Мягкие зеркала (полная версия) - Павлов Сергей Иванович. Страница 75

Он подсчитал и точно знал теперь, что кислорода в баллонах скафандра ему хватит на двадцать три с половиной часа. Плюс, как шутят десантники, «последнее желание» — восемнадцать минут кислородной поддержки при взрыве аварийного патрона. «Снегирь» не «Шизеку», в котором можно надеяться на аварийный анабиоз. Не «Витязь» и даже не «Селена». Ежели обстоятельства не позволят открыть гермошлем после взрыва патрона максимум через двадцать минут — «Снегирь» превращается в саркофаг.

КРАТЕР № 666

На расконсервацию катера и очистку блистера от инея с помощью манипулятора пришлось затратить около получаса. Занимаясь этой работой, Андрей оглядывал стиснутую со всех сторон мраморно-неподвижными облаками полость пролома и решал, как будет действовать дальше. Но прежде всего он высветил на таймерном табло обратного счета цифры верхнего предела возможности своего пребывания в скафандре: 23-00. Время «матча», проигрыш в котором совершенно тривиально равносилен смерти.

Он был почему-то уверен, что «Казаранг» пересек в полете первый виток пунктира круглых следов, а ему лично удалось добраться пешком до второго. Скорее всего драккар сейчас находится в промежуточной полости. По-видимому, вся сердцевина гурм-феномена состоит из межоблачных полостей, разных по размерам, форме и освещенности. Возможно, туманные перемычки-мембраны, сквозь которые просачивается сюда зеленое свечение, тоже варьируются по вязкости и толщине. Хорошо, если бы их толщина уменьшалась в направлении к центру. Или хотя бы не увеличивалась. Интересно, почему туман «мембраны» отличается от тумана стены? Почему при визуально наблюдаемой буквально «мраморной» неподвижности облаков вид этой полости заметно изменился за несколько минут, потраченных в «гонке за лидером»? Во всяком случае, вместо довольно стройного чередования вертикальных темных и светлых полос, которое сотворило иллюзию подернутой туманом колоннады, в глубине полости виднелось теперь нечто вроде горизонтально-щелевых ниш или проходов под низко нависающими клубами кучевых облаков… Интерьеры гурм-феномена, похоже, склонны к скачкообразным изменениям.

— К изменениям у меня за спиной, — пробормотал Андрей. Встрепенулась и угасла зеленоватая зарница. Он покосился на индикатор звукозаписи, тихо присвистнул. Вместо крылышек сигнального мотылька дрожала красная точка. И здесь, значит, дело дошло до точки…

— Что ж, — проговорил Андрей, — значит, не будем тратить время на доклады. Тем более что гурм-феномен нервно реагирует на каждое мое слово.

Зарницы вспыхивали над горизонтально-щелевыми нишами — кучевые облака словно бы мгновенно раскалялись снизу и так же мгновенно остывали. «А мы туда не пойдем, — думал он, втягивая манипулятор в корпус. — Мы пойдем на „ручей“ моего не вовремя погибшего напарника… Или вовремя?»

Нежно-зеленое зарево ширилось, надвигаясь с каждым шагом драккара. Там, куда били прямые лучи фар и прожекторов, мутной яркостью наливались белесые пятна. Флер… Наконец «Казаранг» коснулся туманной завесы — Андрей почувствовал, как напряглись металлизированные мускулы ступоходов, увяз корпус. «Пройдет, — с тревогой и надеждой думал он, — Должен пройти. Лишь бы не было чего-нибудь наподобие выверта . С меня довольно…»

Подобного выверту не было ничего. Просто был длительный, трудный для катера переход. Вернее — продавливание. Основное свойство туманной среды — ее вязкость — ощущались в кабине в той же мере, что и в забортном пространстве. Но, если не шевелиться в скафандре совсем, лобовое давление вязкой субстанции воспринималось просто как трехкратная перегрузка.

Лучистым фейерверком летели навстречу и во все стороны… нет, уже не искры — длинные и широкие (шириной с дорожный бордюр) рваные полосы неопределенного цвета. Глазам было больно смотреть, но зрелище, в общем, занятное… По мере продвижения драккара вперед радиант фейерверочной россыпи постепенно смещался кверху, и это создавало замечательную иллюзию скоростного взлета с набором высоты. Сначала под небольшим углом к горизонту, затем все круче и круче. Волей-неволей пришлось погасить фары: головокружительная скорость взлета навстречу нежно-зеленой заре плохо вязалась с черепашьими темпами проползания черных трещин, темных морщин и бугров по нижним экранам — видеть это было невыносимо.

Иллюзорная высота росла, скорость тоже. И вдруг «катастрофическая остановка» на полном ходу — в блистер будто плеснуло зеленой краской. Приехали… Машина глубоко продавливала ступоходами ледорит, корпус вибрировал от напряжения, а окно в подсвеченную зеленым сиянием полость расширялось томительно-медленно. Андрей поймал себя на том, что и сам он весь напряжен до предела: мускулатура как дерево — мышцы свело от нелепого стремления помочь машине быстрее выдернуть корму из вязкой среды.

— Поднатужимся немножко:

Как бы здесь на двор окошко

Нам проделать, —

продекламировал он, чуточку изменив знакомые с детства строки. Умолк, приглядываясь к светящимся облакам: какая будет реакция?

Никаких серьезных эффектов. Правда, по облакам пробежала волна искристого мерцания. Но пробежала — и все. Ничего больше… Не иначе, Пушкин гурм-феномену понравился.

Машина ухнула вниз, резко накренилась. Цепляя днищем край кратерной ямы, выбралась наверх, выпрямила ступоходы и пошла вперед своим обычным шагом. Андрей оглядел зеркальный «ручей» по всей длине полости: одинокий бугор, похожий на оплывший бюст, уже исчез — вся поверхность «ручья» из конца в конец была равномерно утыкана чем-то вроде зеркальных кеглей. На глаз расстояние между этими штуками как будто не превышало расстояния между ямками затопленного пунктира. «Здорово напоминает позвоночник!» — подумал Андрей. Перевел взгляд на нижние экраны. Слишком тонкий позвоночник для такого колосса, как гурм-феномен… Но истины ради: на тоненьком этом хребте здесь, очевидно, держится все…

Когда драккар беспрепятственно перешагнул подверженный «хребтовой» эволюции виток спирали, Андрей ощутил нерешительность. Что целесообразнее: направить машину вдоль витка или снова продавливать туманные «мембраны»? Через «мембраны» путь намного короче… Не хотелось признаваться даже самому себе, что он боится вывертов , которые вполне вероятны на этом пути. Однако он их боялся.