Сага о Рорке - Астахов Андрей Львович. Страница 45

Вышел Турн, с наслаждением вдохнул морозный воздух, хлопнул Рорка по плечу. Рана кузнеца, полученная в Балиарате, почти зажила, и только легкая хромота напоминала о ранении.

– Гадаешь, кто он, твой враг? – спросил он молодого товарища. – Одно знаю, не простой воин хочет твоей смерти.

– Я найду его. Но… Верно ли ты думаешь, что Хельга…

– Я старый недоверчивый человек, сынок. Наверное, я не прав, но будь осторожен… Смотри, кажется, Ринг идет сюда.

Сын Браги был сильно пьян. Всю ночь он бражничал в дальнем конце стана со своими керлами и спать не ложился. Красная физиономия Ринга была измятой и опухшей, глаза злыми. На Рорка он глянул искоса, с недоверием, хоть и поприветствовал жестом, после обратился к Турну:

– Ты, говорят, хороший коваль. Я видел у готов особый кинжал с бороздками для захвата лезвий. Сможешь выковать такой?

– Выковать можно что угодно, было бы где и из чего.

– Тогда пойдем.

Турн чуть заметно усмехнулся в бороду, заковылял за Рингом. Рорк же вспомнил о Хельге: еще вчера кто-то сказал ему, что в Луэндалле почти не осталось еды. Он вспомнил комнатку Хельги, в которой был ночью, и пустой стол, где был только кувшин с водой. Чтобы мрачные мысли не одолевали, надо чем-нибудь заняться. Охота – лучшее средство забыться. Пусть лучше сжигает изнутри охотничий азарт, чем злость и обида на соплеменников.

У входа в соседний шатер он заметил хороший тисовый лук в сажень длиной и туло [95] с длинными стрелами. Рорк заглянул в шатер, но там было пусто. Подумав, Рорк снял с пояса дорогой кинжал, подарок Браги, повесил на крючок вместо лука. Обмен был неравный, такой кинжал стоил трех луков, но Рорку сейчас охотничье оружие было нужнее. Притом кинжал он оставлял в залог.

Хозяин лука появился внезапно, словно из-под земли. Бледная, перекошенная от злобы рожа, клочковатая борода, распяленный рот – и безумная ненависть в глазах.

– Клянусь Одином, я тебя отучу воровать чужое оружие, мерзкий колдун! – заорал норманн, выхватывая у Рорка из рук колчан.

Ремень колчана порвался, стрелы выпали в снег. Рорк увернулся от внушительных размеров кулака, едва не поломавшего ему нос, сбросил с плеча лук и сам пошел в атаку. Напавший на него норманн был дюжим молодцом, но в быстроте и ловкости тягаться с Рорком не мог. Пропустив очень болезненный удар в лицо, норманн выругался, сплюнул кровью на снег и вновь бросился на Рорка.

Дерущиеся комом вкатились в шатер, повалив колья, на которых был закреплен полог входа. Рорк пнул своего противника коленом в живот, но тот быстро пришел в себя и снова атаковал. Но на этот раз Рорк разозлился по-настоящему. Яростно зарычав, он первым накинулся на норманна, выволок его из шатра, вцепился ему пальцами в горло и повалил в снег. Лютая злоба застилала ему разум, он видел только белое лицо противника, чувствовал, как иссякает его сила.

Что-то остановило Рорка в тот миг, когда он почти сломал драчливому варягу шею. Много раз в лесу Рорк похожим манером ломал хребет зверю, на которого охотился. Прежде это был лучший миг охоты, миг победы над жертвой, торжество хищника.

Рорка остановило не милосердие, не жалость, даже не презрение к поверженному противнику, жизнь которого теперь ничего не стоила, и потому не было радости в том, чтобы ее отнять. Вокруг Рорка была тишина. Сбежавшиеся к месту драки воины молчали, точно ждали чего-то. Услышь Рорк хоть один возглас «Убей!», и поверженный норманн немедленно отправился бы в Вальгаллу. Никто не требовал от него отпустить побежденного. И Рорк уловил в этом молчании враждебное одобрение. Ему точно говорили: «Сейчас мы посмотрим, кто же ты, человек или зверь. Убей этого воина – и ты зверь. Пощади его – и ты трус!»

Рорк убрал руки с горла врага, встал, горстью снега вытер окровавленный рот. Кое-кто не выдержал его пристального взгляда, отвел глаза.

– Этот парень был не прав, – сказал Рорк, пересиливая тошноту. – Он решил, что я вор. Но я взял лук на время, чтобы поохотиться, оставил взамен мой кинжал. Вон он, висит на столбе. Он первый напал на меня.

Воины молчали. Угрюмая враждебность в их глазах не исчезла. Рорк плюнул, стремясь избавиться не столько от соленого вкуса крови во рту, сколько от переполнившего его презрения, расталкивая людей, вышел из круга.

Побитый норманн поднялся на ноги, выхватил из-за голенища сапога нож. Между ним и Рорком было шагов восемь-десять, не больше, и норманн молча, без предупреждающего крика, бросился на обидчика.

Дальше все случилось очень быстро. Рорк обернулся как раз в тот миг, когда норманн был в шаге от него с занесенным ножом в руке. Правой рукой он перехватил руку с ножом, левой схватил норманна за горло. Раздался короткий вопль, похожий на вопль схваченного зайца. Нож выпал в снег, Рорк мгновенно подхватил его и всадил оружие в грудь врага. Норманн захрипел, на губах его запузырилась алая пена. Постояв несколько мгновений, он медленно, точно подрубленное дерево, повалился в снег.

Теперь уже тишина, казалось, охватила весь лагерь. Очнувшись, Рорк понял, что стоит в кругу среди сотен людей. Убитый у его ног перестал хрипеть, и только темная кровь продолжала толчками выплескиваться из раны в груди.

– Ингольф мертв! – воскликнул кто-то с ужасом в голосе. – Колдун убил Ингольфа!

– Смерть ему! – раздалось сразу несколько голосов.

– Судить его! Он должен ответить за смерть Ингольфа.

– Да что его судить! – завопил пронзительный голос из толпы. – Убьем чужака, и пусть он кормит червей в царстве Хэль!

Рорк обвел тяжелым взглядом толпу: некоторые под его взглядом подались назад, но большинство, напротив, смотрело на Рорка с вызовом. Суровый ропот толпы становился все громче, кое-кто похватался за рукояти мечей.

– Он напал на меня! – крикнул Рорк. – Я не крал его лук. Я взял его на время и потом вернул бы его. Люди в монастыре голодают, я хотел добыть пищу. Он напал на меня с ножом. Вы все это видели. В чем же я виновен? Я защищался!

– Стойте! – могучий норманн в чешуйчатой кольчуге под хорошим меховым плащом протиснулся в круг, опустился на колени у Ингольфа, который уже перестал подавать признаки жизни. Убедившись, что Ингольф мертв и закрыв ему глаза, норманн перевел тяжелый, налитый кровью, взгляд на Рорка. – Ты говоришь, что не крал у него оружие. Можешь доказать?

– Посмотри на столб, где висел лук, – ответил Рорк. – Там висит мой кинжал.

– Почем я знаю, что он твой?

– Браги Ульвассон узнает его. Это его подарок. Я оставил кинжал залогом за лук.

– Все верно! – раздался голос Железной Башки, и Браги вышел из-за спин воинов, держа в руке кинжал, о котором говорил Рорк. – Вот этот кинжал. Я снял его со столба, Оке Гримссон. Все так, как сказал Рорк.

– Верю тебе, Браги, – ответил норманн в чешуйчатой кольчуге. – Ингольф принял его за вора и хотел проучить, не так ли? Но колдун, твой племянник, убил моего брата.

Браги презрительно вытянул свою рыжую бороду.

– Ты знаешь закон, Оке, – сказал он. – Ты знаешь, что воин должен защищаться, когда на него нападают.

В голубоватых выпуклых глазах Гримссона вспыхнула ярость. Рука великана потянулась к мечу; завидев это, Браги спокойно положил ладонь на рукоять своего меча.

– Ты защищаешь его, Браги Ульвассон, потому что он твой родич, – сказал Оке Гримссон, показывая на Рорка, – но я требую справедливости! Требую поединка.

– А я скажу тебе, что не позволю поединок, – спокойно ответил Браги. – И знаешь почему? Рорк убьет тебя. Он убил герцога Гаэрдена, одного из лучших бойцов в Готеланде. А ты мне нужен. Твой брат совершил ошибку. Он поддался ненависти и был повержен. Хочешь драться с Рорком? Дерись, но только после битвы. После!

– Его боятся и ненавидят все, – прошептал Гримссон. – Ему не место в войске!

– Я лучше знаю, где ему место. И не тебе меня учить, Оке. Рорк защищался. Если бы он хотел убить Ингольфа, то просто задушил бы его. Все видели, что он отпустил твоего брата.