Грехи людские - Пембертон Маргарет. Страница 17

Элизабет была крайне удивлена, когда Адам позвонил ей и сообщил о принятом решении.

– Да, но что там у вас случилось? Мне казалось, Адам, что вы оба так счастливы.

– Были когда-то... А теперь она отправилась путешествовать с Вендором Вестминстером. Скорее всего они поженятся. Он ведь уже много лет от нее без ума.

– Бедненький Адам! – с сожалением и нежностью произнесла Элизабет.

Он ничего не ответил: пусть думает как хочет. Для Франсин же было лучше, чтобы все поверили, что именно по ее инициативе распался их союз.

– Как там у тебя с покупкой нового дома, что-нибудь наметилось? – поинтересовался он, меняя тему разговора.

Элизабет приобрела небольшой сельский дом неподалеку от Мидхерста, что в Суссексе. В часе езды от Лондона по железной дороге. Но несмотря на близость к столице, это была настоящая сельская глушь. Отличный сад перед домом выходил на юг к морю.

– Там потрясающе. – В ее голосе слышались восторг и удовлетворение. – Кое-где сохранилась кладка еще с четырнадцатого века, если можно этому верить, а еще там есть небольшая, как ее называют, Галерея менестрелей и зимний сад.

– А как же уроки музыки?

– В Академии меня согласились принять, – произнесла она с огромным облегчением.

При этих словах Адам даже расхохотался.

– Трудно, должно быть, возвращаться к прежнему ритму занятий?

– Трудно – не то слово. Чудовищно трудно! – Она засмеялась. – Наконец-то из Ниццы доставили мой «Стейнвей». Чтобы установить его в новом доме, пришлось чуть ли не стены ломать. Но как бы там ни было, а рояль стоит теперь в гостиной и отлично вписывается в обстановку.

– И ты счастлива?

После небольшой заминки она сказала с преувеличенной радостью:

– Да, именно так мне и следовало поступить. Адам, я все равно не смогла бы находиться на Итон-плейс одна. Жить в безликих гостиничных номерах мне уже порядком осточертело. Хотелось, чтобы у меня появился собственный дом. А «Фор Сизнз» [3] – именно мой собственный дом. Теперь, когда больше не нужно каждую неделю уезжать в Париж и у тебя оказалось больше свободного времени, мог бы и заехать, посмотреть на мое новое жилье.

– С удовольствием приеду, – с улыбкой ответил Адам. – Ну, пока, Бет. Храни тебя Господь.

Адам сдерживал желание полететь к ней как на крыльях. Он написал ей письмо, несколько раз говорил по телефону, но с момента их расставания в «Савое» ни разу не видел Элизабет. Поскольку теперь он не торчал большую часть недели в Париже, исчез предлог, ранее позволявший ему к ней не приезжать.

Он отправился в гости к Элизабет в следующую же субботу. За пределами Лондона дорога оказалась почти пустой, автомобилей было совсем мало. Стоял знойный майский день. Верх его «остина» был откинут, и легкий сладковатый запах суссекских зеленых лугов явственно ощущался при каждом вдохе. Чувствуя душевный подъем, давно уже им не испытываемый, Адам потихоньку давил на акселератор, устремляясь все дальше на юг. Глаз радовали коттеджи в георгианском стиле в маленьких городках, их окна щедро отражали лучи солнца. Приятен был и вид домов, крытых тростником или соломой, в садах было полно люпина, жимолости и маргариток. Он с удовольствием смотрел и на серые, в нормандском стиле, церкви, чьи похожие на кладбищенские крытые входы отбрасывали густую тень.

Элизабет поджидала его у въезда в поместье. Ее волосы были распущены и свободно ниспадали на плечи; она была в красной шелковой блузке, белой льняной юбке и в босоножках. Обнаженные ноги Элизабет были медового оттенка, а педикюр – ярко-красным. Как только Адам вышел из автомобиля, Элизабет бросилась ему навстречу, широко раскрыв объятия.

– Дядя Ада-ам! Как замечательно, что ты все-таки приехал!

Он обнял и крепко прижал ее к себе, вдыхая ее удивительный сладкий запах. Будь на то воля Адама, он так бы и держал ее, не отпуская. Шелковистые волосы Элизабет ласкали его лицо. Наконец она высвободилась и взяла его за руку; ее глаза сверкали.

– Ну, – сказала она с явным воодушевлением, поворачиваясь к своему дому, – вот это и есть «Фор Сизнз». Как ты его находишь?

Дом был редкостной красоты. Построенный из камня, он стоял в глубине сада точно так же, как несколько веков назад, и составлял такой же неотъемлемый элемент здешнего ландшафта, как и огромное развесистое дерево, дававшее густую тень. Ломонос карабкался по каменным стенам, его перекрученные побеги с пурпурными цветами обвивали подоконники и карнизы. Розы, еще в бутонах, росли у самого входа в дом, обещая вскоре радовать глаз.

– Во всяком случае, выглядит очень неплохо, – сказал Адам вполне чистосердечно, когда Элизабет ввела его в гостиную, прежде главную залу в доме нормандского рыцаря.

– Это самая древняя часть дома, – пояснила она, заметив, что Адам рассматривает потолочные балки, соединенные внушительных размеров гвоздями. – А оба крыла, которые образуют вместе со старой частью дома букву Н, были пристроены гораздо позже, веке в семнадцатом или что-то вроде...

– Совсем недавно, что и говорить, – с улыбкой согласился он.

В ответ она тоже улыбнулась и провела Адама через обеденную залу в кухню.

– Последний владелец этого дома был американцем, он ухнул в него кучу денег и очень тщательно отреставрировал его старинную часть.

– Судя по всему, он умер, – сказал Адам, когда из кухни они перешли в сад. – Ведь ни один человек в здравом уме и доброй памяти сам, по своей воле ни за что не покинет такой дом.

– Да, – ответила она, и ее взгляд чуть затуманился. – Он умер приблизительно за полгода до смерти папы. И получилось, что этот дом выставили на продажу как раз в тот самый день, когда я начала свои поиски.

Адам уловил грустную нотку в ее голосе и понял, что она вспомнила об отце. Адам также подумал, что, окажись здесь Джером, он вовсе не нашел бы это жилище Элизабет достаточно стильным. Он наверняка решил бы, что дом находится слишком далеко от столицы, что тут слишком тихо и уединенно.

– Скажи, Бет, ты счастлива? – перестав улыбаться, спросил Адам. Его глаза внимательно следили за выражением ее лица. – Привыкла жить одна?

Ее волосы золотом переливались на солнце, свободно ниспадая на плечи. Элизабет отвела от него взгляд.

– Я не уверена, что можно привыкнуть к одиночеству. Тем более сложно привыкнуть к одиночеству мне, ведь раньше я была так счастлива с отцом. Понимаю, ты считал отца эгоистом, был уверен, что ему не следовало настаивать на том, чтобы я всегда и всюду его сопровождала, но ведь он нуждался во мне. А раз так, я была совсем не против.

Прилетевшая пчела кружилась над клумбой сальвии. Вдали, за зелеными холмами, небеса плавно сливались с морской гладью.

– Так почему же все-таки ты решил не жениться на Франсин? – неожиданно спросила Элизабет, повернувшись к Адаму. – Я точно знаю, что она не влюблена в Вендора Вестминстера. Луиза Изабель вчера мне звонила, приглашала на вечеринку. Так вот, она сказала, что Франсин вне себя от горя и все еще любит тебя.

Пчела, обследовав сальвию, переключилась на фиолетово-голубые цветы, росшие по соседству. Солнце жарило с необычайной силой. Адам снял блейзер и, продев палец в вешалку, перебросил его через плечо.

– Потому что пришел к выводу, что люблю другую, – ответил он, сунув свободную руку в карман брюк спортивного покроя. – С моей стороны было бы нечестно жениться на Франсин.

Элизабет остановилась и внимательно посмотрела на него.

– И в кого же это, интересно узнать, ты влюблен? – недоуменно спросила она.

Адам находился в каком-нибудь ярде от нее. Он медленно повернулся, изучающе посмотрел на Элизабет, стоявшую среди деревьев. Пчела жужжала над цветами. Солнечные лучи припекали спину Адама.

– В тебя, – сказал он, перейдя Рубикон. Отступать было уже поздно. Да и некуда.