Мэр - Астахов Павел Алексеевич. Страница 3

Да, подобные органы были и на Западе, и Лущенко сразу сообщил, что видел такие и в Германии, и в Голландии, и в Великобритании. Но первое же собрание, как это обычно бывает, быстро превратилось в крик и склоку.

– Что можно сделать Советом в пятнадцать человек?!

– Почему предпринимателей только треть?!

И ни объяснения, что тот же принцип формирования у Общественной палаты, ни указания на то, что по трети от Думы, администрации и бизнеса – это самое оптимальное и вполне демократичное сочетание, никого не устроили.

А едва начали зачитывать список членов Совета, поднялся крик.

– А куда Дрынцалова дели?!

– А как Батанин туда попал?!

– А где Козин?! Где?

– Я очень прошу соблюдать порядок, – внятно, размеренно произнес первый вице-мэр, – Совет уже сформирован. Всем дадут слово. У всех будут равные права. Не главное входить в этот Совет. Главное – работать. Честно.

– Ага! Как Сабурова!

Сериканов прекрасно понимал, что Алена Сабурова, жена мэра, и есть его ахиллесова пята.

Разумеется, Алена занималась коммерцией и до избрания мужа депутатом, а затем и мэром. И Лущенко был готов отстаивать ее право на предпринимательство и реализацию своих коммерческих талантов… но такова жизнь: только начни оправдываться, и на это будет уходить все твое время.

Сериканов, избавляясь от воспоминаний, тряхнул головой, глянул на часы – 10.05 – и прошел к трибуне.

– Ну что, начнем, господа?

Шум и гомон спали.

– На повестке дня – санитарное состояние наших торговых точек.

– Наших? – издевательски спросил кто-то.

– Ваших, – поправился Роберт Шандорович, – а если быть совсем точным, то тех мест неупорядоченной торговли, что так портят кровь и нам, администрации, и вам, серьезным бизнесменам.

Зал мгновенно затих. Неупорядоченная мелкая торговля не только была источником всякого мусора и антисанитарии – она сбивала цены магазинам.

Так что придушить разного рода «лоточников» руками администрации было соблазнительно.

Храм

Удивительно, однако, пока они говорили о душе самого Лущенко, им не помешали ни разу. Но едва Игорь Петрович сообразил, что владыка пришел сюда с какой-то просьбой, и вспомнил, что он еще и мэр, телефоны как взорвались.

– …До Октябрьской революции в городе нашем церквей было сорок сороков… – волнуясь, заторопился Гермоген.

Звонок. Долгий, настойчивый.

– …Звон стоял от окраины к окраине. Так и звали: малиновый звон. А нынче едва-едва по одному храму в год восстанавливаем…

Снова помеха – два телефона сразу.

– …Ладно, что власть не торопится помогать. А то еще и мешать начинает.

Мэр сорвал звенящие трубки и с грохотом водрузил их обратно.

– Можно подробнее, владыка? Кто это вам мешает?

– Рашид Абдуллаевич, прокурор наш городской… – развел руками Гермоген. – Сколько раз я предупреждал его, что предам анафеме…

– За что? – опешил мэр.

Гермоген развел руками:

– Он считает, что священников пускают в тюрьмы неоправданно часто.

Потрясенный мэр моргнул и с грохотом поднял и опустил на рычаги еще две трубки.

– А кого же еще пускать, если не адвоката да священника?

Гермоген вздохнул:

– Прокурор говорит, священники мешают следственным действиям. Уж я ему объяснял, что спасение даровано не одним прокурорам…

Мэр, соглашаясь, кивнул.

– …что первым вошел в Царствие Небесное разбойник, что покаялся на Голгофе, а уж никак не Понтий Пилат.

Лущенко хмыкнул, но было видно: он согласен и с этим.

– Так он дал следователям прокуратуры указание не допускать священнослужителей в качестве общественных защитников! В отместку, что ли…

– Вы пытались что-нибудь сделать? – нахмурился мэр.

– Конечно, – закивал Гермоген, – сразу протест написал. А он, нехристь, отвечает, что церковь от государства отделена, вот и выполняйте, мол, Конституцию.

Лущенко озадаченно поднял брови и быстро глянул на часы:

– Я спрошу у Сериканова… он должен знать. Разберемся, обещаю.

Телефоны буквально разрывались.

– Да и это все еще терпимо, – взмахнул рукой Гермоген. – Он ведь строительство нового здания городской прокуратуры затеял! Вот где ужас!

Мэр непонимающе качнул головой:

– А в чем ужас-то?

Гермоген на мгновение замер и тяжело вздохнул:

– Земля-то эта святая, кровью политая. На этом самом месте храм Иоанна Предтечи стоял – до советской власти. Когда большевики надумали его снести, прихожане и служители внутри заперлись…

– И что? – застыл мэр и не выдержал – выдернул шнуры из розеток одним пучком.

Наступила полная тишина.

– Взорвали, – выдохнул Гермоген. – Вместе с людьми.

Ларьки

Уже в следующий миг Лущенко знал, что разберется с этим делом до конца. А митрополит оперся на посох и на кресло; вставая, расправил широкие полы черной мягкой рясы.

– Не смею больше задерживать, Игорь Петрович. И так я у вас отнял больше положенного времени.

Он поднял руку и совершил крестное знамение в сторону мэра. Благословил. Вышел из кабинета и величественно прошествовал к выходу из приемной. За ним поспешил помощник в одежде монаха или послушника.

Игорь Петрович проводил их взглядом и поймал себя на мысли, что с ним случилось дежавю. Именно так пришла и ушла председатель городского суда Егорина со своим незаметным помощником. Ей нужны были квартиры…

Мэр тряхнул головой. Сравнение было явно чрезмерным, и он прогнал глупую мысль прочь. Так случается: едва человек соприкоснется с духовной чистотой, со святынями, поговорит со священником, тут же ему Лукашка морду состроит – мысль дурацкую подкинет или глупость какую в голову занесет… Дверь мягко закрылась, и Лущенко почти бегом двинулся по коридору – в сторону зала заседаний. Он опаздывал на целых двадцать минут.

«Ничего… Роберт справится…» Положа руку на сердце, на плечи Сериканова легла самая грязная часть работы – завести аудиторию. Случись рассматривать этот вопрос в узком кругу собственно Совета, и его бы просто-напросто запороли. Но в аудитории всегда срабатывал закон стада, и голоса наиболее осторожных и вдумчивых просто тонули, терялись среди шуток и подначек. Собственно, это и было главной целью всякой массовости.

Лущенко подошел к приоткрытой двери и, кивнув милиционеру, заглянул в щелку. Они уже голосовали – судя по лесу рук, почти единогласно.

– Добрый день, – толкнул он дверь.

– До-о-обры-ы-ый… – завертел головами зал.

– Ну, что ж, решение принято, – с облегчением кивнул мэру Сериканов. – Переходим к следующему вопросу. Прошу вас, Игорь Петрович.

«Отлично, – торжествующе улыбнулся мэр, благодарно кивнул Сериканову и взял из рук секретарши протокол. – Та-ак… по деньгам прошлись… уход от налогов заклеймили… по мусору нужное решение приняли».

– Так, Роберт Шандорович, а почему вы главный вопрос не рассмотрели?

Сериканов виновато моргнул, а зал насторожился. Лущенко сокрушенно покачал головой и подошел к трибуне.

– Вы приняли очень верное решение, – оценил он работу расширенного Совета, – но, сказав «а», надо говорить и «б». Давно пора оптимизировать и работу киосков.

Бизнесмены обмерли. Но через мгновение опомнились и загудели.

– Главная-то грязь в городе именно от них! – продолжил наступление мэр. – Криминал! Крысы! Контрафакт, наконец! Перед всей Европой стыдно! Как хотите, а нам с вами надо с этим покончить.

Коробейники

Игорь Петрович сказал обо всем. И о том, что эти ларьки уродуют город своим мерзким видом и вечной помойкой вокруг каждого из них, и о горах бутылок, оберток, объедков и пакетов, о пирующих крысах, бездомных кошках и о символе не мира, а запустения – наглых серых воронах. И понятно, что ответная реакция последовала почти сразу.

В зале тут же поднялись человек семь, но первым выбежал к трибуне и схватился за микрофон парень в расшитой рубахе-косоворотке и – мэр не поверил своим глазам! – красных шароварах.