Тень «Курска» или Правды не узнает никто - Переяслов Николай Владимирович. Страница 42

— …У нас, насколько я знаю, баб на подводных лодках нет и пока не предвидится; наши моряки вообще говорят: «Лучше пробоина в борту, чем женщина на палубе», — рассуждал Лячин. — А вот дизель-электрической торпедной лодкой «S-318» «Коббен» военно-морских сил Норвегии командует, как я слыхал, женщина. Коммандер (по-нашему — капитан 3-го ранга) Сольвейг Крей. Ей тридцать три года, и подводницей она стала в тот самый год, когда затонул наш атомоход «Комсомолец». Надо ведь признать, что для норвежцев эта катастрофа была особенно близка — причем близка как в символическом, так и в самом буквальном смысле слова, так как наша подводная лодка затонула всего в двухстах милях от побережья их страны!..

Потом как-то он сам зашел ко мне в каюту и принес журнал «Мир Севера» со статьей о последнем плавании Баренца, в которой меня сразу же полосонула по глазам роковая для К-141 дата — 12 августа. Однако оказалось, что в истории экспедиции Виллема Баренца она явилась как раз спасительной, так как, возвращаясь в 1595 году на лодках из своего третьего плавания, во время которого их корабль был затерт льдами, почти умирающие от голода участники экспедиции встретили в этот день у Канина полуострова русскую ладью и приобрели у поморов достаточное для своего спасения количество рыбы.

«Слава Богу, — подумал я, — что хоть нам не надо торговаться ни с какими поморами. На лодке имеется солидный запас продовольствия, обеспечивающий её полугодовое автономное плавание».

…А между тем на борту нашей лодки начали вдруг происходить какие-то явно непредусмотренные события. По отсекам раскатились озвученные громкой связью команды Лячина: «Все стоят к погружению!», «Глубина — триста метров!», «Старпом! Уменьшить ход до минимального! Ввести режим „Тишина“. Акустики слушают внимательно!» — а некоторое время спустя их сменили прямо противоположные по смыслу: «Двигатели правого борта — обратный ход!», «Выровнять дифферент!», «Реакторы обоих бортов на полную мощность! Скорость — 18 узлов!» — и тому подобные.

А через несколько часов хода опять: «Старпом! Ход до минимального!», «Глубина сорок пять метров!», «Совершить маневр разворота на сто восемьдесят градусов!..»

— У нас что-нибудь случилось? — спросил я, тихонько открыв дверь к Алексею в его акустическую.

— Что?.. Нет. У нас — все в порядке. Но вот наши беглянки почему-то вдруг повернули сначала на север, в сторону Исландии, а потом на юг, к Англии. Чуть было на нас не наехали. Зачем им понадобилось возвращаться, кто знает?

— А корабли сопровождения?

— Да вся группа. Мы еле успели уйти от них на глубину и затаиться. Теперь вот развернулись следом и догоняем…

Эта наша погоня, сопровождаемая, насколько я мог судить по раздающимся командам, беспрерывным маневрированием вокруг преследуемой группы, длилась ещё почти двое суток. Зайдя на другой день на командный пункт лодки, я попросил каперанга Лячина рассказать о том, что происходит за пределами моей видимости.

Оказалось, что обе натовские субмарины вместе с кораблями сопровождения, повернув сначала резко на север, направились было в сторону военно-морской базы НАТО в Хвальфьордере, что в Исландии, но через некоторое время пути вдруг совершили разворот в совершенно противоположную сторону и двинулись на юг и затем, немного даже возвратившись назад на восток, зашли на английскую базу Холи-Лох — как можно было предположить, для ремонта недостаточно подлатанной в Хоконсверне подлодки «Мемфис».

— Последние четыреста миль она плюнула на всякую скрытность и, всплыв на поверхность, шла в надводном положении. По-видимому, то повреждение, которое ей нанес своей экспериментальной ракето-торпедой «Петр Великий», оказалось далеко не таким пустяшным, если уж она вынуждена была всплыть в надводное положение. А в Хвальфьордере, куда они сначала направились, скорее всего, не оказалось необходимых для ремонта материалов или оборудования, поэтому им и пришлось совершать эти пируэты на пороге Атлантики. Ну да они ведь считают все это своими владениями — чего им бояться?..

Отойдя на безопасное расстояние и заняв удобную для наблюдения и скрытную для чужих сонаров и локаторов позицию, мы засели в непредсказуемо продолжительную засаду, и потянулись бесконечно долгие и наполненные одним только вынужденным бездействием (во всяком случае, для меня) дни ожидания. От нечего делать я залез в судовую библиотечку и принялся за штудирование журналов и сборников, выписывая из них в выпрошенную у моего коллеги по редактированию новогодней радиогазеты тетрадь всевозможную информацию. Не знаю, зачем это мне было нужно и где могло впоследствии пригодиться, но если уж я по воле судьбы оказался частичкой ВМФ России, то хотелось узнать, что же он из себя на данный момент представляет и с противником какой категории сложности вынужден соперничать (по крайней мере здесь, на Севере). И оказалось, что «угроза отечественному предпринимательству со стороны английских, голландских, шведских и других иностранных мореплавателей, купцов, промышленных людей, пытавшихся осесть на российских землях, сопровождала, без преувеличения, всю историю Российского Севера и вызывала соответствующие оборонные реакции…»

Набрав кучу литературы, я уединился в своем лазарете и с головой ушел в конспектирование.

«…Однако в широких, общегосударственных масштабах, — выписывал я тексты выступлений из стенограмм каких-то научно-практических конференций на морские темы, — выходящих за пределы отдельных очагов, военный фактор развития Севера проявился, пожалуй, лишь в годы первой мировой и гражданской войн на европейской части Севера. Мурманск, Архангельск, Белое море стали театрами военных действий или, по крайней мере, районами присутствия крупных вооруженных отрядов.

Вторая мировая война привела к тому, что впервые в истории северные районы планеты стали очень значимыми плацдармами, а в ряде мест — театрами прямых военных действий. Советская Арктика, прежде всего Северный морской путь, превратилась в арену десантных нападений гитлеровской авиации и флота…

Последовавшая затем холодная война включила Север и Арктику в орбиту конфронтации Советского Союза с капиталистическим миром, и прежде всего с США. Значение арктического региона оказалось очень велико…»

«…Морское военное базирование США на Севере осуществляется на его западном фланге — в Баренцевом и, главным образом, в Северном и Норвежском морях. Этот плацдарм можно назвать североевропейским или североатлантическим, обслуживающим Арктику. Он представлен мощной флотской группировкой США (5-й флот), которая к началу 1999 года насчитывала 300 единиц самой совершенной военной техники, среди которой так называемые арсенальные корабли („Стелс“), на которых одновременно базируются до 500 крылатых ракет, и атомные подводные лодки новейшего класса „Си Вулф“ („Морской волк“) из семейства „Трайдентов“).

Ведет себя эта группировка весьма агрессивно. Постоянно на боевом дежурстве у кромки российских территориальных вод Кольского полуострова находится 3 — 4 подводные лодки ВМС США, а иногда заходят сюда «в гости» и другие иностранные субмарины и надводные суда…»

«…Ясно одно: силы арктического военного бастиона по ту сторону не только не сокращаются, но расширяются и качественно укрепляются. Между тем судьба наших северных (как и вообще всех российских) вооруженных сил очень туманна. Так в 1990-м году Северный флот России насчитывал 400 единиц, более чем вдвое превосходя предназначенный для Севера флот американцев. А что от этой мощи осталось в России сейчас и каково качество оставшегося? Судя по сообщениям печати, из всей нашей подводной армады на сегодняшний день сохранились не более как две-три подлодки, способные выполнять боевые дежурства. То есть столько или даже меньше того, что ежесуточно посылает к нашим берегам американский 5-й флот…»

— Ну что, просвещаешься? — заглянув как-то ко мне в свободное от своего дежурства время, весело спросил Колесников. — По возвращении, небось, побежишь сдавать аттестацию на адмирала…