпичом, и устроились возле сварной металлической вышки, окрашенной в ядовито-зеленый цвет.

— Под сенью змия, — загадочно провозгласил Юрий, вытаскивая неразлучный блокнот. — Ознакомься, пожалуйста, с сей сигнатурой.

Люсин непонимающе уставился на выписанные двумя аккуратными столбиками названия:

Adonis vernalis L. Адонис

Berberis vulgaris L. Барбарис

Rosa gallica L. Роза

Aloe arborescens Mill. Алоэ

Calendula officinalis L. Календула

Althaea officinalis L. Алтей

Datura stramonium L. Дурман

Artemisia vulgaris L. Артемизия

Betonica officinalis L. Буквица

Ruta graveolens L. Рута

Acorus calamus L. Аир

— Чуешь, чем пахнет?

— Аптекой, — неудачно сострил Люсин. — Сушеной травой.

— Сам ты треска сушеная! — вскипел Березовский. — Прочти как акростих, бестолковый!

— Абракадабра?

— Она самая! — Березовский торжествующе вырвал блокнот. — Хошь по-латыни, хошь кириллицей. Полное совпадение!

— Ну-ка! — Владимир Константинович попытался вернуть сокровенный список. — Чего же удивляться, если все названия переводные?

— Переводные? — Березовский ответил негодующим смехом. — А дурман? А буквица? Разуй очи, штурман! Аир тоже, по-твоему, переводное?

— М-да, в самом деле, — Люсин тыльной стороной ладони отер увлажненное лицо. — Интересная пропись.

— Ты хотя бы отдаленно догадываешься, что это за штукенция?

— Если привычка мыслить логически мне не изменяет, то мы имеем дело с эликсиром Розенкрейца. Правильно?

— И ты говоришь об этом так спокойно? — Березовский разочарованно пожал плечами. — Ну, знаешь, тебе ничем не угодишь!

— Почему? Я же сразу сказал, что интересно… Дозировку тебе не удалось размотать? В порядке исторического интереса?

— Полной уверенности еще нет, но мне кажется, что я на верном пути. — Березовский увлеченно вооружился шариковой ручкой и вновь нарисовал буквенный треугольник. — Обрати внимание на первый столбец, составленный из одиннадцати букв «А». Кстати, одиннадцать — сакральное число тамплиерства. Понимаешь?

— Не очень… Уж больно спешишь.

— Одиннадцать «А» видишь?

— Вижу.

— Следующую колонку из десяти «Б»?

— Естественно.

— Какое название стоит в списке первым?

— Адонис.

— А за ним?