Зеркало Лиды Саль - Астуриас Мигель Анхель. Страница 9

– Почему ты, «фунесто», думаешь, что тебя губит дурной огонь?. – спросил старик ласково.

– Потому что большой огонь у меня на глазах превращается в сотню маленьких. Ясным днем я вижу, как пляшет он вокруг меня язычками, золотыми искорками, и от этого мне хочется кашлять, меня в пот бросает, тошнит.

– Ну, тогда уйди от него…

– А как. если у меня нет врага, которого я в наказе велел бы убить?. – ответил Хуандо понурившись.

– Не вешай голову, «фунесто», Тата Гуамарачито пришел тебе помочь. Слушай мой совет. Той самой ночью ты нашел человечьи кости и металлическую трубочку, где был наказ вызвать на драку Сальватьерру. Не было на тебе большой вины, а если и была, ты искупил ее в тюрьме, и убил ты в честном бою. Двое мужчин с мачете в руках, лицом к лицу,. – это двое мужчин, и, подумай сам, ведь он тоже мог тебя прикончить. И подумай также о том, что тот, кто найдет дурной огонь и не выполнит наказ. – при встрече зарубить незнакомого ему человека,. – сам все равно погибнет от мачете этого человека. Если бы ты, Хуандо, который «до», а не «после», если бы ты не порешил Сальватьерру, когда услыхал его имя и признал его, будь уверен, не остаться бы тебе в живых, да, будь в том уверен, потому как тогда он бы тебя прикончил, если бы вам довелось опять встретиться. Так написано, и так должно быть…

– Может, это и к лучшему…

– Не говори глупостей, живым всегда быть лучше, чем мертвым!

– Хватит рассуждать, Тата Гуамарач ито, что мне надо делать?. – прохрипел Хуандо, кашляя, обливаясь потом.

– Пойдешь и разожжешь костер, дурной огонь…

– Кто?

– Ты…

– Я?

– Ты. И напишешь и оставишь там свой наказ, твой наказ убить, ведь недаром ты зовешься Хуандо, до, до, до…

– Да как же мне это сделать, если в наказе я должен велеть тому, кто повстречает дурной огонь и возьмет холщовую сумку, убить в драке… врага, которого у меня нет?

– Все это правильно, Хуан-до-до, но я укажу тебе другой, лучший путь. Ты разорвешь цепь смерти, цепь, к которой ты прикован, понял?

– К чему я прикован?. – переспросил Хуандо после молчания, наполненного дыханием двух людей.

– К цепи смерти, которую разорвешь.... – стоял на своем Тата Гуамарачито. – и не будешь тогда таким дохлым, не будешь «фунесто».

– Разорвать цепь смерти? Нет, Тата Гуамарачито, это может принести мне еще больше бед. еще больше запутает дело…

– Дурной огонь, который тебя опалил и жжет тебе нутро, виновник очень многих смертей, и настало время его затушить. Благословен тот. да, благословен тот, кто, как ты, может это сделать…

– Скажи мне. – как?..

– Я сам пойду с тобой. Встретимся через восемь ночей на девятую. Сейчас ночи светлые, луна на небе, а через восемь суток мгла будет полная. И тогда я приду за тобой и все поведаю тебе, и мы пойдем вместе…

Тата Гуамарачито и Хуандо, засевшие в сосняке, услышали далекий стук лошадиных копыт. Неторопливый, четкий цокот. Они понимали, что лошадь осторожно идет по каменистой тропе у подножия холма и вот-вот выйдет на дорогу, возле которой им надо развести костер, дурной огонь.

На фоне тусклого отсвета звезд, в молочной полутьме обрисовалась фигура всадника. Лошадь была еще далеко. Самое время, однако, чтобы Хуандо зажег огонь. Он так и сделан.

Подобно звезде, упавшей в гущу темного леса, вдруг осветило дорогу яркое пламя.

Всадник заколебался, но другого пути не было, и… вот он уже вблизи костра, спешился с пистолетом в руке.

Человек не мог и не пытался уйти от соблазна. Побледнев, тяжело дыша, не замечая выбившихся из-под шляпы волос, которые лизали ему лоб и глаза, как языки черного пламени, он схватил холщовую сумку, вскочил на лошадь и удалился быстрым галопом, потом перешел на рысь, а костер продолжал пылать.

– Видишь, все очень просто.... – Тата Гуамарачито обнял Хуандо. – Теперь мне уже нельзя называть тебя «фунесто», ты избавился от колдовства дурного огня.

– Пора.... – сказал Хуандо и вздохнул,. – уже пора, через девять-то с лишком лет. и бог вам отплатит за то, что вы меня надоумили.

– Ты не только избавился от дурного огня, ты, Хуандо-до-до… ты оборвал цепь смерти. В записке, которую ты написал собственноручно и которую мы спрятали в трубочку и положили рядом с костями человечьими и с твоим мачете, с тем самым мачете, которым ты убил Сальватьерру. и с бутылкой змеиной настойки, в этой записке ты наказал не драться насмерть, не убивать… Но что же ты в ней написал?

– Хм, это моя тайна…

– Что ты велел сделать человеку, который прочтет наказ?

– He убивать, нет. Кого ему убивать, если, как я вам : Тата, у меня нет врагов?

– Ну так что же ты наказал?..

– Повторяю вам, Тата Гуамарачито, это моя тайна…

– Хорошо, молчу…

– А вы меня простите? Простите за то, что я вам ее не открываю?

– Не за что тебя прощать. Я уважаю людей, имеющих тайны. Но хочу тебе еще раз сказать, что ты не только отделался от дурного огня, но и порвал цепь из многих смертей… Мне минуло,. – продолжал старик, затягиваясь табаком и сипло откашливаясь,. – мне минуло почти сто лет, и ты хорошенько слушай , то, что я тебе расскажу. Стукнуло мне тогда столько, сколько тебе сейчас, лет тридцать…

– Мне. – двадцать восемь!. – воскликнул Хуандо.. – В общем, был я в твоих годах, когда наткнулся на дурной огонь и получил наказ биться смертным боем с человеком по имени Белисарио Консуэгра, с бедным горемыкой, как я потом узнал. О нем я не слыхал никогда и в глаза никогда не видывал, но вот однажды покупаю я коня на праздничной ярмарке и слышу, кричат: «Белисарио Консуэгра!» На меня будто гора каменная обрушилась. Ничего больше не слышу, не вижу. Обнажил я мачете, иду к нему и говорю: вытаскивай мачете и зашишайся, не то прирежу как поросенка… Он вытащил тесак, и я его прикончил, в куски изрубил, от запаха крови словно взбесился.

– А вы, Тата. от своего дурного огня наказом избавились?. – решился спросить Хуандо…

– Да, Хуандо-до… Мой наказ был таков: вызвать на драку и убить Талислало Яньеса, одного мексиканца, моего недруга. Повстречался мой дурной огонь и мой наказ человеку по имени Пласидо Сальгаэспера. И Сальгаэспера порешил мексиканца ударом мачете. А наказ этого Сальгаэсперы был. – покончить с его давним врагом, Гарричо Дардоном, которого прикончил Ремихио Уэртас, а наказ Уэртаса… Будь ты благословен за то, что порвал эту цепь!

Хуандо всегда смотрел на восход солнца, но еще никогда наступление дня не казалось ему таким прекрасным, как в то утро, когда он, освободившись от дурного огня, смотрел на зарождение, на алый румянец новой зари. Тата Гуамарачито не взял с него никакой платы. Мол, если Хуандо пожелает вознаградить его, пусть откроет свою тайну, скажет. – что написал, что наказал ТОМУ человеку на лошади. Но Хуандо не мог пойти на такое. Не мог принести свою тайну в благодарность Тате Гуамарачито и встречал рассвет в одиночестве. Хорошо смотреть на мир, благодарить его за то, что он существует. Смотреть без злобы и без печали. Эх, если бы вернулась Карде нала Сифуэн-тес! Но зачем хотеть, чтобы она вернулась? Он остановил свою мысль, испугавшись того, что подумалось. Но мысль не остановилась и привела к тому, что Карденала Сифуэнтесбыла частью колдовского огня, который толкнул его на преступление, сделал так, чтобы бедняга Сальватьерра лишился жизни, чтобы его холодное лицо засыпала земля.

Заря разгоралась. Взгляд его остановился под веками, отяжеленными сном и усталостью. Птицы-попрыгуньи. – скок туда, скок сюда. Слезинки росы на пахучих лепестках орхидеи. Далекий стук топора: где-то дровосек рубил дерево, стук на стук…

Он вдруг вскочил и пустился бежать вниз по склону, к старику, и еще издали закричал:

– Тата Гуамарачито, я иду к вам рассказать свою тайну… И рассказал тому на ухо…

Мохнатое ухо старика застыло под его шевелящимися губами. Когда умолк, прищурил глаза, чтобы удержать слезы.

– Ты так написал? Ты так наказал? Ты так повелел?.. – спрашивал Тата Гуамарачито, а смех с его губ растекался по щекам, словно он смеялся всеми своими морщинами.