Расколотая радуга - Патни Мэри Джо. Страница 17

— Не могли бы вы оказать мне одну любезность?

— Конечно. Чего вы хотите?

— Нарисуйте, пожалуйста, обитателей этого дома! Энн и Чарльза, Колина, детей. Собак. Себя. Майкла.

Самое главное — Майкла. Заметив вопросительный взгляд Кеннета, она быстро добавила:

— Разумеется, я заплачу. Брови его поползли вверх.

— Но, Кэтрин, помилуйте…

Она уставилась в свою рюмку с шерри.

— Извините. Я не хотела обидеть вас своим предложением.

Он скривил рот.

— Да нет же, вы оказали мне честь, впервые я получил заказ, как настоящий профессионал, однако я не могу согласиться.

— Конечно. Извините. Мне не следовало обращаться к нам с подобной просьбой.

Он жестом остановил ее.

— Дело совсем не в этом. Я подарю вам несколько уже готовых рисунков. И сделаю новые.

Кэтрин стала его благодарить, но Кеннет сказал:

— Не надо благодарить. У вас с Энн талант. Вы собирали этот уютный дом буквально по крохам.

Он вглядывался в почти черное небо.

— А у меня так давно не было дома!

Он произнес это с глубокой печалью, и Кэтрин невольно положила ладонь на его руку. С Кеннетом это получилось легче, чем с Майклом.

— Не забудьте об автопортрете, мне очень хочется его иметь.

— Попробую, но боюсь, бумага не выдержит, — произнес Кеннет.

— Как сказала бы Молли, вы такой глупый.

Оба рассмеялись.

— Вы собираетесь на бал к герцогине Ричмондской на следующей неделе? Говорят, это будет самый грандиозный вечер сезона, — сказала Кэтрин, убрав ладонь с руки Кеннета.

— Слава Богу, меня туда не пригласили, я не настолько важная персона, — ответил Кеннет, зато я буду на балу у герцога двадцать первого числа. Герцог дает его в память битвы у Виктории и пригласил всех своих офицеров.

— Надеюсь, вы со мной потанцуете? — Кэтрин кокетливо улыбнулась.

— Ни в коем случае. Я готов отдать вам все мои рисунки, даже собственную жизнь, но танцы — это не для меня.

Они снова рассмеялись. Обернувшись, Кэтрин увидела в дверях Майкла. Заметив, что она на него смотрит, он с непроницаемым лицом вошел в комнату.

Ей так захотелось подойти к нему и взять за руку. Но вместо этого она с видом Святой Катерины пошла наливать очередную рюмку шерри.

Легче быть святой, чем женщиной.

В тот вечер Кеннет просматривал свои рисунки и отбирал те, что могли понравиться Кэтрин. Как же их много, не переставал он удивляться. Ему оставалось нарисовать всего один или два портрета. Он отложил также несколько рисунков для Энн. На одном, очень удачном, была изображена семья Моубри в саду.

Кеннет лениво вытащил карандаш и набросал любовную пару — могущественного воина Тристана и принцессу-целительницу Изольду, которая была замужем за дядей Тристана. Закончилось все, разумеется, трагически. Легенда не была бы легендой, если бы они мирно поселились в коттедже, она нарожала бы девять детей, а он превратился бы в краснолицего помещика.

Лишь завернув рисунок, Кеннет обнаружил, что у воина-мученика лицо Майкла, а темноволосая принцесса в его объятиях — нежная Кэтрин Мельбурн.

Кеннет тихо присвистнул. Так вот оно что! Уже не в первый раз его рисунок раскрывал ему глаза на то, чего он прежде не замечал. Черт побери, неужели Майкл недостаточно страдал? А Кэтрин разве не расплачивается по сей день за свое замужество в шестнадцать лет?

Убедившись на своем горьком опыте, как дорого приходится платить за счастье, Кеннет плюнул бы на мораль и наслаждался любовью, если бы, конечно, был влюблен.

Кеннету хотелось верить, что Майкл и Кэтрин поступили бы точно так же, но они чертовски благородны. И вероятно, скрывают свои чувства не только друг от друга, но и от самих себя.

Он бросил рисунок в камин, поджег свечой и ждал, пока тот не сгорит целиком, думая о том, что влюбленные будут вознаграждены на небесах, поскольку на земле такое вряд ли случится.

За день до бала у герцогини Ричмондской Майкл и Кеннет побывали на обеде в честь офицеров 95-го полка, только что прибывшего из Америки. Как и следовало ожидать, разговор зашел о Пиренейской кампании. Вечер удался, но по пути домой Майкл сухо сказал:

— Только время может превратить воспоминания о плохой пище, плохом вине и плохом жилье в романтические.

— На самом деле романтика заключалась в том, что мы были молоды и мы выжили, — усмехнулся Кеннет. — Вспомните, лорд, наши банкеты на берегах Бидассоа!

— Когда мы сидели на краю окопа и земля нам служила и стульями, и столом? Такое не забывается!

Они повернули и медленно двинулись по рю де ла Рейн. Спешившись и открыв ворота, Майкл тихо проговорил:

— Через несколько дней разразится буря. Кеннет пристально посмотрел на друга.

— В прямом или в переносном смысле?

— Возможно, в обоих.

Майкл невольно потер левое плечо, которое всегда ныло к перемене погоды.

— Я предчувствую страшную грозу. Что это будет? Да все, что угодно. Вспомни, однако, как часто бывали бури перед сражениями на полуострове?

Кеннет кивнул:

— Погода Веллингтона. Это был настоящий кошмар. Может быть, стоит сказать об этом герцогу?

Майкл рассмеялся:

— Он прогонит меня. Для Веллингтона существуют только факты, а не какие-то там предчувствия.

— Герцог, без сомнения, прав, но на всякий случай велю денщику проверить, готово ли мое обмундирование. Не исключено, что в ближайшее время мы выступим в поход.

— Пожалуй, последую твоему примеру.

Они завели лошадей в конюшню и при свете лампы увидели сидящего на куче сена Колина Мельбурна. Он тяжело дышал. Его конь, все еще оседланный и взнузданный, стоял рядом. Кеннет опустился на колени, чтобы лучше разглядеть Колина.

— Напился, как лорд, — сообщил он.

— Что ты сказал? — холодно произнес Майкл. Кеннет усмехнулся:

— Ладно, не обижайся, как невоспитанный лорд. Тебя я никогда таким не видел.

— И не увидишь.

— Но надо отдать ему должное. В таком состоянии не свалиться с седла и добраться домой? Честь и хвала кавалерии.

Майкл расседлал свою лошадь, а затем лошадь Мельбурна. С какой стати должно страдать бедное животное? Когда Майкл закончил, Кеннет поднял и поставил на ноги Колина.

Тот очнулся и пробормотал:

— Я вернулся?

— Почти. Остается только дойти до дома.

— Чертова пехота выручила. А вы молодцы, ребята! Колин сделал шаг и рухнул бы на пол, не поддержи его Кеннет.

— Майкл, помоги. Придется тащить его в дом.

— Пусть остается здесь, — сказал Майкл. — Ночь не холодная, а ему в его состоянии все равно, где спать.

— Боюсь, Кэтрин будет беспокоиться.

Этого аргумента было достаточно, чтобы Майкл закинул правую руку Мельбурна себе за спину. Исходивший от него приторный запах духов заглушал дух портвейна. Негодяй! Он провел ночь с женщиной.

Майкл старался не думать о том, что этот пьяный болван — муж Кэтрин. Что он имеет законное право ее ласкать, что ее тело принадлежит этому грязному типу…

Стиснув зубы, Майкл помог Кеннету вытащить Колина из конюшни. Очутившись на свежем воздухе, тот стал приходить в себя и, уставившись на Майкла, воскликнул:

— Да это же наш полковник-аристократ! Я вам очень обязан!

— Пустяки, — зло ответил Майкл. — Я помог бы любому, очутись он на вашем месте.

— Нет, — возразил Колин. — Вы это сделали ради Кэтрин, потому что влюблены в нее. Майкл напрягся.

— Все в нее влюблены, — у Колина заплетался язык. — Досточтимый сержант Кеннет, верный Чарльз Моубри, даже чертов герцог, и тот положил на нее глаз. Все обожают ее, потому что она — само совершенство. — Он рыгнул. — А знаете, как трудно жить с совершенством?

— Прекратите, Мельбурн! — рявкнул Кеннет. Но тот не унимался.

— Готов поклясться, что досточтимый лорд только о том и мечтает, как бы завалить Кэтрин в сено и наставить мне рога.

Майкл сжал кулаки.

— Ради Бога, заткнитесь! Не оскорбляйте вашу жену!