«Мустанг» против «Коломбины», или Провинциальная мафийка - Печенкин Владимир. Страница 25

– И сколько вам требовалось для нормального состояния?

– Сколько? Ну хоть грамм опия.

– А сколько стоил этот грамм?

– О, в то время у нас в Усть-Лагве недорого брали, ведь не я одна с фармацейки тянула. Грамм за десятку можно было достать.

– Значит, за нормальное здоровье, которое природа всем людям бесплатно дарит, вы выкладывали по триста рублей в месяц?

– Так получается.

– Откуда же брали столько денег?

– Не деньги, как вы не понимаете! У них там все схвачено и налажено. На фабрике один человек дает мне целлофановый пакетик, я прячу его на себе, через проходную проношу, передаю кому следует, мне за это два грамма. Кто давал, кто принимал, говорить не хочу, лучше не спрашивайте. Вам и ни к чему, в прошлом году всю ихнюю лавочку прихлопнула милиция. Сидят, меня поджидают.

Лиза нервно стерла пот с бледного лица. Дышала она неровно, губы кривились. Пора прекращать беседу. Но Лиза продолжила, и Калитин не решился ее остановить.

– Они тогда еще не знали, что за ними следят. Когда я на проходной погорела, они думали, что случайно влипла. Меня не посадили, подписку взяли, что не уеду никуда, явлюсь по повестке. Послала я записку в компашку свою: влипла, мол, никого не заложила, все на себя взяла. Ко мне пришли ночью, тихонько вызвали во двор, мама и не услышала. Смывайся, говорят, а то засадят. Дали товар… ну, вы понимаете. Грамм двести. Для меня тоже несколько ампул, настоящих, аптечных. Денег немного. Явку в Шиханске. К кому явку – не скажу. Это мое дело…

– Лиза, вам плохо? Позвать Елену Георгиевну?

– Не нужно, я сейчас, сейчас… Перед вашим приходом мне укол сделали… Как начнешь вспоминать, тошно до блевоты… Дайте попить. Спасибо. Прошло.

– Оставим до другого раза, когда вам станет лучше.

– А вы и еще придете? Правда? Нет, не уходите, я доскажу. На чем я остановилась?

– Приехали в наш город…

– Да. Вы знаете, как получилось… У себя дома я без дозы не могла, но держалась в пределах, чтобы мама не заметила, на работе не засекли бы, не выгнали с фармацейки. А тут все вместе, и страх, и неизвестность, чужое все… И саданула укол в вокзальном туалете, большую дозу… Забрали меня…

– Забрали, и слава богу, не надо было удирать. На год раньше избавилась бы от зависимости.

– Тюрьмы боялась. И теперь боюсь, да что поделаю…

Надо было все же уходить, долгая исповедь явно утомила больную. Или переменить тему?

– Куда же вы сбежали? Ведь у вас в Шиханске никого нет.

– Ну почему, явка… Я товар передать успела, прежде чем такого дурака сваляла, дозу перебрала. После больницы жила там месяц. Ну, приелась ему… На что я сдалась без товара-то …Чего морщитесь? Да, жила с ним, а как же. Если девчонка на иглу села, она и ляжет… за дозу с кем попало…

Глаза у Лизы слезились, горло сдавливали спазмы тошноты.

– Лиза, довольно, успокойтесь. Я позову доктора. Завтра мы с вами договорим, хорошо?

– А вы придете? Ладно, зовите врача.

14

Корнев круто развернул машину, врубил задний ход, лихо зарулил на стоянку, с самого края. Вынул ключ зажигания, неторопливо вылез, обошел кругом «Волгу», оглядел, погладил ладонью черную поверхность корпуса. Хорошая машина. Красивая. Новенькая. Руля слушается безотказно. Игорь Корнев любит, чтоб его слушались. Всегда, во всем. Даже машины, не говоря о людях.

У прежнего хозяина на ветровом стекле красовалась броская наклейка: «Мустанг». И это тоже понравилось Корневу: звучит. Мустанг – дикий конь в прериях Дикого Запада, сильное, свободное животное. «Мустанг»… Но, поразмыслив, Корнев наклейку не без сожаления содрал: кто занят не вполне законным бизнесом, тот должен пока что выглядеть скромно, без особых примет. Но про себя он продолжал называть своего красавца коня «Мустангом».

Сперва Корнев нацеливался купить «Жигули» – «девятку». Запросили по-божески, двадцать пять тысяч. Хвалят ее знающие люди, и новая «девятка» потянет на все тридцать кусков. Но та, что продавалась, была пожарно-красного цвета – где и отхватили такую? Чрезмерно патриотично, ярко, бросается в глаза, у милиции в памяти остается на веки вечные. Черная «Волга» прельстила не тем, что малость дешевле запросили. Игорь Корнев не мелочник. Черная машина – цвет начальственный. На таких машинах советские мэры и секретари горкомов-обкомов всю жизнь ездили. И отъездились. Настал черед Игоря Корнева и подобных ему. В черных «Волгах», «Чайках», «мерседесах» будут кататься те, у кого деньги. Жалко, «мерседесов» в Шиханске пока не видать. Надо съездить в Свердловск, нельзя ли там купить. Или «вольво». В Москве, слыхать, за «вольво» берут полтораста тысяч. Зато вещь! Престижная машина. Для деловых разъездов «Мустанг», а эта – для отдыха у моря. Покойный Леонид Ильич любил дарить родне «мерседесы». Игорю Корневу никто не подарит. Но ничего, есть голова на плечах, не только для красивой прически.

Окинув безразличным взглядом пятачок перед входом в кинотеатр «Россия», улицу Дзержинского в обе стороны, Корнев возвратился на уютное водительское место в «Мустанге». Японский плейер негромко выпевал приятный шлягер, звенели ударные ритмы.

Справа от «Волги» выстроились одиннадцать легковушек, Корнев их сосчитал и обозрел, подъезжая к стоянке. Три из них так, случайные. Надо присмотреться и либо турнуть отсюда, либо прибрать к рукам. Пятерых завсегдатаев Игорь знал достаточно хорошо, чтобы относиться к ним терпимо. Эти почти каждый день тут промышляют, могут пригодитья: отшить приблудного или разделаться с рэкетирами, если опять сунутся. Еще троих он знал настолько, чтобы доверять им в пределах разумного. То есть оформить на них старые, по дешевке купленные «Запорожцы» – металлолом, не техника. Да и людишки-то все народец бракованный, шакалы, мелочь, глаз да глаз за ними, чтобы не смылись вместе с машинами и водкой, чтобы деньги не захамили, чтобы перед хозяином ходили по струнке. Для пригляда имелся один из этой шараги, которого Корнев знал так хорошо, что не только доверял, но и побаивался. Ничего не поделаешь: желаешь кататься по кооперативным кафешкам на черных машинах с красивыми дамами – умей дрессировать не только шакалов, но и волков, чтобы покорный хищник усмирял рычанием мелкую сволочь и приносил хозяину овцу на шашлык.

Да, так насчет «мерседеса». Лучше всего слетать бы в столицу. После того как завершится намеченная операция на тридцать, ну, при всех издержках, на двадцать пять тысяч – вместе с накопленным должно хватить…

Откинув голову на подголовник, мечтательно щурясь на голубоватый ароматный дымок «Мальборо», Корнев позевывал томно, поигрывал пальцами по баранке в такт шлягеру.

Правая дверца рывком открылась, шлепнулся рядом парень в коричневой спортивной куртке, в клетчатой ковбойке и джинсах.

– Здорово!

– Привет. Чего вы все тут торчите, обэхээсникам глаза мозолите? Других мест в городе вам не хватает?

– Тебя ждали. Сегодня ж основным цехам получку дают, на выпивку жор большой, клиенты косяками ходят. У кого чего было, все толканули. Ханыги вон, пехота похмельная, клянчат хоть одну в долг, а у меня нету.

– В долг? Бог подаст. Я им не общество «Милосердие». Такса известна: девять бутылок продадут, десятая им премиальная. И чтоб деньги несли сполна, иначе морды бей, чтоб порядок был.

Парень повернул к Корневу крепкое, плотное лицо с прямым, по одной линии со лбом, носом, глянул вприщур, полез в карман джинсов, выгреб горстью мятые десятки, рубли, трешки, кинул на колени хозяину.

– На вот, считай.

Корнев стал расправлять купюры, раскладывать синенькие к синеньким, красные к красным… Прикинул, сколько тут.

– Все-таки дал бутылку в долг? Эх, Сережа, добрая ты душа.

– С похмеляги же мужики. Не боись, рассчитаются. На вот мой четвертак и не скули.

– Не надо, забери обратно. Я ведь не от жадности, а чтоб не разбалтывались от подачек. Забери, сказано, свою бумажку. Скоро мы с тобой начнем тысячи считать.