Исповедь экономического убийцы - Перкинс Джон М.. Страница 30

Я нанял молодого математика из Массачусетского технологического института, доктора Надипурама «Рэма» Прасада, и выделил ему бюджет. Через шесть месяцев он преобразовал метод Маркова для эконометрического моделирования. Затем мы вместе выдали несколько технических статей, представлявших революционный метод Маркова для прогнозирования влияния инфраструктурных инвестиций на экономическое развитие.

Это было именно то, чего нам не хватало: инструмент, научно «доказывавший», что, втягивая страны в долговую ловушку, из которой они никогда не смогут выбраться, мы приносим им большую пользу. На самом деле только высококвалифицированный эконометрист, имевший уйму времени и денег, мог разобраться во всех сложностях метода Маркова или поставить под сомнение наши выводы. Наши статьи были опубликованы несколькими престижными организациями, мы официально представляли их на конференциях и в университетах в разных странах. Эти статьи — и мы сами — стали широко известны в нашей отрасли [40].

Что касается Торрихоса, то мы с ним соблюдали условия нашего тайного соглашения. Я обеспечил достоверность наших исследований, а также то, что наши рекомендации принимали во внимание интересы беднейших слоев. Хотя я и слышал ворчание по поводу того, что мои прогнозы по Панаме не дотягивают до нужных раздутых стандартов и даже попахивают социализмом, факт оставался фактом: МЕЙН продолжала получать контракты от правительства Торрихоса. Контракты предусматривали создание генеральных планов развития не только традиционного сектора инфраструктуры, но и сельского хозяйства. Кроме того, со стороны я наблюдал за началом переговоров Торрихоса и Джимми Картера о пересмотре соглашения по Каналу.

Переговоры по Каналу вызвали глубочайший интерес во всем мире. Все ждали, как поведут себя Соединенные Штаты: поступят ли так, как, по мнению всего мира, должны были поступить, то есть передать панамцам контроль над Каналом, или попытаются воссоздать общемировой вариант Замысла Провидения, подорванный поражением во Вьетнаме. Многим казалось, что президентом Соединенных Штатов был избран разумный и способный на сострадание человек и произошло это как раз вовремя. Однако консервативные бастионы Вашингтона и трибуны религиозных правых гудели от негодования. Как могли мы отдать этот оплот национальной обороны, этот символ американского мастерства, эту полоску воды, которая привязывала судьбы Латинской Америки к прихотям американских коммерческих интересов?

Приезжая в Панаму, я обычно останавливался в отеле «Континенталь». Однако в мой пятый приезд мне пришлось остановиться в отеле «Панама» через дорогу, поскольку в «Континентале» шел ремонт и было очень шумно. Сначала это неудобство меня очень раздражало: я считал «Континенталь» своим домом вдали от дома. Но теперь просторное патио, в котором я сидел, с его ротанговыми креслами и пропеллерами–вентиляторами под деревянным потолком нравилось мне все больше. Обстановка напоминала «Касабланку», казалось, Хэмфри Богарт мог войти в любую минуту. Я положил на стол номер «Нью–Йорк ревью оф букс», в котором только что закончил читать статью о Панаме, и уставился на эти пропеллеры, вспоминая вечер два года назад.

— Форд — слабый президент. Его не переизберут, — предсказывал Омар Торрихос в 1975 году. Он беседовал с группой влиятельных панамцев. Я был одним из немногих иностранцев, приглашенных в этот старинный элегантный клуб с вентиляторами под потолком. — Именно поэтому я решил ускорить решение вопроса о Канале. Сейчас самое подходящее время для начала политической битвы за его возвращение.

Эта речь вдохновила меня. Я вернулся в отель и написал письмо, которое в конце концов отправил в «Бостон глоб». Мне в офис перезвонил редактор с просьбой написать в раздел «Компетентное мнение». Статья «Колониализму в Панаме нет места в 1975 году» заняла почти полстраницы напротив редакционных статей в номере от 19 сентября 1975 года.

В статье назывались три конкретные причины, почему следовало вернуть Канал Панаме. Во–первых, «нынешняя ситуация несправедлива — и уже одно это является достаточной причиной для любого решения». Во–вторых, «существующее соглашение несет куда более высокие риски в отношении безопасности, чем риски от частичной передачи контроля панамцам». Я сослался на исследование, проведенное Комиссией по Каналу, которое пришло к выводу: «Движение по Каналу может быть остановлено на два года бомбой, заложенной кем–то в одиночку со стороны Гатунской дамбы». Кстати, именно на этой угрозе генерал Торрихос неоднократно публично акцентировал внимание. И в–третьих, «нынешняя ситуация создает серьезные проблемы для отношений между Соединенными Штатами и Латинской Америкой». Закончил я следующим:

«Лучший способ обеспечить бесперебойную и эффективную работу Канала — помочь панамцам получить контроль над Каналом. Поступая таким образом, мы могли бы гордиться поступком, подтверждающим нашу приверженность курсу самоопределения, которому мы поклялись быть верными 200 лет назад…

Колониализм был в моде в начале века (начало 1900–х), равно как и в 1775–м. Возможно, ратификация подобного соглашения может быть понятной в контексте того времени. Сегодня ей нет оправдания. Колониализму нет места в 1975 году. Отмечая свое двухсотлетие, мы должны это осознавать и действовать соответствующим образом» [41].

С моей стороны довольно смело было написать подобное, особенно учитывая тот факт, что не так давно я стал партнером в МЕЙН. Считалось, что партнеры должны избегать общения с прессой и, уж конечно, воздерживаться от опубликования политических обличений на первых страницах самой влиятельной газеты Новой Англии. По внутренней почте я получил целую кипу неприятных, в основном анонимных записок, приколотых к копиям газетной статьи. Я уверен, что одна из них была написана почерком Чарли Иллингворта. Мой первый проектный менеджер работал в МЕЙН уже более десяти лет (а я меньше пяти) и все еще не был партнером. На записке был нарисован череп с костями, а под рисунком была незатейливая надпись: «И этот коммуняка — партнер в нашей фирме?»

Бруно вызвал меня к себе в кабинет.

— У вас будет много бед из–за этой статьи. МЕЙН — довольно консервативное место. Но хочу, чтобы вы знали мое мнение: вы сообразительны. Торрихосу наверняка понравится эта статья; очень надеюсь, что вы послали ему экземпляр. Хорошо. Так вот, этим ребятам в офисе — тем, кто считает Торрихоса социалистом, — на самом деле абсолютно все равно, кто он; для них главное — чтобы были контракты.

Бруно, как всегда, оказался прав. Шел 1977 год, у власти был Картер, велись серьезные переговоры по Каналу. Многие конкуренты МЕЙН заняли не ту сторону и соответственно были вынуждены уйти из Панамы; объем же нашей работы все увеличивался. Я сидел в лобби отеля «Панама», только что закончив чтение статьи Грэма Грина в «Нью–Йорк ревью оф букс».

Статья «Страна пяти границ» была довольно дерзкой. Речь в ней шла, в частности, о коррупции среди старших офицеров Национальной гвардии Панамы. Автор подчеркивал: генерал сам признает, что многие его сотрудники пользуются особыми привилегиями, в частности лучшими квартирами, потому что, «если я им не заплачу, заплатит ЦРУ». Здесь чувствовался явный намек на то, что разведка США намеревалась действовать вопреки воле президента Картера и, если потребуется, подкупить армейское руководство Панамы, чтобы те саботировали переговоры по соглашению [42]. Я постоянно задавал себе вопрос: не начали ли уже шакалы подбираться к Торрихосу?

В разделе «Люди» журнала «Тайм» или «Ньюсуик» я видел фотографию Торрихоса и Грина, сидевших рядом. Подпись поясняла, что писатель, личный гость генерала, теперь стал хорошим другом Торрихоса. Мне было интересно, какие чувства испытывал генерал к этому писателю: человек, пользовавшийся его доверием, теперь выступил с такой критикой.