Исповедь экономического убийцы - Перкинс Джон М.. Страница 20

Теперь, похоже, один человек встал на пути Вашингтона. Я знал, что он не был первым: до него были Кастро и Альенде. Но только Торрихос делал это вне коммунистической идеологии, не называя свое движение революцией. Он просто говорил, что у Панамы были свои собственные права: на суверенитет народа, суверенитет территорий и суверенитет над водным путем, разрезавшим его страну на две части, и что эти права были настолько же действительны и божественно предопределены, насколько и права Соединенных Штатов.

Торрихос также возражал против размещения в зоне Панамского канала двух учреждений — Школы двух Америк и Центра Южного командования армии США по обучению ведению военных действий в тропиках. В течение многих лет Соединенные Штаты призывали латиноамериканских диктаторов и президентов присылать своих сыновей и военных руководителей сюда, в эти самые крупные и хорошо оборудованные центры за пределами Северной Америки. Там они обучались ведению допросов, навыкам оперативной работы, а также военной тактике для использования против коммунизма и для защиты своего имущества и имущества нефтяных компаний и других частных корпораций. Кроме того, там они общались с высшим военным руководством США.

Латиноамериканцы ненавидели эти центры — исключение составляли лишь несколько состоятельных семей, которым они были выгодны. Известно, что в них обучались принадлежащие правым батальоны смерти и палачи, которые во многих странах насадили тоталитарный режим. Торрихос ясно дал понять, что не потерпит тренировочных центров на территории Панамы и что зона Канала должна быть включена в границы Панамы [24].

Глядя на красивого генерала на плакате, читая надпись около его лица: «Идеал Омара — свобода; еще не изобретена та ракета, которая может убить идею!», я почувствовал холодок, пробежавший по спине. У меня было предчувствие, что история Панамы в XX веке еще далека от завершения и что для Торрихоса наступали трудные и, возможно, трагические времена.

Тропический ливень хлестал в лобовое стекло, загорелся зеленый свет, и водитель посигналил машине впереди. Я раздумывал о своем собственном положении. Меня послали в Панаму для завершения сделки в отношении того, что должно было стать первым поистине всеобъемлющим генеральным планом развития, разработанным МЕЙН. Этот план должен был обосновать для Всемирного банка, Межамериканского банка развития и USAID миллиардные инвестиции в энергетику, транспорт, связь и сельское хозяйство этой крошечной и такой значимой страны. Конечно, это была хитрость — средство сделать страну вечным должником и таким образом вернуть ее в марионеточное состояние.

Такси тронулось, и меня скрутило судорогой вины, но я подавил это чувство. Да что я волнуюсь? Я уже влез в это на Яве, продал душу и теперь мог реализовать единственный шанс в жизни. Я мог стать богатым, знаменитым и облеченным властью одновременно.

Часть II: 1971–1975

Глава 11. ПИРАТЫ В ЗОНЕ ПАНАМСКОГО КАНАЛА

На следующий день правительство Панамы прислало мне сопровождающего, чтобы показать город. Его звали Фидель, и он сразу понравился мне. Высокий, стройный, он не скрывал, что гордился своей страной. Его прапрапрадед сражался вместе с Боливаром за независимость от Испании. Я рассказал ему, что один из моих предков — Том Пейн, и с удивлением обнаружил, что Фидель читал «Здравый смысл» в испанском переводе. Он говорил по–английски, но когда узнал, что я неплохо знаю язык его страны, то разволновался.

— Многие из ваших людей живут здесь годами и не дают себе труда изучить язык, — сказал он.

Фидель повез меня в богатый район города, который он называл Новой Панамой. Когда мы проезжали мимо небоскребов из стекла и стали, он рассказал мне, что в Панаме больше международных банков, чем в любой другой стране к югу от Рио–Гранде.

— Нас иногда называют американской Швейцарией, — сказал он. — Мы не задаем нашим клиентам лишних вопросов.

В конце дня, когда солнце клонилось к Тихому океану, мы выехали на проспект, послушно следовавший изгибам залива. Вдали виднелась длиннющая очередь из стоявших на якоре кораблей. Я спросил Фиделя, не случилось ли чего на канале.

— Это обычная картина, — сказал он с улыбкой. — Вереницы кораблей, ожидающих своей очереди. Половина из них возвращается из Японии или идет туда. Даже больше, чем в Штаты.

Я признался, что это было для меня новостью.

— Неудивительно, — ответил он. — Североамериканцы не много знают об остальном мире.

Мы остановились у живописного парка. Старинные руины были увиты бугенвиллеей. Табличка гласила, что некогда это был форт, построенный для защиты города от английских пиратов. Какое–то семейство готовилось к вечернему пикнику: отец, мать, сын, дочь и пожилой человек, должно быть дедушка. Внезапно мне страшно захотелось погрузиться в то спокойствие, которое, казалось, окутывало эту семью. Когда мы проходили мимо них, они заулыбались, помахали нам рукой и поздоровались на английском. Я поинтересовался, не туристы ли они. Они рассмеялись. Мужчина подошел к нам.

— Я представитель третьего поколения нашей семьи в зоне Канала, — гордо объяснил он. — Мой прадед приехал сюда через три года после окончания строительства. Он был водителем мула. Так называли трактора–тягачи, которые тянули корабли через систему шлюзов. — Он указал на пожилого мужчину, который помогал детям накрывать стол для пикника. — Мой отец уже был инженером, я пошел по его стопам.

Женщина помогала тестю и детям накрывать на стол. Солнце за их спинами погрузилось в голубую воду. Сцена была наполнена идиллической красотой и напоминала картину Монэ. Я спросил мужчину, были ли они гражданами США.

Он недоверчиво посмотрел на меня.

— Конечно. Зона Канала — это территория Соединенных Штатов.

В это время мальчик подбежал к отцу сообщить, что ужин готов.

— Ваш сын станет четвертым поколением? Мужчина молитвенно сложил руки и воздел их к небу:

— Каждый день молюсь Богу, чтобы Он дал нам эту возможность. Это просто чудесно — жить в зоне Канала. — Опустив руки, он посмотрел на Фиделя. — Надеюсь, что еще лет пятьдесят мы сможем здесь удержаться. Этот деспот Торрихос мутит воду. Опасный человек.

Внезапно я как будто почувствовал толчок. Я сказал ему по–испански:

— До свидания. Надеюсь, вы и ваша семья хорошо проведете здесь время и много узнаете о культуре Панамы.

Мужчина с отвращением посмотрел на меня.

— Я не говорю по–испански, — сказал он. Резко повернувшись, он направился к своей семье.

Фидель подошел ко мне, положил руку на плечо и крепко его пожал.

— Спасибо, — сказал он.

Когда мы вернулись в город, Фидель повез меня в район трущоб.

— Это у нас не самые страшные, — сказал он, — но и по ним кое о чем можно судить.

Через улицы, застроенные деревянными лачугами, протянулись канавы, наполненные стоялой водой. Полуразвалившиеся хибары напоминали сгнившие лодки, затопленные в выгребных ямах. К машине подбежали дети с раздутыми животами, и она наполнилась запахом гнили и нечистот. Когда машина замедлила ход, они сбились на мою сторону и, называя меня дядей, стали просить милостыню. Это напомнило мне Джакарту.

Стены были покрыты граффити. Некоторые из них изображали традиционные сердца с именами влюбленных внутри, однако большая часть представляла собой лозунги, основным содержанием которых была ненависть к Соединенным Штатам: «Убирайтесь домой, гринго», «Хватит гадить в наш канал», «Дядя Сэм, рабовладелец» и «Скажите Никсону, что Панама — это не Вьетнам». Однако больше остальных меня заставил поежиться вот этот: «Смерть за свободу — это дорога к Христу». Между лозунгами были наклеены портреты Омара Торрихоса.

— Теперь на другую сторону, — сказал Фидель. — У меня есть соответствующие документы, вы — гражданин США, так что можем ехать.

вернуться

24

Graham Greene, Conversations wtth the Genera! (New York: Pocket Books, 1984); Manuel Noriega with Peter Eisner, The Memoirs of Manuel Noriega, America's Prisoner (New York: Random House, 1997).