Кошмар в Нью-Йорке - Пендлтон Дон. Страница 19

— Спи спокойно, дорогая. Все хорошо. Просто я вышел взглянуть, что там натворила буря.

Действительно, у будущего короля Фредди все шло хорошо. За ночь он многое узнал и сегодня днем собирался обратить приобретенные знания себе на пользу. Дела могли чуточку подождать, теперь все становилось на свои места, и скоро кричать от ужаса будет этот мерзавец — Мак Болан.

Супруга короля сонным голосом пробормотала:

— Мне показалось, будто ты — этот Квазимодо «Ангел», который тайком, словно тень, проник в нашу спальню. — Она отвернулась и, положив голову на подушку, добавила: — От такой мысли я просто в ужас пришла.

Гамбелла улыбнулся ей и лег под одеяло. Глупая верная Мария... Она даже не представляет себе, что такое настоящий ужас.

Но многие скоро почувствуют это на своей шкуре. Очень скоро. И сполна. Нужно только дождаться, пока не осуществится его «великий проект», «план века». Сегодня — Нью-Йорк, а завтра — весь мир. Капо снова улыбнулся, закрыл глаза и спокойно уснул.

На другом конце города настоящие безжалостные палачи довели девушку до того состояния, когда прикосновение к любой точке ее измученного тела причиняло нестерпимую боль, и Эви кричала все, что знала, первое, что приходило на ум, но садисты не слушали ее. Они хохотали, глумясь над нею, и грубо, по-животному жестоко шутили, изобретая все новые и новые способы, чтобы вырвать душераздирающие крики у своей жертвы. Ночь кошмаров длилась бесконечно долго. До тех пор, пока Эви Клиффорд не перестала кричать.

Глава 12

Болан проснулся с чувством странного нервного напряжения. Раздражение вызывала и неприятная тяжесть в желудке. Снегопад прекратился, стало совсем светло. Из окна Мак увидел, что весь город укрыт снегом, словно белым саваном. Он вышел в коридор, умылся и, вернувшись в комнату, одел изотермический комбинезон, поверх которого натянул брюки и куртку от армейской полевой формы. Экипировку дополнила маскировочная сетка, прикрывшая наплечные ремни с колечками для укрепления гранат и карманами для боеприпасов. Мак спустился вниз. Ночной портье был еще здесь и занимался уборкой холла. Он даже не повернул головы, когда Мак положил свои ключи на стойку и вышел через дверь, ведущую в пристроенное к зданию отеля кафе.

Прямо у стойки он выпил пол-литра апельсинового сока. Кофе и сдобные булочки Болан взял с собой. Утренний свежий воздух и апельсиновый сок вернули ему бодрость и оптимизм. Придя в гараж, Мак чувствовал себя уже значительно лучше. Ему пришлось потратить несколько минут, чтобы навести порядок в кабине микроавтобуса, а затем он рулил на заснеженную улицу, пока еще не зная, куда ехать.

До сих пор им двигал животный инстинкт — чувство, которое он сам не мог ни понять, ни тем более объяснить. Так было с ним в ту памятную ночь под Чан-Дуком, когда он один с двумя солдатами из племени горцев случайно оказался в двух шагах от тропы Хо Ши Мина. Тогда инстинкт заставил его пойти в разведку, и Мак обнаружил северо-вьетнамского генерала — под прикрытием деревьев тот ставил боевую задачу своим подчиненным. Неподалеку находился важный опорный пункт вьетнамцев. Болан сумел передать информацию авиаторам, и те нанесли мощный бомбовый удар по скоплению противника. В тот раз он добился успеха, поскольку доверился своему чутью, а оно его редко подводило.

Болан колесил наугад по улицам Манхэттена. В такой ранний час машин на улицах было совсем мало, да и снежная буря сделала свое дело — немногие рисковали выезжать без особой надобности. Стараясь вести машину по расчищенным улицам, Мак незаметно для себя выпил все кофе и доел булочки. Внезапно он осознал, что только что проехал по мосту через Гарлем-Ривер и движется по направлению к Бронксу.

Болан пожал плечами и пробурчал: «А почему бы и нет?» Он ехал к дому Сэма «Бомбардира».

Свернув в переулок, Мак припарковал «фольксваген» за домом Сэма. Из-за низкой облачности весь мир казался унылым и серым, и только белый снег под ногами вносил какое-то разнообразие. Между домом и гаражом на снегу виднелись свежие следы, а из гаража доносился шум. Болан вынул «беретту» и направился к гаражу. Сэм «Бомбардир» возился с кучей чемоданов, пытаясь запихнуть их в багажник своего «кадиллака». Он поднял глаза, заметил в дверном проеме Палача, часто заморгал и бросил:

— Смотри-ка, просто удивительно! А я думал, тебя уже убили.

— Пока нет, — ответил Мак.

— Теперь я и сам это вижу. — Продолжая возиться с чемоданами, Сэм добавил: — Спрячь пушку, я без оружия. Или ты приехал докончить вчерашнее? Я отправил всех ребят, Болан, и последовал твоему совету: я ухожу от дел.

— Ты очень смелый человек, Сэм.

— Да. Я слышал об одном типе, который, говорят, прячет всю твою семью и обеспечивает тебе прикрытие двадцать четыре часа в сутки, когда тебе это нужно. Он из ФБР.

— Можно предположить, ты вдруг ударился в мистику.

— Нет, просто я начал думать. Ты ведь и сам знаешь, что из Организации можно уйти только ногами вперед, а мне, представь себе, хочется сделать это на своих двоих.

Он выронил один из громадных чемоданов, повернулся к Маку и посмотрел ему прямо в глаза:

— Даже тебя я больше не боюсь. Если приспичило шлепнуть меня — давай. У меня больше нет иллюзий.

— Сэм, я приехал совсем не для того.

— А для чего?

Болан пожал плечами:

— Чтобы поговорить с тобой.

— Тогда извини, но я очень занят — мне пора ехать. По правде говоря, мы уже час назад должны были отсюда смыться. А нам еще нужно заехать в Коннектикут. К тому же, по радио сообщают, что обстановка на дорогах ужасная.

— Не обращай на меня внимания, Сэм. Заканчивай свое дело.

Чианти опять взялся за чемодан, и Болан принялся ему помогать. Сэм с удивлением посмотрел на него и сказал:

— Спасибо.

Помолчав минутку, он добавил:

— Ты тут меня спросил, не начал ли я верить в Бога? Так вот, в церкви я был всего два раза в жизни. Правда, Тереза объяснила мне: не важно, как ты начал жизнь, важно, как ты ее заканчиваешь. Слушай, Болан, я ведь уже давно не тот, кем был тридцать лет назад, когда шлялся по улицам, совсем не тот. Сам знаешь — человек растет, стареет. И тебе известно, что с тех пор, как я встретил Терезу, я сам никого не убивал. Даже не знаю, смогу ли я теперь кого-нибудь убить. Кто-то скажет, что это признак трусости, но я думаю, такое душевное состояние приходит с возрастом, когда начинаешь задумываться о жизни. Ты сам это понимаешь. Мальчишка ни о чем таком не размышляет, но если ему повезет и он доживет до зрелых лет, то потом сам во всем разберется. И кроме того... знаешь, Тереза сделала из меня человека, и ей я обязан всем.

— Да, я тебя понимаю, — пробормотал Болан.

— Так вот, я работал с Организацией, и это естественно. Иначе и быть не могло. Правда, сам я мокрыми делами уже не занимался. Я насиживал себе геморрой в собственном кабинете и поручал грязную работу другим. Сам понимаешь, имя в контракте ничего не значит, да и сделать для такого человека вряд ли что возможно. А жить нужно. К таким вещам привыкаешь и даже начинаешь считать себя порядочным членом общества, честно зарабатывающим на хлеб. Но однажды, Болан, что-то происходит, и ты начинаешь думать.

— Так бывает, — согласно кивнул Мак.

— Еще как бывает! Так вот, я начал думать, едва ты приехал в Нью-Йорк. А вчера ты пришел сюда... Я, как осужденный на электрический стул, увидел перед собой всю свою жизнь, и — прости, Господи, — мне даже выть захотелось. Самое страшное, что теперь уже поздно что-либо менять, слишком поздно. А ты сказал мне, чтобы я шел пить кофе и как следует подумал о жизни. Хороша шуточка: это мне, который и так перебрал всю свою жизнь от начала до конца и все уже обдумал!.. Тереза, дети... И тогда я сказал себе: Сэм, ты вел себя, как скот, ведь ты плевал на тех, кто тебя действительно любит... В общем, надеюсь, ты меня понимаешь.

— Прекрасно понимаю, — снова кивнул головой Болан.