Хазарский словарь (мужская версия) - Павич Милорад. Страница 31
Выслеживая свою добычу, Масуди шел из города в город вдоль берега Черного моря. Он начал подмечать особенности тех, кто видит сон, ставший его целью. Там, где число людей, которых во сне навещает седоусый юноша, увеличивалось, он отмечал удивительные вещи: глаголы в речи приобретали более важную роль, чем существительные, которые при малейшей возможности вообще выбрасывались. Иногда юноша появлялся во снах целых групп людей. Армянские купцы видели его под виселицей, установленной на повозке, запряженной волами. Видели его потом и солдаты, он хоронил коней на хорошо ухоженном кладбище над морем, видели его с женщиной, лицо которой невозможно было разглядеть во сне, на ее щеке виднелись только те места, величиной с зерно, где седоусый оставил следы поцелуя… А потом вдруг добыча исчезла из виду, и Масуди потерял всякий след. Единственное, что он мог сделать, – это внести в свой «Хазарский словарь» все, замеченное им во время этого путешествия, и его записи, и новые, распределенные по алфавиту, и старые, кочевали вместе с ним в зеленом мешке, который становился все тяжелее и тяжелее. У Масуди, однако, было чувство, что от него ускользают сны, которые снятся кому-то, кто был совсем рядом, что он не успевает их схватить и определить, чьи они. Число снов было большим, чем число спящих. Тогда Масуди обратил внимание на своего верблюда. Окунувшись в сон животного, он увидел юношу с шишковатым лбом и с необычными разноцветными усами, которые, казалось, были даны ему в наказание. Над ним светило созвездие, которое никогда не отражалось в море. Он стоял у окна и читал книгу, брошенную на пол к его ногам. Называлась книга «Liber Cosri», и Масуди, пока с закрытыми глазами смотрел сон верблюда, не знал, что значат эти слова. Тем временем погоня привела его к бывшей хазарской границе. В полях росла черная трава.
Масуди встречал все больше людей, которые впускали на ночлег в свои сны юношу с книгой «Liber Cosri». Он понял, что иногда целые поколения или даже слои общества видят одни и те же сны и одних и тех же лиц в них. Но понял он и то, что такие сны постепенно вырождаются и исчезают и что они чаще встречались в прошлом. От этих снов люди старели. Однако здесь, на границе, в своей погоне он столкнулся с чем-то совершенно новым. А именно: Масуди давно заметил, что юноша с седым усом каждому, к кому приходит в сон, дает в долг по одной мелкой серебряной монете. Причем на очень выгодных условиях, всего под один процент в год. И эти одолженные во сне деньги зачастую воспринимались здесь, на задворках Малой Азии, как векселя или гарантийные письма, потому что считалось, что видящие сновидения не могут обмануть один другого, пока в их жизни присутствует тот, кого они видят в снах и кто держит в своих руках все долговые книги и счета. Таким образом, существовало что-то вроде хорошо поставленной двойной бухгалтерии, которая охватывала и объединяла капитал яви и сна и основывалась на общем молчаливом согласии участников сделки…
В одном местечке, оставшемся для Масуди безымянным, он зашел в шатер, где какой-то перс устраивал представление. Народу набилось столько, что яблоку негде было упасть, в середине на высокой стопке ковров был поставлен мангал, и вскоре перед зрителями появилась обнаженная девочка. Она тихо повизгивала, а в руках держала двух зябликов, одного из которых, того, что был в левой руке, она время от времени отпускала, но стоило птице вспорхнуть, как девочка тут же хватала ее необыкновенно быстрым движением. Девочка страдала странной болезнью: ее левая рука была более быстрой, чем правая. Она жаловалась, что левая рука настолько быстра, что умрет раньше нее: «Меня никогда не похоронят вместе с моей левой рукой… Я так и вижу, как она покоится одна, без меня, в маленьком гробике, без памятника над ним, без имени, как в каком-то корабле без кормы…»
Перс после этих слов попросил присутствующих всех вместе этой ночью увидеть эту девочку во сне, чтобы она смогла выздороветь, и подробно описал, каким должен быть сон. Народ разошелся, Масуди ушел первым, и у него было такое чувство, будто в языке его образовалась кость, что он и записал в своем «Хазарском словаре», обмакнув перо в горячий абиссинский кофе. Ему здесь делать было нечего. Перс, несомненно, пишет свой словарь. Он тоже ловец снов. Значит, можно служить Адаму Рухани разными способами. Правильный ли способ избрал Масуди?
И вот наступил месяц джумада-аль-авваль и вторая джума в нем. Под покровом речного тумана на берегу лежал в песке новый город, голый и теплый. Его не было видно из-за мглы над водой, но в воде подо мглой отражался каждый его минарет, вонзенный в быстрину. А за туманом, на суше, лежала тишина, глубокая, трехдневная, и Масуди почувствовал, что от этой тишины, от этого города и от жаждущей воды в нем зарождается мужская страсть. В тот день он желал женского хлеба. Один из загонщиков, которых он послал в город петь, вернулся и сообщил ему, что кое-что нашел. На этот раз – женщину.
– Иди по главной улице до тех пор, пока не почувствуешь запах имбиря. По этому запаху ты узнаешь, где ее дом, потому что она кладет имбирь в любую еду.
Масуди шел по городу и остановился, лишь почувствовал запах имбиря. Женщина сидела перед костром, на котором стоял чугунок, на поверхности супа лопались пузыри. Дети с посудой и собаки выстроились в очередь и ждали. Из чугунка она половником разливала суп детям и собакам, и Масудя понял, что она разливает сны. Ее губы меняли цвет, и нижняя была похожа на перевернутую скамейку. Она лежала на остатках недоеденной рыбы, как' бродячая собака на костях добычи, и когда Масуди приблизился, предложила и ему налить в миску, но он с улыбкой отказался.
– Я больше не вижу снов, – сказал он, и она отставила чугунок.
Она была похожа на цаплю, которая во сне видит себя женщиной. Масуди, с ногтями изгнившими и изглоданными, с угасшими глазами, лег на землю возле нее. Они были одни, рядом лишь дикие осы точили жала о сухую кору деревьев. Он хотел поцеловать женщину, но ее лицо вдруг совершенно изменилось. Его поцелуй приняла совсем другая щека. Он спросил, что случилось, она ответила:
– Ax, эти дни. Не обращай внимания, на моем лице они сменяются в десятки раз быстрее, чем на твоем или на морде твоего верблюда. Но ты напрасно хлопочешь под моим плащом, там нет того, что ты ищешь. У меня нет черной галки. Существуют души без тела, евреи их называют дибуки, а христиане – кабалы, но существуют и тела без пола. У душ нет пола, но тела должны его иметь. Пола нет только у тех тел, у которых его отняли демоны. Так случилось и со мной. Шайтан по имени Ибн Хадраш ** отнял у меня пол, но пощадил мою жизнь. Одним словом, теперь у меня один любовник – Коэн Y.
– Кто этот Коэн? – спросил Масуди.
– Еврей, которого я вижу в снах и которого ты преследуешь. Юноша с седым усом. Его тело спрятано в трех душах, а моя душа спрятана в плоть, и я могу поделиться ею только с ним, когда он приходит в мои сны. Он искусный любовник, и я не жалуюсь. К тому же он единственный, кто еще помнит меня, кроме него никто больше не приходит в мои сны.
Так Масуди впервые услышал, как зовут того, кого он преследовал. Имя юноши было Коэн.
– Откуда ты знаешь? – решил проверить Масуди.
– Я слышала. Кто-то окликнул его, и он отозвался на это имя.
– Во сне?
– Во сне. Это было в ту ночь, когда он отправился в Царьград. Только имей в виду: Царьград в наших мыслях всегда на сотню поприщ западнее настоящего Царьграда.
Потом женщина достала из-за пазухи что-то вроде плода, похожего на небольшую рыбу, протянула Масуди и сказала:
– Это ку ** . Хочешь его попробовать? Или ты хочешь чего-то другого?
– Я бы хотел, чтобы ты сейчас увидела во сне Коэна, – сказал Масуди, и женщина заметила с удивлением:
– Твои желания скромны. Слишком скромны, имея в виду обстоятельства, которые привели тебя ко мне, но, судя по всему, ты этого не сознаешь. Я исполню твое желание; сон этот я буду смотреть специально для тебя, и я заранее дарю его тебе. Но берегись – женщина, которая преследует того, кто тебе снится, доберется и до тебя…