Клуб Дюма, или Тень Ришелье - Перес-Реверте Артуро. Страница 62

Он проснулся, когда начало светать. Девушка спала, прижавшись к нему, и Корсо какое-то, время лежал неподвижно, боясь разбудить ее, и старался не думать о том, что произошло и что будет дальше. Он прикрыл глаза и с наслаждением расслабился, радуясь окутавшей его приятной беззаботности. Он чувствовал на своей коже дыхание девушки. Ирэн Адлер, Бейкер-стрит, 221б. Влюбленный дьявол. Ее фигура в тумане перед Рошфором. Синяя куртка, раскрывшись парашютом, медленно летит на землю. Тень Корсо в глубине глаз девушки. Теперь она спала безмятежно и мирно, от всего отрешившись, и он никак не мог установить логические связи, которые могли бы упорядочить мелькавшие в памяти картины. Но как раз сейчас ему меньше всего нужна была логика; он отдался во власть ленивой неги. Положил руку в теплоту между ее бедер и долго не отнимал. По крайней мере, это обнаженное тело уж точно было реальным.

Вскоре он тихонько встал и пошел в ванную. Глянул в зеркало и увидел следы засохшей крови на лице, а также – следы схватки с Рошфором и ударов о лестницу: синяк на левом плече, еще один между ребрами, которые, когда он их пощупал, отозвались острой болью. Он быстро умылся и пошел за сигаретой. Сунул руку в карман плаща и наткнулся на записку Грюбера.

Он чертыхнулся сквозь зубы, проклиная собственную забывчивость, но поправить оплошность было уже нельзя. Корсо вскрыл конверт и возвратился в ванную, чтобы прочитать записку при свете. Сообщение было совсем коротким – два имени, адрес и номер. Оно вызвало у Корсо жестокую улыбку. Он снова оглядел себя в зеркало: взъерошенные волосы, потемневшие от щетины щеки. Потом надел очки с разбитым стеклом и проделал это так, словно водрузил на голову шлем с забралом; на лице его появилась гримаса злого волка, который учуял добычу. Он бесшумно собрал свою одежду, подхватил холщовую сумку и бросил прощальный взгляд на спящую девушку. Кто знает, может, новый день окажется удачным. Во всяком случае, Бекингэму и миледи Корсо завтрак испортит.

Отель «Крийон» был слишком дорогим, чтобы Флавио Ла Понте сам платил за номер; по всей видимости, расходы взяла на себя вдова Тайллефер.

Именно об этом раздумывал Корсо, когда выходил из такси на площади Согласия, пересекал вестибюль, отделанный сиенским мрамором, поднимался по лестнице и отыскивал комнату под номером 206. На двери висела табличка «Просьба не беспокоить», за дверью царила мертвая тишина. Корсо громко постучал костяшками пальцев – три раза.

Видимо, Братство гарпунеров из Нантакета прямо сейчас и будет распущено, и Корсо не знал, жалеть о том или нет. Когда-то они с Ла Понте вместе сочинили новый вариант «Моби Дика»: Измаил записывает всю историю, кладет рукопись в законопаченный гроб и тонет вместе с экипажем «Пекода». А спасается не он, а Квикег, гарпунер-дикарь, лишенный каких бы то ни было интеллектуальных претензий. Со временем он учится читать и в один прекрасный день знакомится с текстом, составленным его товарищем, обнаруживая, что та версия и его собственные воспоминания о случившемся не имеют между собой ничего общего. И тогда он записывает свой вариант истории. «Зовите меня Квикег», – так он начинает, а заголовок дает простой – «Кит». С точки зрения профессионального гарпунера, правдиво рассказать историю Измаилу помешала его ученость, и он здорово перемудрил: Моби Дик ни в чем виноват не был, обычный кит, как любой другой, все дело в обезумевшем капитане, который на первое место ставил сведение счетов («Какая разница, кто оторвал ему ногу», пишет Квикег), а не заботу о том, как наполнить бочки маслом. Корсо помнил, какая сцена разыгралась тогда за их столиком в баре: Макарова, мужеподобная, по-балтийски суровая, внимательно слушала Ла Понте, который объяснял, как важно было тщательно законопатить деревянный гроб, сделанный корабельным плотником, а Зизи бросала на него из-за прилавка убийственно ревнивые взгляды. Это были те времена, когда Корсо, набирая номер домашнего телефона, непременно слышал голос Никон и тотчас представлял, как она выходит из темной комнаты и поспешно вытирает мокрые от фиксажа руки. В тот вечер, когда они придумывали новый вариант «Моби Дика», он тоже позвонил ей, и позднее вся компания завалилась к ним домой. И они смотрели по видео фильм Джона Хьюстона [144] и распили еще несколько бутылок. И выпили тост за старину Мелвилла в тот самый миг, когда «Рахиль», блуждая в поисках своих пропавших детей, нашла еще одного сироту.

Так все было. И теперь, стоя перед дверью комнаты номер 206, Корсо не чувствовал злобы, какую должен испытывать человек, готовый обвинить друга в предательстве; возможно, в глубине души охотник за книгами считал, что в политике, бизнесе и сексе предательство всего лишь вопрос времени. О политике здесь речи идти не могло, оставалось выяснить, чем именно – бизнесом или сексом – объяснялось присутствие Ла Понте в Париже. Наверно, так сложились обстоятельства. Во всяком случае, даже теперь, сильно разозлившись, Корсо и мысли не допускал, что Флавио впутался в сомнительную историю только ради денег. Он без труда восстановил в памяти образ Лианы Тайллефер, какой она была во время краткой схватки у него дома: красивая и чувственная, с широкими бедрами, белотелая, изнеженная, пышущая здоровьем – роковая женщина в стиле Ким Новак; Корсо поднял бровь, словно в знак того, что понимал мотивы книготорговца. Кстати, дружба проявляется как раз в таких мелочах. Возможно, именно поэтому возникший в двери Ла Понте и не заметил на лице Корсо враждебности. Флавио стоял на пороге с заспанным лицом, босой, в пижаме. Он успел лишь широко открыть рот от изумления, но Корсо сильным ударом кулака тотчас закрыл его, так что Ла Понте кубарем покатился в дальний угол комнаты.

При других обстоятельствах Корсо, надо думать, получил бы удовольствие от такой сцены: номер люкс, в окне обелиск Согласия, на полу толстый ковер, огромная ванная комната. Ла Понте лежит на ковре и потирает разбитый подбородок, пытаясь при этом сконцентрировать поплывший от удара взгляд. Большая кровать, на подносе – завтрак на две персоны. В постели сидит Лиана Тайллефер – белокурая, неотразимая, пышные белые груди – одна вылезла наружу из выреза шелковой ночной рубашки, в руке – надкусанный тост. Соски диаметром сантиметров пять, бесстрастно прикинул Корсо, закрывая за собой дверь.

– Доброе утро, – сказал он.

Потом шагнул к кровати. Лиана Тайллефер, застыв от неожиданности, по-прежнему с тостом в руке, тупо следила глазами, как он сел рядом с ней, бросил холщовую сумку на пол, окинул взглядом поднос и налил себе чашку кофе. Так прошло полминуты, а может, и больше. И никто не проронил ни слова. Наконец Корсо отпил глоток кофе и улыбнулся вдове.

– Помнится, – небритые щеки Корсо казались еще более впалыми, чем обычно; а улыбка напоминала лезвие кинжала, – при последней нашей встрече я вел себя грубовато.

Она не ответила. Только положила недоеденный тост на поднос и заправила грудь в вырез рубашки. Лиана Тайллефер смотрела на Корсо невыразительно – без страха, вызова или злости; скорее даже безразлично. А охотник за книгами, после того что случилось у него дома, ожидал найти в ее глазах ненависть. Вас убьют за то, что вы сделали, и так далее… Кстати, им это почти удалось. Но голубая сталь в глазах Лианы Тайллефер выражала не больше, чем выражали бы две лужицы, затянутые льдом, и это встревожило Корсо сильнее, чем если бы он натолкнулся на вспышку гнева. Он без труда представил себе, как она бесстрастно рассматривает труп мужа, повесившегося на крюке от люстры в гостиной. Корсо вспомнил фотографию бедняги – в фартуке, с поднятым вверх блюдом, где лежит молочный поросенок по-сеговийски, которого Энрике готовится разрезать. Что ж, все вместе они сочинили для него отличный приключенческий роман.

– Сволочь, – пробормотал Флавио, который все еще лежал на полу. Наконец он смог сфокусировать взгляд на приятеле. Потом начал неловко подниматься, хватаясь за мебель.